Фиалки в марте - Джио Сара - Страница 18

– Привет, заходи! – крикнул Джек из соседнего помещения, похоже, кухни. – Я уже заканчиваю.

Пахло чесноком, маслом и вином – самая восхитительная и аппетитная смесь ароматов. Мне стало тепло, как от первого глотка вина. Я поставила захваченную из тетиного бара бутылку пино-нуар на столик в прихожей рядом со связкой ключей и большой морской раковиной с мелочью, огляделась. Мое внимание привлекла столовая, вернее, ее стены густого бордового цвета и огромный дубовый стол. Должно быть, Джек любит принимать гостей, подумала я. Слева располагалась гостиная, где стояли два дивана в чехлах, а рядом – светло-серый журнальный столик из выброшенного морем плавника. Грубоватая, мужественная обстановка, но вся мебель отполирована и словно сошла со страниц каталога «Потери-Барн». Даже стопку журналов на столике у стены, казалось, положили с нарочитой небрежностью. Увидев на каминной полке фотографии, я подошла поближе и сразу же заметила снимок молодой женщины в солнечных очках, красном купальнике и изящном льняном парео вокруг тонкой талии. Женщина стояла на берегу и смотрела на фотографа – Джека? – с любовью. Я вдруг почувствовала, что вторгаюсь в чужую жизнь. Глупо, конечно, девушка вполне могла быть его сестрой.

– Привет! Извини, что заставил ждать. – В гостиную вошел Джек с двумя бокалами вина. – Ты любишь шардоне?

– Обожаю!

– Вот и хорошо.

Джек держался уверенно, как старый паром, и его спокойная манера лишь подчеркивала мое волнение, но я надеялась, что он ничего не заметил.

– Давай-ка присядем.

Оказалось, что Джек еще привлекательнее, чем я представляла, – опасно красивый, с темными волнистыми волосами и дурманящим взглядом.

– Тебе вчера понравилось? – спросил он.

– Да, прекрасная ночь!

Только бы не покраснеть, подумала я, хотя знала, что уже покраснела.

– Жаль, что мне пришлось так рано уйти, – заметил он с озабоченным видом.

– Ничего страшного.

Я огляделась, желая сменить тему разговора. На стене висели старые черно-белые фотографии в рамочках. Мое внимание привлекло одно фото со старинным паромом.

– У тебя красивый дом.

«Господи, зачем я ляпнула такую банальность!»

– Как там твоя история?

– Какая история?

Я сразу вспомнила про дневник Эстер и удивилась, откуда Джек про него знает.

– Твоя книга. Для которой ты собираешь материал.

– Ах, книга!.. Движется помаленьку. Медленно, но верно.

– Остров Бейнбридж – превосходное место для писателей, да и для художников тоже. Стоит только взять перо или кисть, и сюжеты или картины появятся сами собой.

Я кивнула, больше думая об истории, разворачивающейся на страницах дневника, чем о собственном творчестве.

– Ты голодна?

– Очень!

Джек отвел меня в столовую, усадил за стол и принес салат из рукколы и фенхеля с тертым пармезаном, блюдо с палтусом, спаржу, политую соусом бешамель, и свежеиспеченные булочки.

– Угощайся, – предложил он, наполняя мой бокал.

– Мужчина, и так хорошо готовит… впечатляет! – сказала я, взяв салфетку.

Джек озорно улыбнулся.

– Что и планировалось.

Мы болтали без остановки под мерцающий свет свечей. Джек рассказал мне, как в летнем лагере он ходил во сне, а когда проснулся, к своему ужасу увидел, что чуть не залез в постель к вожатому. А я вспомнила, что однажды на уроке грызла ручку и не заметила, как она протекла, и мне пришлось целых два дня ходить с перепачканным чернилами ртом.

Я рассказала ему и о Джоэле, но хотя бы не плакалась и не жалела себя. Изложила историю краха наших семейных отношений – впрочем, только потому, что выпила. Белое вино развязывает язык.

– Не понимаю, – покачал головой Джек. – Как это он тебя упустил?

К моим щекам вновь прилила краска.

– А ты был женат?

Джек на мгновение смутился.

– Нет, мы живем вдвоем с Рассом.

Я вспомнила золотистого ретривера, которого видела на пляже.

– Расс! – позвал Джек.

