Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 56

Кое-что стало понятнее, кроме, пожалуй, основного. Кто они все, любители трубок? Много ли общего между Генеральным, наглой дамочкой и этим хорошо воспитанным боевиком? Один ответ Виктор уже знал. Чемодан с Ваганьковского – вот он, общий знаменатель!..

– Не думал, что внутри Центрального Комитета существует нелегальная организация!

– Нелегальная? – поразился кожаный. – Вовсе нет. Увлекаетесь шпионскими романами, Виктор Ильич? В жизни все куда проще. Мы представляем один из отделов ЦК, которым с весны 1919 года руководит товарищ Ким. Существование этого отдела не слишком афишируется, но он создан и действует в соответствии с указаниями Вождя…

– …И решением Шестого съезда партии от 19 августа 1917 года, если по новому стилю.

В дверях стоял товарищ Ким с непременной трубкой в руке. Из-за его плеча выглядывала недовольная физиономия мадам Гондлы.

– Здравствуйте, товарищ Вырыпаев. Разрешите войти?

Теперь в маленькой комнатке собрались все четверо. Товарищ Ким, не чинясь, присел на койку рядом с хозяином, Ларисе Михайловне вернули стул, а кожаный скромно отошел к двери.

– Вопросов на повестке у нас всего два, – продолжил коллекционер трубок, когда все разместились. – Первый: отчет товарища Вырыпаева. Хотелось бы знать, почему он не пожелал выполнить четкий и ясный приказ и продолжил заниматься делом Игнатишина?

Сказано было это вполне светским тоном, но батальонному стало не по себе. Эти люди могут улыбаться, но они не шутят. Приказ он действительно нарушил. Если задуматься, то не он один. Семен Тулак тоже не стал докладывать о «солнечной» девочке, но это дело, кажется, уладилось – Дмитрий Ильич решил немедленно увести Наталью в Крым, в один из новых санаториев. Беглянку там не найдут. А вот ему, излишне любопытному посетителю кладбищ, кажется, придется отвечать.

Ну, будь, что будет!

– Я оставил в музее свой телефон, – голос от волнения дрогнул. – Просто оставил, на всякий случай. Приказ я получил уже после…

Это было не совсем так, но альбинос знал, что перепроверить его слова трудно. Едва ли работники фонда запомнили конкретный день.

– Номер дал не служебный, а этот – моего общежития. Причины, думаю, понятны. Когда позвонила сестра Игнатишина…

– У Игнатишина нет и не было никакой сестры, – перебила Гондла. – Даже двоюродной, я проверила. Жены, невесты и близкой подруги, насколько я знаю, тоже.

– Насколько ты знаешь, – мягко улыбнулся товарищ Ким, огладив «шкиперскую» бородку. – Продолжайте, товарищ Вырыпаев.

– Когда позвонила женщина, – Виктор резко выдохнул, – назвавшаяся сестрой Игнатишина, мне не к кому было обратиться, разве что к Грише Каннеру…

Присутствующие переглянулись, Егор Егорович, не удержавшись, хмыкнул. Кажется, вездесущий помощник Генерального был всем хорошо известен.

– Моя вина, признаю, – отозвался товарищ Ким. – Надо было ввести вас в курс дела раньше, а заодно познакомить со здесь присутствующими. Значит, проявили инициативу… Ну, рассказывайте.

На этот раз его никто не перебивал. Вначале Виктору казалось, что ничего связного у него не получится. Байки соседа о пирожках с человечиной, странный грим на лице Доминики, брошка с цветными камешками, тихие пустые аллеи с мраморными ангелами…

…Господь милостив к бунтовщикам и разбойникам, потому как сам вырос на Хитровке. Сам свинец заливал в пряжку, сам варил кашку. Этому дал из большой ложки хлебнуть, этому из ложки поменьше, но два раза, а этому со дна котелка дал черпнуть…

Батальонный сам удивился, насколько гладок вышел рассказ. Словно не он, а кто-то иной, вспоминал все детали и подробности – кленовые листья на кладбищенской аллее, гладкий, словно только что из мастерской, мрамор саркофага, расположение камешков на бронзовом махаоне… Выпали лишь минуты обморока, однако не это смущало. Виктору все время чудилось, будто он упустил что-то очень важное. Забыл – или помогли забыть.

Вместо финальной точки батальонный вытащил из-под кровати завернутый в плащ чемодан. Почему-то думалось, что гости немедленно им займутся, однако, никто не спешил.

