Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич - Страница 37

— Без пяти минут большевики! — угрожающе каркает толстый бизнесмен, злобно смотря на празднующих победу простых людей. — Но мы скрутим их очень скоро. Скорей, чем они думают. Время либерализма прошло…

— Во всем виновата Советская Россия! — пальцы Хейвуда невольно скрючиваются, словно хватают чье-то горло. — Мы должны готовиться к новой войне. Войне до конца. Даже если она будет стоить жизни половине человечества.

Кругом море людей. Среди шума отчетливо слышно произносимое тысячами людей слово «мир».

Москва. Красная площадь. Народ-победитель на площади. Офицеры и бойцы, юноши и девушки, молодые и старые улыбаются, пляшут и поют. В толпе ликующих советских людей полковник Алексей Дементьев с боевыми орденами на груди. Он восторженно кричит:

— Да здравствует товарищ Сталин!

— Сталин! — гремит над толпой. — Сталин! Сталин! Сталин!

Бр. Тур, Л. Шейнин

ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ

Мокрая, дрожащая от страха кошка, держа в зубах своего детеныша, пытается выбраться из воды, цепляясь за проплывающие мимо предметы. Вот она взобралась на деревянные стенные часы с кукушкой и, подхваченная водоворотом, стремительно уплыла.

По реке, громоздясь, как льдины в ледоход, плывут крыши разбомбленных домов, разбитые грузовики, эсэсовские знамена, трупы людей и животных… Книжные шкафы. Листы бумаги, газеты, корыта, кровати… Полуопрокинутый речной транспорт с надписью «Германия», сохранившейся над разбитыми колесами… И над всем этим слышно гудение многих тысяч моторов, скрежет железа, лязг гусениц…

Разводной мост. Две его половины повисли над рекой, как две гигантские железные руки, не дотянувшиеся одна до другой.

Сотни немецких беженцев буржуазного обличия сгрудились на восточной стороне моста, стремясь переправиться на другой берег.

Через разрыв моста перекинуты деревянные трапы, подгибающиеся под тяжестью обезумевшей толпы, в панике перебегающей через пропасть…

На переправе хаос. Физически сильные, в безумном страхе пытаясь пробиться на противоположный берег, топчут более слабых.

Потерявшие человеческий облик, обезумевшие люди цепляются за доски разрушенного моста, теснимые напором толпы с берега, срываются, падают в воду.

Слышится треск. Мостки не выдерживают, ломаются: все находившиеся на них падают в реку.

Увидев, что путь по мосту прерван, толпа бросается к стоящему у причала старому катеру — речному трамваю с названием «Адольф Гитлер». У одного из бегущих раскрывается футляр от виолончели и оттуда вываливаются какие-то ценности, платье, белье.

Крики, ругань, стоны сопровождают посадку на катер. Плечистые, здоровые немцы с военной выправкой расталкивают женщин и детей.

У одного из них распахнулось штатское платье, промелькнула военная гитлеровская форма.

В сгрудившейся толпе, стиснутый со всех сторон, стоит инженер Отто Дитрих. Это человек лет около 60, седой, в золотых очках. На нем дорожный плащ с траурным крепом на рукаве, грубые башмаки. Белый, будто жестяной крахмальный воротничок, подпирающий морщинистый подбородок, странно диссонирует с этим дорожным платьем. В руках у Дитриха плетеная кошелка. Рядом с ним высокий немец, чуть моложе Дитриха, с хищным лицом. Это Гуго Фишер.

Д и т р и х. Боже, как все это ужасно! Останемся здесь, Гуго; будь, что будет!

Ф и ш е р. Если вам нравится болтаться в петле, оставайтесь. Не говорите глупостей, Отто. Надо бежать к американцам.

Катер «Адольф Гитлер» перегружен настолько, что вода уже подступает к краям его бортов, но посадка не прекращается.

Старик-рулевой, ворочая штурвал и тревожно ударяя в колокол, кричит сиплым голосом: «Ахтунг! Ахтунг!», но никто не слушает его воплей.

Множество людей гребут веслами и досками, отталкиваются шестами, и «Адольф Гитлер» отходит от берега… Не успевшие уцепиться за его борта люди валятся в воду.

Нарастает гул и грохот моторов.

Оставшиеся на берегу и вылезающие из воды немцы поворачивают лица в сторону, откуда слышен нарастающий гул, и в страхе снова пятятся в воду.

Дымящийся, разрушенный взрывами и пожарами саксонский город средневекового вида. К самой реке подходят нагромождения толстых крепостных стен, башни, крыши с уцелевшими кое-где причудливыми шпилями.

По набережной, по мостам, по узким уличкам идут советские танки и самоходные пушки.

Из всех окон уцелевших зданий торчат белые флаги капитуляции.

У самого берега стоит большой старинный, выточенный из камня пограничный знак.

На нем готическим шрифтом высечена надпись: «Город Альтенштадт. Основан Генрихом I в 928 году для защиты подданных его, окруженных славянскими племенами».

Около пограничного знака останавливается большая самоходная пушка.

Командир орудия надевает чехол на огромное дуло и, похлопав по нему ладонью, как обычно похлопывают лошадей по холке, говорит:

— Кажется, все! Дальше ехать пока некуда!

Слышно, как глохнет выключенный мотор.

На набережной стоит большая грузовая машина с передвижной радиостанцией. Рядом с рупором — советское знамя, развевающееся на ветру. Из рупора раздается спокойный голос диктора:

— Говорит Москва! Приказ Верховного Главнокомандующего!

На танках, на самоходках, на грузовиках примостились сотни советских солдат, слушающих приказ:

— Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы и адмиралы, трудящиеся Советского Союза! Сегодня наша страна празднует Первое мая — международный праздник трудящихся.

Толпа немцев, сгрудившаяся в воде, слушает, опустив головы и подняв руки с белыми платками и тряпками.

У некоторых «флаги капитуляции» прикреплены к тросточкам и зонтикам.

Диктор продолжает передавать сталинский приказ:

— Ушли в прошлое и не вернутся больше тяжелые времена, когда Красная Армия отбивалась от вражеских войск под Москвой и Ленинградом, под Грозным и Сталинградом…

У бедного домика пожилой человек с изможденным лицом, слушает, рисуя на стене серп и молот. Это Ганс Шульц, рабочий оптического завода.

Слышен спокойный голос диктора:

— …Ныне наши победоносные войска громят вооруженные силы противника в центре фашистской Германии, далеко за Берлином, на реке Эльбе…

Шульц, увидев группу советских бойцов, вытаскивает из окна ведро с водой и бежит с ним, подавая воду бойцам.

К восточному берегу реки подходят новые части Советской Армии.

Столовая в доме инженера Дитриха.

Большой, как бы вросший в стену, старый буфет. На стенах — сентиментальные немецкие картины и дорожки с вышитыми бисером сентенциями.

В комнате беспорядок: перевернуты стулья, разбросаны бумаги. Какие-то узлы свалены в беспорядке. Во всей обстановке чувствуются следы поспешного бегства.

Шметау, с рюкзаком за плечами, прячась за стену, наблюдает из окна за происходящим на улице.

Нескончаемым потоком движутся советские танковые колонны. В комнате все сотрясается, как во время землетрясения.

Продолжается радиопередача из Москвы:

— …Воины Советской Армии, находясь за рубежом родной земли, будьте особенно бдительны…

Шметау осторожно закрывает окно. Звуки радио становятся глуше. Он бросается к радиоприемнику и начинает дрожащими руками судорожно вращать микшер.

Его жена Эльза в панике носится по комнате, складывая в узлы домашние вещи… Ей помогает 14-летний сын Вальтер.

Э л ь з а (нервно). Боже мой, боже мой! Мы опоздали, все ушли!