На нашей ферме - Радд Стил - Страница 21

— О Джо, дитя мое!

Несколько дней Джо пришлось проваляться в постели.

Часть вторая. На нашей новой ферме

Глава 1. Крестины Бартоломью

Нашему младшему брату исполнилось двенадцать месяцев, и настало время его крестить. Ма решила устроить по этому поводу празднество. Она уже давно собиралась пригласить гостей, но все откладывала до получения какого-то таинственного пакета. И вот мы начали готовиться к крестинам. Отец с Дейвом таскали воду; Джо сгребал в кучу у двери кукурузные кочерыжки, всякую шелуху и жег их. Маленький Билл собирал тыквы, разбросанные по двору. Мать и Сэл были заняты работой по дому; ма стояла на ящике, Сэл, расстелив на столе газеты, мазала их клейстером и осторожно подавала матери, а та оклеивала ими стену. Виновник торжества ползал по полу вокруг них.

— Не тем концом‚ — сказала мать, — это вверх ногами. Ты подавай заголовками вверх. Отец любит иногда почитать газету на стенке.

Мать и Сэл оживленно обсуждали предстоящее торжество.

— Нет, уж ее-то мы ни за что не позовем, — говорила Сэл, — пусть хоть на коленях просит, костлявая ведьма…

— Держи его! Держи! — перебила мать.

Сэл бросила намазанную газету и, опрокинув табурет, едва успела схватить ребенка за подол платьица как раз в тот момент, когда он чуть не угодил в горящий камин.

— О господи! Ах ты чертенок! — воскликнула Сэл.

Малыш, весело смеясь, выбивался у нее из рук. Сэл отнесла его в противоположный угол комнаты и вернулась к своей работе.

— Я-то еще помню время, — продолжала мать, — когда им нечем было похвастаться. Старуха и ее старшая дочь Джоанна босиком шлепали, а о платьях-то и говорить не приходится. Просто срам! Такие, что и туземка постыдилась бы надеть.

— Неужели и Джоанна тоже так ходила?

— Представь себе, да. Ты, конечно, этого не помнишь. Тогда и Нора была еще совсем ребенком…

— Ах ты негодник! — И Сэл снова бросилась к малышу.

Оттащив его от огня, она посадила его в другой угол и продолжала намазывать газеты. Ребенок опять было энергично пополз к камину, не остановился где-то на полпути и, положив головенку на пол, крепко заснул да так и проспал, пока не пришел отец и не взял его на руки. Словом, малыш был меньше всех озабочен событием, героем которого он являлся.

Мать отправилась в спальню и вышла оттуда в новеньком ярко-красном кушаке на своем заношенном платье. Она спросила отца, нравится ли ему ее обновка. Отец покосился на красную ленту, посмотрел в окно и хмыкнул.

— Ну, как я тебе нравлюсь?

— Ты? Хм. . — И отец широко улыбнулся.

Мать с нежностью посмотрела на свой кушак. Она была истинной женщиной и, как всякая женщина, хотела полюбоваться собой. Она снова пошла в спальню, принесла оттуда кусок ситца и опять спросила отца, как ему это нравится. Мать любила принарядиться, что и говорить!

— Полно тебе, жена. Что у вас тут готовится?

— Нет, ты скажи, нравится тебе или нет? — И она приложила к себе ситец на манер юбки.

Отец расплылся в улыбке.

— Миленький рисунок, правда?

Отец продолжал улыбаться.

— А мне к лицу?

Отец выглянул из окна, увидел, что Джо запустил тыквой в маленького Билла, и опрометью кинулся во двор.

— Ох, уж эти мне мужчины, — сокрушенно проговорила мать, складывая ситец. — Ни в чем-то они не разбираются (через комнату пролетел Джо и выскочил в заднюю дверь), кроме того, чем брюхо себе набить (вслед за Джо через комнату пролетел отец)… А на уме у них только лошади или еще там что. Носятся с каждой старой клячей (в комнату снова влетел Джо, но на сей раз нырнул под кушетку), будто она беговая лошадь (следом в комнату влетел отец и выскочил через заднюю дверь. Смотри, сынок, найдет он тебя, достанется на орехи!

Джо высунул из-под кушетки улыбающуюся физиономию. Он никак не мог отдышаться.

Мать убрала ситец и снова влезла на ящик.

