Сорные травы - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 57

— Конечно, конечно. Ванная вон там, выключатель за дверью слева. Берите любое полотенце. А я пока чай поставлю.

— Спасибо, — кивнул я, включил свет и зашел в ванную. Уставился на отражение в зеркале — мрачная, уже чуть небритая морда. Сейчас надо подготовиться, найти в себе силы и пойти пить чай с этой уставшей, потерянной женщиной.

Сволочь ты, Деменко, мог бы сразу сказать, зачем меня берешь с собой. Нет, не помощник тебе нужен, чтобы буйного психа скрутить, а жилетка, в которую поплачет милая, молодая, но уже измочаленная жизнью Марина. А ведь знал, что я это не люблю. Мне легко копаться в окровавленных внутренностях, а вот в психике не получается.

Отвлекая от непрошеных мыслей, зажужжал виброй мобильник — эсэмэска пришла. Очередная реклама или еще одно надоедливое напоминание оператора. Доставать телефон не стал — не до того. Я поплескал воду в лицо, усиленно потер глаза — до красных кругов и вспышек.

Прошло уже минут пять, как я в ванной кручусь. Пора выходить — а то хозяйка вообще подумает, что я непонятно чем здесь занимаюсь.

— Все просто. Сомнения загоняешь поглубже между ушами — и делаешь дело, — сказал бы отец.

Врач я или нет?

Если Вадиму нужна помощь коллеги и друга — я помогу. И наплевать, что… На все наплевать. Даже если смысла ни в чем уже нет. Вот же сволочь отец Иоанн — умудрился так качественно посеять сомнения. Эх, священник, твое дело — успокаивать людей, а не страшилками пугать, как высококлассные итальянские капеллини. И не проверишь никак. Мучайся один, чтобы других в психушку не отправить.

Опять раздался отдаленный хлопок. На этот раз настолько гулкий, что я его услышал даже в ванной. Я наскоро вытер руки и выбежал на кухню. Меня встретила встревоженная Марина:

— Вы слышали?

Я кивнул и подошел к окну — за стеклом тени от деревьев бледно чертили на асфальте сложный узор. Низкие облака серебристо-серым пологом простирались от края до края неба. Такая вот странная погода — то ли дождь начнется, то ли развеются тонкие тучи через час-полтора. Только в зените цвет облаков сменялся рыже-коричневыми отблесками. Наверное, пожар на молокозаводе разошелся не на шутку.

— Мне показалось, что я слышал еще один хлопок, когда мы входили в подъезд. Но Вадим, посмеялся, сказал, что мне уже чудится.

— Нет, — покачала головой Марина, раскладывая варенье по маленьким стеклянным блюдечкам и подливая мне в чашку заварку. — Я тоже слышала, но еле-еле. А потом минут через десять, когда дверь открывала, еще один. Решила, что это на молокозаводе что-то хлопнуло — там горит целые сутки. Я уже беспокоиться начинаю — мы совсем близко от комбината.

— А вот и мы, — донеслось из коридора. Вадим, поддерживая под руку мощного, коренастого мужчину, зашел на кухню. — Николай, знакомься, мой друг и коллега Иван. Иван — это Николай, я тебе рассказывал о его подвигах.

— Да ладно уж, — хозяин вяло отмахнулся.

Я присмотрелся — похоже, Деменко успел его кольнуть чем-то быстродействующим. Снял агрессию, но зато затормозил мужика знатно.

— Хорошая история, — улыбнулся я. — У Вадима редко когда такие яркие личности бывают. Обычно все банальнее.

Коля неопределенно хмыкнул. Похоже, его не интересовало, что думают окружающие о его странностях. Я с любопытством разглядывал хозяина квартиры, насколько позволяли приличия. Вадим прав, это не самый худший экземпляр хомо сапиенс. Смуглый, но при этом с удивительно светлыми серыми глазами. Высокий лоб, по которому уже пролегли глубокие морщины. Причем не те, что появляются от характера ворчливого и хмурого. А скорее, такие, что возникают от ветра, бьющего в лицо, да от изучения не самых гостеприимных просторов через бинокль или прицел. Один мой знакомый говаривал, что по морщинам можно понять о человеке все. Темные волосы Николая — еще густые, даже без намеков на залысины — украсила серебристая патина седины на висках и затылке. Жесткие черты лица вызывали ассоциации скорее с римскими легионерами, чем с добродушными русскими Иванами. Даже под действием лекарства взгляд его оставался цепким и холодным. Видно было, что он не из самых нижних чинов. Но уточнять я не стал. Если человек участвовал в чеченской бойне, не стоит бередить ему раны. Ребята не виноваты в том, что кремлевские маразматики во главе с Ельциным бросили их на защиту личных нефтяных и наркоторговых интересов.

Николай грузно уселся за стол, подпер подбородок рукой и слабо улыбнулся жене:

— Все нормально, Маришка. Все будет хорошо, милая.

Неожиданно женщина расплакалась:

— Вадим, спасибо вам. Что бы мы без вас делали?

Я чуть ли не впервые увидел, как Деменко смутился:

— Да ладно вам… Ничего особенного я не сделал.

— Прекрати, брат. — Николай протянул руку и потрепал по плечу психиатра. — Иногда нужен человек, настоящий человек, который видел все это дерьмо. И который может просто выслушать. Так что не отбивайся, Вадим, без тебя и вправду дерьмово было бы.

Я удивленно глянул на Деменко. Каким это образом обычный психиатр мог видеть то же, что и кадровый военный?

Мои размышления прервал телефонный звонок.

— Ив, ты там живой еще? — срывающимся голосом спросила жена.

— Э-э-э, Маш, ты чего? С каких щей мне помирать? — обалдело спросил я.

— Ты что… телефон вообще не проверяешь? Эсэмэски мои не видел? На молокозаводе кирдык. Взорвались емкости с хлором. От пожара.

— Ты чего такая запыханная?

— Бегу, балда. Забыл, что такое хлор?

— Да утка, наверное, — возразил я. — Уже бы сирены вовсю вопили. При такой аварии должно быть оповещение по всему городу.

И тут взвыли сирены. Надрывно, пробирая до костей. Это было настолько непривычно, что на мгновение возникло ощущение дурацкого сна. Отвыкли мы от сирен — нашему поколению их редко доводилось слышать, и слава богу. Коротко зарявкали гудки с окраин города — в симфонию ЧП включились заводы с мощными системами оповещения.

— Маруська, — внезапно севшим голосом сказал я. — Похоже, не утка.

Мне не нужно было объяснять, что это значит. Если жахнули цистерны с хлором — это песец, седой и жирный. Пожарных, уверен, накрыло всех, как и эмчээсников. Вряд ли кто пикнуть успел. На таких предприятиях, как молокозавод, хлора очень много — выброс будет летальным для всех, кто попадет в зону первичного распространения.

— Бежишь к высоткам?

— Да… — Голос Маши прервался. — Морг накроет стопроцентно. Больницу твою тоже. Сматывайся! Ив, прости, если что…

— Молчи, дурочка, — хрипло ответил я, — я за тобой. Жди, — и сбросил звонок.

Николай с женой и Вадим уже убежали в соседнюю комнату и врубили телевизор. Сквозь вой сирен и гудки за окном донеслась скороговорка местного канала:

— Внимание! Говорит штаб гражданской обороны города. Граждане! Произошла авария на молокозаводе с выбросом хлора — сильнодействующего ядовитого вещества. Облако распространяется в северо-восточном направлении. В зону химического заражения попадают…

— Вадим, — крикнул я. — Поехали!

Деменко выскочил из комнаты с каменным лицом.

— Куда?

— За Машкой. Морг накрывает — там этажей мало, ей не спрятаться. И частный сектор вокруг.

Вадим кивнул и бросился открывать дверь — он был здесь не первый раз, знал, как справляться с замками.

Хозяева не успели выйти нас проводить — мы уже неслись по лестнице. На первом этаже из двух открытых дверей квартир доносились слова диктора:

— Населению из помещений не выходить. Закрыть окна, двери, произвести герметизацию квартир. В подвалах, первых этажах не укрываться — хлор затекает во все низменные места. Населению, проживающему в Ленинском районе, немедленно подняться на этажи не ниже шестого. Обязательно наденьте ватно-марлевые повязки, предварительно смочив их двухпроцентным раствором питьевой соды. Сообщите о выбросе соседям. Слушайте наши сообщения.

И после паузы:

— Внимание! Говорит штаб гражданской обороны города…

Когда мы выбежали из подъезда, на улице уже творилось черт знает что. Прямо перед нами дорогу перегородили две машины — от удара их развернуло к тротуару, на асфальте в свете тусклого, закрытого облачной пеленой солнца искрилось битое стекло фар. Мимо нескончаемым потоком бежали люди — кое-кто даже босиком, набросив на себя покрывало вместо одежды.