Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич - Страница 72

М о л о т о в (с места). Уверен, что, безусловно, оправдаете.

П а в л о в (продолжает). Как вы знаете, я — экспериментатор с головы до ног. Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство — также экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победоносное завершение этого исторического социального эксперимента.

Овация иностранных делегатов. Как горный обвал гремят…

…аплодисменты над постелью Павлова. И утихают в сумерках раннего зимнего вечера. Серафима Васильевна задергивает шторы на окнах.

П а в л о в. Ну, что там?

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а. Снег, третий день метель.

П а в л о в. Нынче февраль? В феврале снег особенный. Весной уже пахнет. Снежки из него хороши. Принеси-ка.

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а. Что принести?

П а в л о в (заметно оживившись). Ну снега, конечно.

Серафиму Васильевну с глубокой тарелкой снега в руках перехватывают врачи. Один из них Семенов.

1-й  в р а ч. Нет, нет, ни под каким видом.

П а в л о в. Давай-ка сюда. (Берет тарелку со снегом из рук жены. Усмехается.) Снег на тарелке! Смешно!

И вот уже двумя руками он мнет и обкатывает липкий февральский снег, делая из него снежок. Довольный, ворчит про себя:

— Я всю жизнь купался, заём делал у природы.

Звонок. Серафима Васильевна выходит.

П а в л о в (к врачам). А наши крещенские купания в проруби? Это ведь тоже неспроста. Встряска клеткам. Полезнейшая штука!

Серафима Васильевна возвращается:

— Там делегация от студенчества.

П а в л о в. Скажи-ка ты им, что академик Павлов занят… Он умирает.

Оцепенелая пауза в комнате. Поглядев в укоризненные глаза жены, Павлов добавляет:

— Ну, ну, я пошутил. Позови их.

С е м е н о в. Иван Петрович, мы категорически возражаем.

П а в л о в. А что это вы, батенька, раскомандовались? Я ведь еще жив пока.

Трое взволнованных юношей стоят в дверях.

П а в л о в. Ну, что же вы? Напросились — так входите.

Студенты подходят.

П а в л о в. Садитесь. (Усмехаясь, оглядывает смущенные лица молодых людей.) Вы что же думаете, что я секрет какой-нибудь с собой унесу, а? И ничего такого особенного нет в моих работах. Логические выводы на основании фактов. И наблюдательность… наблюдательность и наблюдательность. (Сердито, почти кричит.) Приучитесь делать черную работу в науке. И второе — скромность. Как бы высоко ни оценивали вас, имейте мужество сказать себе: «Я — невежда» (После паузы.) А третье — это страсть. (Привстав, чуть наклоняясь к студентам.) Помните, что наука требует от человека всей его жизни…

Он снова откидывается на подушку. Где, в каких закоулках воспоминаний бродит его мысль?

Тает снежок…

Последняя фраза Павлова звучит с великой силой страсти:

— И если бы у вас было две жизни, то и их бы нехватило вам.

Взмахнув кулаком, он бессильно опускает его на постель. Тяжело дышит, закрыв глаза. В это короткое мгновенье он видит себя перед студентами, принесшими ему деньги на постройку башен. Их тоже было трое. И у одного, большеголового, торчал вихор.

П а в л о в. А кто вас, милостивые государи, собственно говоря, уполномочил?

Никто не понимает этой его фразы, может быть, кроме Семенова. Павлов уже открыл глаза. Шепчет:

— Навязчивые идеи появились. Но почему?..

Он оглядывает стоящих перед ним студентов, точно ища причину своих видений, и находит ее:

— А-а, вихрастый!

Павлов удовлетворенно тычет рукой в одного из студентов. Тот смущенно пытается пригладить вихор.

П а в л о в (улыбнувшись). Ничего, ничего. Пусть торчит. Вы что же, медик?

Студент. Да, кончаю.