Вскоре к ней заглянула соседка, миссис Фланниген, старая сплетница, острая на язык, мать шестнадцати забитых детей. Они уселись пить чай и принялись судачить о крестинах, сватовствах, свадьбах, детях, о трудных временах и трудных мужьях; так проболтали они до самой темноты, пока миссис Фланниген не вспомнила, что муж сидит дома голодный, и не отправилась восвояси.

В школе Джо каждый день рассказывал о предстоящих крестинах. Сначала его никто даже не слушал, но время шло, и каждый день кто-нибудь из школьников узнавал дома, что его родители, старшие братья и сестры приглашены к Раддам, и Джо стал очень популярен. Отношение к нему резко изменилось. Первой проявившей неожиданный интерес к его обществу была Нелли Андерсон, (раньше она ревела, если ей приходилось стоять рядом с ним в классе). Затем к Джо стали липнуть ребята Мёрфи, Брауны и младшие Робертсы. А Рубен Бёртон надел на него веревочную уздечку и заявил, что лучшей скаковой лошади ему и не надо. Словом, Джо стал кумиром школы. Все ребята заискивали перед ним, ходили следом, все, кроме двух мальчишек Кейси.

С ними никто не дружил, и они это принимали близко к сердцу.

Джо осаждали вопросами. Он отвечал на них, важно мотая головой и шмыгая одной ноздрей. Он раскрыл им тайны всех приготовлений и со смаком расписывал пироги и пудинги, которые готовила мать. Посмотрели бы вы, как все ребята лебезили перед Джо! Называли его не иначе как Джозеф. А мальчики Кейси молча стояли в стороне и рисовали в своем воображении все эти пироги и пудинги. Их сладостные мечты были прерваны Нелли Андерсон: указав пальцем на Кейси, она спросила, будут ли они тоже приглашены на крестины.

— Н-нет, — ответил Джо, — н-не будут.

— А их мать?

— Н-нет. Н-на что они нам сдались? — И он еще раз многозначительно шмыгнул ноздрей.

И бедняги Кейси удалились в глубь школьного двора. Там они молчаливо переживали свое горе, машинально ловили мух, созерцали свои пыльные ноги, по которым ползали муравьи, до тех пор, пока учитель ударами огромной палки об угол школьного здания не возвестил о начале занятий.

Наконец долгожданный день наступил. Мы встали рано и с утра начали готовиться. Примерно в полдень прибыл пастор — ему пришлось проехать целых двадцать пять миль. Одежда у него запылилась, вид был усталый. Мать и Сэл не знали, как поступить: то ли сейчас предложить пастору что-нибудь перекусить, то ли заставить его обождать, пока все гости не сядут за праздничный стол. Они зазвали отца и Дейва в маленькую покосившуюся кухоньку на совет. Отцу было безразлично, что ни сделают, все хорошо, но Дейв разрешил их сомнения, сказав:

— Покормите человека.

Джо уселся на кушетке рядом с пасторской шляпой и с изумлением ее разглядывал. Ему еще никогда в жизни не приходилось видеть такое воплощение респектабельности. Пастор сидел за столом спиной к Джо и закусывал, мать и Сэл суетились вокруг него. Джо осторожно дотронулся рукой до шляпы. Мать заметила и нахмурилась. Джо отдернул руку и воззрился на потолок.

— Превосходный чай, — заметил пастор.

Мать немедленно налила еще чашку.

Джо снова потянулся к шляпе. Дейв, стоявший у двери, заметил это и усмехнулся. Получив подобное поощрение‚ Джо осмелел, поднял шляпу и сунул в нее свою голову, улыбнувшись Дейву. Мать нахмурилась еще более грозно, но Джо этого не увидел. Тогда она выскочила из комнаты, и откуда-то из-за дома донесся громовой голос отца:

— Джо!

Джо немедленно положил шляпу и покорно вышел на зов отца.

Из-за двери послышался резкий, сердитый шепот, звуки какой-то возни, и Джо припустился к стогу сена, а ему вдогонку полетело пустое ведро.

Вскоре стали собираться гости. Из Блэк-Крика на рессорных тележках и повозках прибыли Мелони, Тодды, Тейты, Томсоны и другие с детьми и собаками. Уотсоны, Уайты, старый Холмс и Джуди Джэбб из Просперити-Пик приехали верхом. Посреди двора Джуди скинула с себя свое старенькое потрепанное платье для верховой езды, порядком измазанное коровьим навозом, и предстала перед нами в огромных башмаках, полосатых чулках и прехорошеньком платье из белого муслина. На нем было множество красных бантиков, цветочков, оборок и рюшек. Джуди понимала толк в нарядах!