Первой заговорила Гондла.

– Вырыпаев, я вам не верю. Какой смысл прятать груз в склепе? Это же очень опасно, человек с чемоданом на кладбищенской аллее сразу вызовет подозрения. А уж, извините, если вас там обнаружили, то шансов не было ни малейших. У вас – не у ваших врагов. Вдобавок эти бабочки с камешками… Нет, ерунда!

Виктор порывался возразить, но невозмутимый товарищ Ким поднял вверх пустую трубку:

– Соблюдаем порядок. Егор, твоя очередь.

Кожаный бросил иронический взгляд на сердитую насупленную женщину, затем повернулся к хозяину комнаты.

– А я вам, Виктор Ильич, верю. Гондла, неужели этот неглупый молодой человек не сумел бы придумать нечто более логичное? Встретились, скажем, в Сокольниках на трамвайной остановке, коротко поговорили, он получил чемодан. И никаких Доминик с бронзовыми махаонами, я уже не говорю обо всей этой кладбищенской экзотике. Нет, товарищи, Виктор Ильич рассказал именно то, что запомнил. Или ему помогли запомнить.

И вновь батальонный хотел возразить, но уже не столь горячо.

– Более того, самые нелепые детали могут кое-что подсказать. Бронзовый махаон с камешками – он и на груди женщины, и на кресте. Камешки, между прочим, светятся, сверкают…

– Вы думаете, Егор…

Не договорив фразу, Лариса Михайловна расстегнула ворот пальто, сняла с шеи что-то маленькое, на тонкой золотой цепочке. Острым огнем блеснули три белых камня. Миг – и сверкающий треугольник качнулся влево. Виктор невольно потянулся взглядом, но огоньки уже летели обратно. Влево… вправо… влево…

– Хватит!

Негромкий голос товарища Кима заставил Виктора очнуться. Перед глазами все еще горел белый трехгранник.

– Еще немного и неглупый, как вы, Егор, изволили выразиться, молодой человек поверил бы, что мы с ним гуляем по древнему Вавилону, а камешки светятся где-нибудь на вершине зиккурата Бел-Мардука… Кстати, хороший способ передать вместо настоящего груза адскую машину.

Гондла щелкнула серебряной папиросницей и с удовольствием закурила. Ей никто не возразил. Виктор вновь и вновь лихорадочно вспоминал детали и детальки, пытаясь сложить из них что-то вразумительное, понятное хотя бы ему самому.

– Нет, – наконец, решил он. – Это был не гипноз. Я забыл, забыл что-то очень важное, но на кладбище мы все-таки ходили. А чемодан могу открыть сам, если уж так вопрос стоит.

– Вопрос стоит иначе, – товарищ Ким спрятал трубку в карман и принялся расстегивать пальто. – Точнее, на повестке дня вопрос номер два, и теперь ваша очередь, товарищ Вырыпаев, подежурить за дверью. Не расстраивайтесь, мы вас скоро позовем.

Спорить не приходилось. Альбинос молча встал, прошел к выходу и плотно прикрыл за собой дверь. Последним, что он услышал, был насмешливый голос кожаного: «Гондла! Эта ваша привычка заигрывать с юношами…»

Подслушивать Виктор не стал, а вот оскорбился крепко. Эти люди не только не верили, но даже не воспринимали его всерьез. Дамочка насмешничала, кожаный снисходил, а товарищ Ким честно пытался не обидеть. Захотелось натянуть этим всезнайкам нос. Только как? Вырыпаев решил на всякий случай вновь вспомнить всю историю с той минуты, когда ему позвонили в общежитие. Нет, раньше! Письмо из музея, с него все и началось. Именно в нелепом послании, где слово «Рисурс» писалось с прописной, было что-то очень важное. Странная история на Ваганьковском заставила забыть, отложить в дальний угол Памяти… В то утро они с Семеном заварили чай, очень хороший, британского развеса. Итак, чай, хрустящее «нэпмановское» печенье «Австр»…

Вспоминать было нелегко. Прохладный воздух коридора отдавал сырым духом склепа, перед глазами неслышно скользили черные узкие силуэты, и он снова падал, падал, падал…

…Всё хорошо, хорошо всё, песок тихонько шуршит, под пригорком Вечный Жид, на пригорке Каин – далека дорога, неблизко до порога. А у раба божьего, у мальчонки, глаза сами закрываются, сон начинается, про то, как Господь собрал войско из гвоздя и доски…