П а в л о в. Так вот… (Тяжело дышит.) У больного пневмония, а по-русски — воспаление легких. Двустороннее, ползучее. Очаги сливаются. Ну-с, каков критический момент?

Студенты молчат.

П а в л о в (сердито). Ну-с?

С т у д е н т (тихо). Коллапс.

Сейчас это не только абстрактный научный термин, но и приговор Павлову.

П а в л о в (оживившись). Вот, вот, верно. А как вы себе представляете коллапс? И физиологически, физиологически.

С т у д е н т. Вследствие наступающего паретического состояния сосудов становится недостаточным приток крови к сердцу. Пульс слаб, мягок, вял.

П а в л о в. Так, так. (Он щупает пульс на своей левой руке).

С т у д е н т. Исчезают обычно видимые вены.

Незаметно для других Павлов рассматривает свою руку.

С т у д е н т. Недостаток циркулирующей крови сказывается прежде всего на центральной нервной системе.

П а в л о в. Вот, вот. Молодец! (Семенову.) Будет толк.

Он лежит, закрыв глаза. Тишина. Тает снежок. Семенов провожает студентов к двери. Шепчет сестре:

— Дайте кислород!

Павлов вдруг делает какое-то странное движение рукой, точно ловит что-то. Открывает глаза. Удивленно рассматривает свою руку. Шепчет Семенову:

— Непроизвольные движения появились. Кора сдает. Начинается, видно, развал нервной системы. Пошлите-ка за Давиденковым.

Серафима Васильевна бросается к постели. Наклоняется к нему.

П а в л о в. Погоди, погоди…

Он закрывает глаза, он весь погружен в свой последний опыт.

П а в л о в (шопотом). Ах, вот что?.. Интересно, очень интересно. Надо записать…

Тает снежок.

Не реквием, нет! Ликующая, торжественная тема жизни звучит в оркестре.

Тает снежок…

Стремительно тает снег.

Весенние ручьи шумят в саду института.

Тает снег, обнажая черную, маслянистую землю.

Набухают и взрываются почки на деревьях, медленно выбрасывая еще сжатые первые листья.

Идет весенним садом Варвара Антоновна. Мелькнув, остаются позади мраморные бюсты.

Ренэ Декарт.

Чарльз Дарвин.

Иван Петрович Павлов. 1849—1936.

Остановившись, Варвара Антоновна долго смотрит на знакомые черты Павлова, застывшие в бронзе.

Слышится звонкий собачий лай.

Вдали Никодим ведет на поводу двух собак.

Собаки кидаются на него, играя.

Н и к о д и м (отмахивается). Да ну вас. Варвара Антоновна, пожалуйте.

Вместе с Никодимом и собаками Варвара Антоновна скрывается в подъезде института.

Надпись на цоколе:

Шумят деревья в саду…

В. Крепс, Ф. Рокпелнис

РАЙНИС

В звуки торжественной музыки вплетается отдаленный гул канонады…

Далекое эхо глухо повторяет разрывы крупных снарядов. Широкая аллея, ведущая к памятнику Райниса в Риге, заполнена бойцами Советской Армии.

Сосредоточенные и внимательные лица обращены к памятнику великому поэту. Бойцы стоят в боевом снаряжении. Их каски поцарапаны пулями, у некоторых перевязаны головы…

Вдали еще видны дымы пожаров, отблески орудийных залпов. Памятник Райнису на фоне облаков, дыма и искр пожарищ: огромная фигура гранитного юноши полулежит на постаменте, закинув к небу гордую голову.

У постамента, не шелохнувшись, выстроились в почетном карауле автоматчики.

На фоне музыки звучит негромкий голос диктора:

Еще мальчиками они читали стихи Райниса наизусть… С его песнями воины-латыши прошли по дорогам войны… В карманах шинелей они хранили томики его стихов…

Две пары рук кладут к подножью памятника огромный венок из зелени и цветов. К венку прикреплена широкая кумачовая лента: на ней рукописная надпись: