Сорные травы - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 61

— Сынок, что ж ты так, а? За два дня уже второй раз по морде от женщины получаешь. Не находишь ты с ними общего языка.

— Угу, — отозвался я, осматриваясь.

— Надумал что?

— О чем? — прохрипел я. Я четко осознавал, что нахожусь во сне, но горло драло, как в реальности.

— О Маше. Все прочее — мелочь. Поверь.

Я попробовал подняться. С лица посыпались пластиковые осколки защитных очков. Злополучный ночник валялся рядом. Отстегнул «намордник» — в воздухе не чувствовалось хлора, только чуть заметный запах нагретой сосны и сухих осыпавшихся иголок.

— А что это тебя заботит?

— А как иначе? — развел руками отец. — Если сынок сам разобраться не может в таких простых вещах.

— Ясно. Учить меня вздумал?

— Нет, — он улыбнулся. — Просто поговорить захотелось.

— Именно сейчас?

— Да. Держись Машки, Иван. Бабы, если любят, мужика хранят почище святой ладанки. Будешь с любящей женщиной рядом — не пропадешь.

— А если я не люблю?

— Ой ли? Что ж ты на нервах тогда весь?

— Ответственность.

— Ответственность, — эхом отозвался отец. — Мы отвечаем за тех, кто с нами. Ну, хоть этому ты научился, балбес. И то радует. Давай, просыпайся, сынок. Не время разлеживаться. Теперь это город мертвых. Не пополняй их число.

Фигура отца поблекла, сливаясь с тенями. Венозно-красное белье остро и противно завоняло кровью, растекаясь по дивану, по полу, подбираясь уродливой лужей к моим ногам.

— Отец! — крикнул я. — Подожди!

— Держись за Машку, сынок, — донесся голос отца. И затухающим шепотом, тише вздоха:

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: — Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, —

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Константин Симонов. Я хмыкнул: раньше за отцом подобной сентиментальности не водилось. Или я не замечал. Неожиданно пол, напитавшийся кровью, стал безумно скользким. Я взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но все равно нога поехала в сторону. Не устояв, я чувствительно приложился плечом о холодный бетон.

И очнулся.

Рядом со мной сидели Вадим и Николай — взмыленные, усталые, но довольные. За стеклянными дверями в комнате гомонили испуганные люди.

— Где мы?

— Наверху. У Арины, — пророкотал Николай. — Вадим мне уже рассказал о ваших подвигах. Молодцы. Везде приключения найдете.

— Рассказал? — я вопросительно глянул на Деменко.

— Про мародеров тоже, — кивнул Николай. — Одобряю. На войне мы их ставили к стенке на месте.

— Что с Игорем?

— Пришел в себя, — ответил Вадим. — Продышался. Говорить почти не может. Прогноз, как по мне, неблагоприятный, если в течение суток в больницу не доставим. Преднизолон в аптечке нашелся — в вену ввел, а больше ничего полезного нет.

— Ясно, — я обессиленно развалился на полу. — Как ты меня дотащил?

— Коля спустился за нами. Почувствовал, неладно что-то, слишком уж задержались. Тебе, кстати, повезло — пластик очков защитил глаза, хотя приложили ночником знатно. Что там случилось? Я вообще ничего не понял, когда из дверей вылетел весь этот цирк — полуголая баба, следом мужик в простыне, а за ними двоими гонится с галстуком набекрень какой-то чиновник. И все перепуганные до усрачки. Как меня увидели, баба чуть в обморок не упала. Если бы я их не остановил, они бы так табуном и рванули на улицу.

— Они… здесь? — раздельно спросил я.

— Нет, — мотнул головой психиатр. — Я этих шизоидов к соседям отправил. У меня тут своих психов хватает.

Николай хмыкнул.

Вадим махнул рукой:

— Да я не про тебя. Ты здесь один из самых нормальных. За последние десять минут, пока Иван валялся, уже две женские истерики.

Склонился надо мной:

— А теперь посмотрим, что с тобой, коллега. Голова не кружится, не тошнит, сухости во рту нет?

— Да в норме я, — отмахнулся я, потирая скулу.

— А ну-ка скажи гидразинокарбонилметилбромфенилдигидробенздиазепин?

— Иди в задницу. Гидазепам.

— Теперь вижу, что в норме, — тут Вадим замолчал, внимательно присмотрелся ко мне, а затем начал ржать.

— Ты чего? Закиси азота перенюхал?

— Ты… пойди… в зеркало на себя взгляни… — всхлипывая, ответил Деменко. И сполз по стене от хохота.

Тяжело встав на ноги — немного качало, то ли от внезапно прилетевшего ночника, то ли хлора успел вдохнуть, — я поплелся в ванную. И первое, что увидел в зеркале, — еще один наливающийся мощью и синью фингал, но уже под правым глазом. Н-да. Заведующий отделением. А вид как у привокзального бомжа после передела территории с соседями.

Второй «фонарь» за три дня — и тоже от женщины. Тут уж впору задуматься об особой иронии мироздания. Хорошо хоть третьего глаза нет, а то, блин, надоело получать по морде.

Включать воду не стал — фиг его знает, вдруг хлор уже попал в систему водоснабжения. Я не помнил с лекций ГО, может ли такое случиться, но рисковать не хотелось.

На автомате вытащил телефон и набрал Машу. Сразу же звонок сменился короткими гудками. Еще одна попытка — и женский голос сообщил, что сеть перегружена. Этого стоило ожидать — большая часть города, точнее, те, кто остался в живых и не лежит без сознания, пытаются дозвониться до знакомых, родных, коллег. Всем страшно — а когда человеку страшно, он в первую очередь хочется почувствовать, что не один.

Отбил непослушными пальцами эсэмэску: «Маруська, как ты там?» Сообщение ушло с третьей попытки.

Молчание.

Вадим заглянул ко мне и махнул рукой, мол, пойдем. Уже выходя из ванной, я услышал сигнал полученной СМС: «Жива. Еще. На улице туман».

На ходу я ответил: «Держись, милая».

Следом пришло почти без паузы: «Мне страшно, Ив. Поговори со мной. Пожалуйста».

Я выругался от бессилия: «Машка, не падай духом. Все будет хорошо. Я приеду».

Молчание на три минуты. Я завороженно смотрел на экран телефона, наблюдая, как цифры на часах сменяют друг друга. Нужно было сказать что-то важное. Поддержать. Но как трудно-то, блин, через столько лет. По одной букве, ощущая страшную душевную тяжесть, набрал: «Маша, я тебя люблю». В такой ситуации можно и чуть покривить душой. Сеть отбила эсэмэску — не уверен, не отправляй. Попробовал еще раз. Так же. Настойчиво отправил снова. Выскочило сообщение: «Отказ сети». И палочки сигнала на дисплее пропали.

Теперь связи не было вообще. И Маша осталась совсем одна.

— Твою ж мать! — прорычал я и изо всех сил саданул кулаком в стену.

Неслышно подошел Николай, тронул за плечо:

— Кто там у тебя?

— Жена.

— Херово. Пошли, перекусим.

Я удивленно на него оглянулся.

— А что? — пожал плечами спецназовец. — На войне никогда не знаешь, будет ли возможность перекусить в будущем. Да и будет ли будущее в принципе.

— Сейчас мир, — возразил я, подумав, что Деменко так мозги пациенту и не вправил.

— Уверен? — с еле заметной насмешкой глянул на меня Николай. — Вспомни последние пять дней.

Тут уже я не нашел, чем ему возразить. И послушно поплелся на кухню.

На столе красовался натюрморт в эдаком постмодернистском голландском стиле. Треть стола занимала гитара Николая. Рядом с ней притулилась высокая бутылка коньяка «Закарпатский», бросающая янтарные зайчики на порезанный хлеб, ломтики сала и колбасы. Почти на краешке расположилось продолговатое блюдо с нарезанным лимоном и, как ни странно, белым крепким луком. Солнце закатными лучами подсвечивало все это великолепие — тучи почти разошлись, темной полосой закрывая горизонт.

— Лук и лимон?

— А что так удивляешься? — усмехнулся Вадим. — Лук на войне называли офицерским лимоном — витамины-то нужны, а служба снабжения цитрусовые всегда себе тырила.

— Да, — подтвердил Николай. — До сих пор люблю луком похрустеть. Привычка.