Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг. - Егорьев Всеволод Евгеньевич - Страница 64

На крейсерах Камимуры могло быть не вполне благополучно с углем. Как выше отмечалось, 10 августа, узнав около 17 часов о выходе Артурской эскадры, Камимура «приказал всем судам принимать полные запасы угля», а на следующее утро уже вышел из Озаки в Желтое море к о-вам Росс. Успел ли он принять действительно полные запасы, неизвестно. Переход к о- вам Росс и возвращение назад в Корейский пролив были произведены спешно – в течение 40-42 часов. Сопоставляя расстояния и затраченное время, крейсеры шли со скоростью порядка не менее 15 узлов, а учитывая напряженную предбоевую обстановку,-со всеми котлами под парами. Немедленно по возвращении к о-ву Цусима Камимура, без захода в Озаки, прошел навстречу владивостокским крейсерам и ожидал их в море около суток. После этого имел не менее 5 часов форсированного полного хода в бою.

В немецкой литературе[284] имеются указания, что одной из причин отказа Камимуры от продолжения боя с двумя русскими крейсерами были «многочисленные повреждения и большие потери».

Этот автор отмечает, что «один из крейсеров получил подводную пробоину и ему пришлось немедленно войти в док» и что «на этом корабле было ранено и убито 75 человек; три остальных крейсера потеряли всего 3 человека убитыми и 16 ранеными».

Штенцель более резко чем англичане критикует недостаточную решительность Камимуры в доведении боя до победного конца:

«Как и Того, Камимура зашел слишком далеко, заботясь о сохранении всех судов для будущих сражений. Ему следовало бы уничтожить своего противника, имевшего надежное и безопасное убежище в своем порту в противоположность Порт-Артурской эскадре, не располагавшей таковым. Камимура был вдвое сильнее своего противника и ему не следовало упускать последнего из рук, не лишив его боевой способности, тем более, что он имел еще впереди весь день».

Английский официальный историк дает следующие цифры потерь японских крейсеров в личном составе:

«Идзумо» – 3 убитых, 6 раненых

«Ивате» – 39 убитых, 37 раненых

«Адзума» – 8 раненых

«Токива» – 3 раненых

«Такачихо» – 13 раненых

«Нанива» – 2 убитых, 4 раненых

Всего: 44 убитых, 71 раненых.

Теперь хорошо известно, что большинство русских снарядов того времени или вовсе не разрывались, или имели весьма слабое фугасное действие. Очень быстрый в течение боя выход из строя русских орудий способствовал тому, что большого числа попаданий в противника русские крейсеры не имели.

Японский официальный историк дает следующий перечень попаданий в японские крейсеры:

Флагманский «Идзумо», больше чем другие подвергавшийся обстрелу русских, получил до 20 попаданий (2 убитых, 17 раненых). «Адзума»-свыше 10 попаданий снарядов (8 раненых).

В «Токива» «попало несколько снарядов» и было ранено 3 человека.

«В концевой корабль «Ивате» было также несколько попаданий: в 7 часов утра выпущенный с «Рюрика» 8" «снаряд проник в батарею 6" орудий и взорвался вместе с нашими (японскими. – В. Е.) снарядами, вследствие чего были выведены из строя три шестидюймовых и одно 12-фунтовое орудие, а также нанесены большие повреждения вблизи». При этом было убито 40 человек и ранено 37.

Это попадание отмечается и в русских донесениях. Иессен в своем рапорте в момент, соответствующий японской версии, сообщает: «На «Ивате» вспыхнул пожар сразу в двух местах, почему он вышел из строя; однако, быстро справился с ним и занял свое место».

Это повреждение было, по видимому, наиболее крупным из всех: полученных японскими крейсерами. Однако, случилось оно в 7 часов утра и после него в течение трех часов «Ивате» продолжал, находясь в строю, сражаться с крейсерами Иессена.

Слабое фугасное действие русских снарядов не противоречит возможности получения японцами подводных пробоин, но, как будет видно далее, почти все попадания русских снарядов сопровождались лишь небольшими пробоинами, почти соответствовавшими по диаметру калибру попавшего снаряда.

