Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич - Страница 79

— Я имел случай познакомиться со стихами, которые вы опубликовали за последний год… Часть из них, кажется, была запрещена цензурой? Ах, эта цензура!.. — Барон останавливается и продолжает: — Но, если я не ошибаюсь, вы напечатали их… кажется, в одной подпольной типографии?

Райнис внешне сохраняет полное спокойствие, напряженно прислушивается к каждому слову Мейендорфа.

— …Кроме того, по слухам, вы читали эти стихи на различного рода рабочих собраниях… на литературных вечерах и в доме поэтессы Аспазии.

Барон подходит ближе и с деланным интересом спрашивает:

— Да… если я не ошибаюсь, она ваша невеста?

— Что же дальше, ваше превосходительство?

После короткого смешка Мейендорф снова начинает прогуливаться.

— Дальше?.. Ну, что же дальше? Вы уже зрелый поэт, зрелый литератор, господин Райнис… и вам пора подумать о будущем.

Он подходит к письменному столу и усаживается в кресло.

— Итак, вскоре предстоит большой праздник, в Ригу прибудет наш молодой государь и нам нужна торжественная ода.

Мейендорф выдерживает большую паузу и заканчивает, глядя прямо в глаза своему собеседнику:

— …Я предлагаю написать эту оду… вам.

На лице Райниса отражается крайнее удивление. Затем, почти мгновенно, в нем вспыхивает чувство оскорбленного достоинства.

— Господин барон… вы обратились совершенно не по адресу!

Мейендорф дружелюбно смеется.

— Вы слишком скромны. Я верю, что вы можете написать такую оду.

Он встает, медленно подходит к книжному шкафу.

— Сейчас вы пишете стихи, которые размножаются на гектографе… и кто их читает? Смешно.

Барон открывает шкаф и достает с полки книгу в тисненом кожаном переплете.

— А я хочу сделать из вас большого поэта! Ваши книги займут место на полке рядом с Гете, которого вы переводили с такой любовью.

Мейендорф раскрывает книгу и перелистывает несколько страниц.

— …Перевод Фауста сделан почти на поэтическом уровне оригинала! А ведь Гете, как вам известно, был придворным поэтом и даже министром Веймарского герцога.

Райнис с большой горячностью перебивает барона:

— Но дух Гете был свободен, и он писал оды только человечеству!

Мейендорф протестующе взмахивает рукой.

— Ну, не только… Но не будем спорить о деталях.

Он кладет книгу на письменный стол и многозначительно добавляет:

— Я очень рекомендую вам обдумать мое предложение, господин Плиекшан.

Райнис встает и церемонно кланяется.

— Господин барон, я уже обдумал. Благодарю вас за лестное предложение, но я не имею чести претендовать на вакансию Гете при вашем дворе.

Мейендорф оглядывает Райниса с головы до ног и очень холодно прощается:

— Ну, что ж… Не смею вас больше задерживать.

И он протягивает руку к звонку.

При первом дребезжании колокольчика двери распахиваются.

Райнис еще раз кланяется и направляется к выходу.

Мейендорф смотрит ему вслед, пока за поэтом не захлопываются двери. Затем он негромко зовет:

— Королев.

Из маленькой боковой двери неслышными шагами выскальзывает ротмистр с новыми папками в руках.

— Где дело о подпольных кружках Петериса? — не глядя на него, спрашивает барон.

Королев быстро раскрывает папки.

— Здесь. Пожалуйста, ваше превосходительство.

Мейендорф надевает очки, берет в руки большой красный карандаш.

— Один такой поэт опаснее сотни агитаторов.

Барон молча начинает читать какую-то бумагу, но тут же кладет ее на место. Его мысли все еще заняты Райнисом.

— Ну, что ж, господин Райнис… Вы не желаете гнуться? Мы вас сломаем!

Огромный двор верфи «Вимба и компания». В отдалении виднеются каркасы строящихся судов. Справа — большие корпуса цехов. Слева — двухэтажный дом конторы.

В разных местах разбросаны штабеля бревен, досок, связки весел, бухты канатов, груды железных труб.

