Братство спецназа - Самаров Сергей Васильевич - Страница 12

– Выходить по одному. Вышел, руки за голову, встал на одно колено. И быстро. Времени мало, – раздалось по вагонам.

Кто плохо шевелится – прикладом в затылок.

– Быстрее, мать вашу…

Пересчитали по головам, как скотину.

– В новый вагон. По одному. И быстро, быстро…

В голосе молодых конвойных столько властной брезгливости, что сам начинаешь ими брезговать. И всей душой ненавидеть внутренние войска. Дали глупым соплякам власть и автомат для утверждения этой власти. Недоразвитые мальчики – а других во внутренние войска, особенное в конвой, стараются не брать – из кожи вон лезут, чтобы ощутить ее как можно полнее.

А потом пересыльная тюрьма. Две недели там парили. В камере шестнадцать человек. Большинство новичков. Обыкновенные ребята – кто на чем залетел, в основном по пустякам, со смешными сроками. Сортировки еще не было – кому на общак, кому на строгую. Сортировать будут здесь и отправлять этапом. Опытных зэков двое. При них пятеро прихлебателей. Держат остальных в кулаке – не продыхнуть.

Сохатого привели в камеру последним. Дверь за спиной захлопнулась, лязгнул засов, повернулся в замке ключ. Специально, что ли, их здесь не смазывают, чтобы звук был колоритнее?…

Он остановился, осматриваясь. Стоял, как привык офицер стоять в строю – прямо.

– Милости пожаловать… – вдруг бросился к нему типичный «шестерка» и расстелил под ногами полотенце. Почти чистое.

Дым Дымыч знал этот обычай приема новичка – рассказывали и учили еще в СИЗО. Если человек вытрет ноги, значит, он «тертый», с зоной уже знаком и имеет право на какой-то авторитет. На какой – это выясняется позже. Сохатый через полотенце переступил. Не только потому, что не имел опыта, но и потому, что плевал на местные законы. Демонстративно.

В этот раз он не пожелал проявить свое умение выживать по-спецназовски, надеясь по-спецназовски отстоять свое право на независимость. И через несколько минут ему такая возможность представилась.

В камере стояла настороженная тишина.

– Где место свободное? – спросил Дым Дымыч.

Парень со свежей ссадиной на скуле кивнул на верхний ярус шконки около входа. Сохатый бросил туда свой скромный узелок. Ложиться он не стал. Только прислонился к стойке плечом и еще раз осмотрелся. Все смотрели на него и ждали продолжения.

Шконки стояли в три ряда. Высокое зарешеченное окно в камере всего одно. В дальнем проходе. Оттуда двинулись к новичку несколько фигур. Остановились.

– Представляться надо, – сказал «шестерка», который расстилал полотенце.

– Лосев.

– Сохатый, – сразу же окрестил его кто-то сбоку.

– Так меня тоже звали, – Дым Дымыч посмотрел сначала туда, откуда раздался голос, потом на группу, что подошла из дальнего прохода.

Двоих он выделил сразу. Остальные топтались, выжидая, что скажут они. Колоритные фигуры со стандартными стальными фиксами во рту. Руки в татуировках скрещены на груди. Молча угрюмо рассматривают. Наконец один выступил вперед и стал наматывать на кисть носовой платок.

– Значит, новая мамочка к нам пришла…

Сохатый понял – ему показали на кровать для педерастов. И он согласился по незнанию. Ситуация обострилась, и теперь предстояло себя показать, иначе жизни не будет.

– Да. Мамочка. Только у меня всего одна грудь. И ты ее сейчас сосать будешь…

Удар был очень резким. Дым Дымыч едва успел поставить блок. Но все дальнейшее от него уже не зависело. Тренированное тело работало самостоятельно. Если поставил блок, то не должен ждать второго удара. Молниеносный ответ. Не сильно. Только резко, в болевую точку. И тут же мощно, всем телом – локтем сбоку в челюсть. Противник ударяется головой о шконку, отлетает назад, еще удар – в корпус. Теперь надо поймать падающего лицом на колено.

Драться с толпой и остаться неповрежденным можно только в одном случае – когда ты будешь бить толпу. Это Сохатый знал хорошо. И потому не стал дожидаться, когда на него посыплются кулаки и пинки со всех сторон. Он первым решился на атаку, нанося удары каскадами. Время разговоров кончилось. Натиск и быстрота действий спецназовца были такими, что он задавил противников психически. И тогда уже просто добивал. Методично. Жестоко. Рискуя убить или изуродовать.