В пользу версии Штенцеля о значительных повреждениях, нанесенных русскими крейсерами своему противнику, могло бы говорить сообщение, приведенное в «Морском Сборнике» № 3, 1906 г.:

«Когда после боя 1 августа японские крейсеры пришли в Сасебо, то пленные офицеры с «Рюрика» видели в иллюминатор кран с орудиями и станками на палубе, который подошел к соседнему крейсеру для снятия поврежденных орудий и станков и установки новых». Однако, замена орудий сейчас же после боя могла потребоваться не вследствие повреждений их русскими снарядами, а по причине естественного износа каналов орудий от напряженной долговременной стрельбы. В пользу этого предположения говорят материалы, которые имелись в распоряжении русского командования еще до войны.

«Как теперь оказывается, – говорилось в одном официальном русском издании 1900 г., – качества орудий Армстронга далеко не так хороши, как предполагали японцы, давая заказы.

Употребляющийся в них кордит до того разъедает орудия, что уже после 150-200 выстрелов камора и канал делаются похожими на кусок дерева, источенный червями».

Пусть это сравнение в буквальном его выражении несколько «гиперболично, но надо помнить, что в период перед русско-японской войной вопрос о неожиданно сильном износе орудийных стволов, при применении нитроглицериновых порохов (к каким относился и английский кордит) был очень острой проблемой.

К неоднократно цитированным (выше) справкам из английского ежегодника Брассея можно добавить здесь еще следующее:

1) «Мы знаем, что наши тяжелые орудия (говорится про английские. – В. Е.) нетерпимо быстро изнашиваются настолько, что мы не можем рассчитывать при принятых скоростях снаряда на значительное число выстрелов» («Брассей», 1900 г. стр. 335) и

2) «Установлено, что при достижении таких скоростей и применении нитроглицериновых порохов, среди которых кордит и баллистит являются лучшими из известных образцами, износ (эррозия), наблюдаемый в каналах, внушает большие опасения» («Брассей» 1901 г., стр. 333).

Только через довольно длительный срок после боя личный состав Владивостокского отряда получил непосредственные свидетельские показания о повреждениях, которые получили японцы. Они не были утешительными. В марте 1905 г. из японского плена приехал отпущенный на родину очевидец с «Рюрика». Он рассказал адмиралу Иессену следующее:

«После потопления «Рюрика» шлюпка, принявшая его с воды, доставила на броненосный крейсер «Адзума», на котором он был доставлен в Сасебо. На «Адзума» «он видел в кают- компании и во многих других местах следы наших снарядов, пробивших борт с одной стороны и вылетевших затем в другой борт, очевидно не разорвавшись. Переведенный с крейсера «Адзума» на крейсер «Ивате», он на последнем увидел весьма значительное разрушение, произведенное снарядом, разорвавшимся правильно около середины судна по ширине его. На его вопрос ему сообщили, что этот снаряд будто бы 8" с крейсера «Рюрик».

Это свидетельство было первым, приоткрывшим глаза русскому командованию на то, какое негодное оружие (снаряды) было на вооружении русских кораблей.

То, что русские снаряды не взрываются, а в случае разрыва эффект его бывает ничтожным, Камимура мог знать еще до боя 14 августа. Ряд артиллерийских боев имел место с начала 1904 г. (Чемульпо, Порт-Артур):

Японский адмирал мог это обнаружить, если не в первые минуты, то во всяком случае в первый час боя 14 августа. А, обнаружив это обстоятельство, мог и должен был реагировать на столь благоприятно изменившуюся для него обстановку, перейдя к более решительным действиям, следуя на сближение с русскими, чтобы вслед за «Рюриком» нанести более значительные повреждения остальным русским крейсерам или быть может и вовсе уничтожить их. Он имел явное превосходство над русскими в скорости хода, не говоря о преимуществах в артиллерии и бронировании. Они видел, наконец, что огонь с «России» и «Громобоя» в ходе боя все ослабевает и ослабевает, – что еще более должно было подсказать необходимость более энергичных действий.