Сверху донесся глухой стук, потом по ступенькам протопали четыре лапы. Пес вбежал в гостиную, направился прямиком ко мне, обнюхал и плюхнулся задом на мою ногу.

– Ты ему нравишься, – заметил Джек.

– Правда? С чего ты взял?

– Он сидит на твоей ноге.

– Э-э… да.

Мне вдруг стало интересно, все ли собаки так делают, или только Расс.

– Он садится на ногу лишь тем, кого любит.

– Ну, рада, что он меня одобрил, – улыбнулась я.

Пес уткнулся мордой мне в колени, оставляя на кофте клочья шерсти. Джек убрал со стола, отказавшись от моей помощи, и жестом пригласил меня подойти к задней двери.

– Хочу тебе что-то показать.

Мы прошли через задний двор – квадратик аккуратного газона с разбросанными кое-где камнями, – и остановились у строения, похожего на садовый сарай.

– Моя мастерская, – сказал Джек. – Тогда на берегу ты сказала, что хочешь посмотреть мои работы.

Я нетерпеливо кивнула. Джек привел меня в сакральное место, чтобы впустить в свой тайный мир. Это как если бы я дала ему почитать свои первые неуклюжие наброски. А я никому не даю читать черновики.

Картины стояли на мольбертах и просто у стен. В основном, морские пейзажи, но я заметила среди них один-единственный портрет: необыкновенной красоты девушка со светлыми волосами до плеч смотрела на залив. На ее лице застыло печальное выражение. Эта картина отличалась от всех остальных. Я присмотрелась и заметила, что девушка на ней своим соблазнительным, однако немного потерянным взглядом слегка напоминает женщину с фотографии на каминной полке у Генри, только без налета старомодности. Кто это? Мне захотелось узнать историю девушки и почему Джек написал ее портрет, но я чувствовала, что не стоит касаться этой темы, и потому с искренним восхищением обратилась к другим работам.

– Какая манера письма, свет… просто потрясающе! – сказала я, старательно отводя взгляд от мольберта с портретом загадочной незнакомки. – Ты необычайно талантлив.

– Спасибо.

Стемнело, сквозь окна мастерской лился лунный свет. Джек схватил альбом и, сжав губы, подошел ко мне.

– Сядь, пожалуйста, сюда, – попросил он, показывая на табурет в углу.

Я послушно села. Джек взял другой табурет, сел, снова вскочил и сосредоточенно обошел меня вокруг. Потом положил альбом и встал прямо передо мной. Он стоял так близко, что я чувствовала его запах. Я смущенно поправила волосы и одернула кофту. Джек осторожно взял меня за подбородок и повернул мою голову в профиль к лунному свету. Провел ладонями по моей шее, и у меня по рукам побежали мурашки. Расстегнул воротник кофты, обнажив ключицы и верхний край майки. Холодный воздух коснулся кожи, но я не вздрогнула. У меня мелькнула мысль, что, возможно, у себя дома Джек очаровывает всех женщин одинаково – ужин, собака, портрет.

– Превосходно. Посиди минутку.

У меня затекло все тело, я озябла, но терпеливо держала позу, пока Джек сидел напротив и лихорадочно рисовал. Потом он встал и показал мне рисунок.

– Вот это да! – вырвалось у меня. – То есть очень хорошо получилось… так похоже!

Когда я была маленькой, в Портленде меня нарисовал уличный художник. Нос вышел кривым, а рот – слишком большим. Однако Джек… Джек нарисовал меня. Он аккуратно вырвал из альбома листок с наброском и поставил на мольберт.

Мы вернулись в дом, где в камине трепетали языки красновато-оранжевого пламени. Джек включил CD-проигрыватель.

– Так как прошлой ночью мне пришлось убежать пораньше, предлагаю продолжить танец сегодня, – сказал он, беря меня за руку.

Меня очаровал этот старомодный жест. В последний раз меня приглашали на танец (школьный выпускной не считается!), когда мне было лет семнадцать. Я встречалась с парнем на два года старше, соло-гитаристом гаражной панк-группы. Мы медленно кружились под «Рамоунз»[9] целых невероятно романтичных пять минут, пока папа не вернулся с работы.

Джек отодвинул журнальный столик и вывел меня на середину гостиной. Зазвучала прекрасная мелодия в исполнении большого джазового оркестра.