Жалости в спецназе ГРУ не учат. Там даже драться не учат. Там учат только убивать. И он почти убивал…

А когда все закончилось, взял свой узелок с пидарской кровати и прошел прямо по лежащим и корчащимся телам, то и дело попадая каблуками по чьим-то лицам, к окну. Бросил к выходу из-под подушки угловой лежанки чьи-то вещи и встал сам рядом.

– Еще желающие есть?

В камере опять повисла тишина. Но уже не такая напряженная. Почти радостная даже. Он понял, что победил. Но не знал, что это победа лишь на время…

– Нормально все, братан… – наконец сказали откуда-то от двери. – Все по уму…

Тот человек, который первым хотел его ударить, и был Шурик Беломор. Через час, отмочив лицо под умывальником, он не побоялся подойти к противнику.

– Ты – зверь, Сохатый… Как ты – даже на зоне не бьют. Не торопись в беспредельщики. Хреново тебе будет…

– Меня не учили бить. Меня учили только убивать, – повторил он то, о чем только что подумал. – Будь счастлив, что в живых остался. В следующий раз не останешься. Это всех касается, – сказал он, по-командирски понизив голос на последней фразе. – Власть переменилась. И порядок тоже.

– Робин Гуд? Всеобщий защитник, что ли? Ну-ну… Как-то ты на зоне запоешь? Там не так живут, как ты привык, там порядки свои, спецназовец…

Значит, они уже знали, кто он такой. Беспроволочный тюремный телеграф работает лучше государственных средств связи – это общеизвестно. И сами контролеры при этом считаются стационарными телеграфными аппаратами.

Угроза не подействовала. Пока еще Дым Дымыч не сталкивался в реальности с силой, которую нельзя победить другой силой. И он надеялся на себя.

…Хавьер принципиально не держал дома рюмок. Пили здесь только из граненых стаканов. И исключительно водку. Правда, хорошую, дорогую. Но исключительно отечественного производства. Водку Хавьер уважал всегда, как национальный напиток, и этим гордился. Себе он налил до края. Тоже с уважением. Посмотрел вопросительно на Сохатого. Дым Дымыч отрицательно покачал головой.

– Знаешь же сам – за рулем не потребляю…

– И правильно.

Хавьер выпил и сразу же налил себе еще стакан.

– Подожди, – попросил Сохатый. Он знал, что пьяный Хавьер становится дурным и непредсказуемым. А с дурным разговаривать трудно. – Давай сначала о делах поговорим.

Тот согласно кивнул.

– Сначала рассчитаемся.

– За что? – Хавьер счет деньгам любил. – Аванс ты получил. Что еще?

– Теперь выплачивай расчет.

– Уже?

– Я хоть когда-нибудь просил расчет раньше времени? Если прошу – значит, все…

Хавьер повеселел.

– Хороший ты спец. Жалко тебя будет терять…

– А зачем меня терять? – насторожился Дым Дымыч. Опасности он не почувствовал и, зная свой звериный нюх на опасность, не сильно обеспокоился. Тем более в ножной кобуре он носил под брюками пистолет. Достать его он возможность найдет всегда. При тренировке на это требуется три секунды. Но не станет Хавьер стрелять у себя дома, даже если решится от Лосева избавиться. Он придумает что-нибудь другое, чтобы от себя подозрение отвести.

– Потому что тебе необходимо будет скоро уехать. Скоро и надолго.

– Рассказывай.

– Мой человек – мент-родственничек – сегодня утром был по делам в областной прокуратуре, у следака Оленина. Тому позвонил какой-то стукач по фамилии или по кликухе то ли Седов, то ли Седой. Названы были я и ты. В связи с чем – родственничек не знает. Следак не сказал. Ты сам, случаем, не знаешь?

– Интересно… – Сохатый сразу уловил связь между сообщением Хавьера и звонком Оленина. – И ты считаешь, что мне следует в темпе срываться?

– Не сразу. Меня Саид просил человека ему найти. Для работы. Мы пару раз с ним уже контактировали. Он хорошо платит. Я тогда залетных приглашал. А сейчас вопрос совсем срочный. Тем более что тебе все равно уезжать. Может, я подумал, напоследок согласишься отработать?