Резкий, пронзительный гудок…

С лестницы, прижатой к заводской трубе, мальчишка пускает по ветру пачку листовок…

Работница швыряет листовки из слухового окна…

Кто-то бросает большую пачку листовок с огромного штабеля досок…

Кружась на ветру, падают листовки, устилая широкий заводской двор.

Корпус недостроенного судна. Рабочие прекращают работу и бегут в сторону конторы, на ходу подбирая листовки, передавая их друг другу.

Из ворот цехов, из разных закоулков появляются рабочие и работницы верфи. У многих в руках листовки.

Из цеховой конторы выскакивает обер-мастер Зегель, рыжий-человечек маленького роста с надменным лицом. Он бросается навстречу толпе рабочих.

— Кто велел шабашить? Кто дал гудок? — надрываясь, кричит Зегель.

Из толпы выходит Приеде и выпрямляется во весь свой огромный рост.

— Я, господин обер-мастер.

Зегель, озираясь по сторонам, испуганно смотрит на падающие листовки.

— Ах, вот как! Ну что ж, хорошо… только как бы тебе не пришлось пожалеть, Приеде.

И вдруг обер-мастер замечает группу работниц, в центре которой стоит Абелите с листовкой в руках. Девушка медленно читает листовку.

— Хлеба! Свободы! Рабочие Риги!.. Мы живем хуже собак…

Зегель подбегает к Абелите и в бешенстве шипит:

— Ах ты, дрянь! Я взял тебя на работу вместо твоей умершей матери. А ты!..

Задыхаясь от злости, он ударяет Абелите по лицу. Подоспевший Никаноров хватает Зегеля за руки.

— Нехорошо драться, господин обер-мастер. Она у нас сирота.

Возле них тут же оказывается и Приеде.

— Так некрасиво, господин обер-мастер.

Зегель визгливо кричит:

— Не троньте меня! Как вы смеете?!

Приеде держит обер-мастера за плечи.

— Давайте покажем его народу… Пусть все смотрят!

Со всех сторон к Зегелю тянутся сильные руки рабочих. Его поднимают, подбрасывают, и он тут же оказывается на крыше маленького сарайчика.

Цепляясь руками за черепицу, Зегель с трудом поднимается на ноги.

— Это что же?… Бунт?.. Или что?..

Снизу ему отвечает спокойный голос Приеде:

— Стачка, господин Зегель!

Никаноров громко поддерживает Приеде.

— Понял, рыжий чорт? Забастовка! Во как…

Из толпы раздаются возбужденные выкрики:

— Попробуй сам за два с полтиной!..

— Поиздевался и хватит!..

— Штрафами замучил до полусмерти!..

Старая работница кричит громче всех:

— Десять! Работать десять часов!

И одновременно звучит с разных сторон:

— Хозяина сюда!!

Комната в конторе Вимбы. За окном слышится гул толпы.

За столом сидит трясущийся от страха служащий конторы с листовкой в руках. Из угла в угол большими шагами ходит Вимба.

Служащий, слегка заикаясь, читает листовку вслух:

— «…Мы живем хуже со-собак… Фабриканты безжалостно со-сут нашу кро-кровь…»

Вимба подходит к столу и вырывает листовку.

— Дайте сюда!.. «Работать десять часов, а не одиннадцать с половиной… повысить заработную плату…» Очень хорошо!

Вимба мнет листовку и бросает на пол.

— Они скоро потребуют, чтобы хозяин кормил их куриным бульоном!

Со двора, перекрывая шум толпы, доносятся отдельные выкрики:

— Десять часов!

— Хозяина сюда!

Вимба резко обращается к служащему:

— Чорт бы побрал этого ротмистра Королева!.. Он же обещал… Где его драгуны?

Заводской двор весь заполнен рабочими.

И вдруг толпа пятится назад, отступает в сторону.

В ворота медленно въезжает молодой драгунский офицер. Под ним пляшет породистая верховая лошадь на длинных ногах.

На рысях, следуя за своим офицером, врывается во двор большой отряд драгунов.

Офицер искоса оборачивается назад, чтобы убедиться, весь ли отряд на месте.

Огромная толпа замирает в ожидании. Офицер привычным тоном командует:

— Р-р-разойтись!

Стоящий впереди Приеде обращается к забастовщикам:

— Не бойтесь, товарищи! Они ничего с нами не посмеют сделать!