Проклятье хаоса - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 38

Шейли поморщилась, когда старая дверь, поворачиваясь на ржавых петлях, заскрипела. Тусклые сумерки проникли в помещение, слабо осветив его. Однако род Шейли в Шилмисте жил больше под звездами, чем под солнцем, и она не нуждалась в ярком свете. Эльфийка продолжала наблюдать за окружающей обстановкой в нормальном спектре. Она бесшумно вошла, оставив Персиваля, вновь, несмотря на замечание, принявшегося цокать, на краю крыши над открытой дверью.

Усыпальница казалась пустой, но поднявшиеся дыбом волоски на шее Шейли утверждали обратное. Эльфийка плавно сняла с плеча свой длинный лук, чтобы быть наготове на всякий случай, и двинулась дальше. На дверь она оглядывалась чуть ли не на каждом шагу, заметив взгромоздившегося снаружи на подоконник нервничающего Персиваля, заглядывающего внутрь глазками-бусинками.

Вид озабоченного зверька едва не заставил эльфийку рассмеяться, несмотря на собственную тревогу.

Она прошла мимо первой из каменных плит, заметив пятна крови – кажется, довольно свежей, – на полу, рядом с изорванным саваном. Эльфийка покачала головой – загадки продолжались. Она скользнула мимо второй плиты и взглянула на дальнюю стену, слева от двери, выложенную рядами исписанных камней – эльфийка знала, что это имена погребенных.

Что-то – что-то неуместное – рядом с дальним камнем в углу склепа привлекло ее внимание.

Шейли с любопытством вглядывалась туда несколько секунд, пытаясь определить, что же это.

Слегка искривленная вешалка. Шейли кивнула и осторожно шагнула ближе.

Из стены выпал камень, и эльфийка отпрыгнула назад. В отверстии показалось жирное тело, распухшее и гнилое, оно свалилось бесформенной грудой у основания стены. Эльфийка едва успела почуять невыносимую вонь, когда еще одна фигура выпрыгнула наружу, с несказанной живостью извернулась и встала прямо у ближайшей стены рядом с плитой, едва ли в дюжине футов от потрясенной Шейли.

Декан Тобикус!

Шейли узнала его, несмотря на тот факт, что половина его кожи каким-то образом испарилась, а оставшиеся потрепанные лоскуты пузырились. Она узнала декана и поняла, что он стал чем-то ужасным – ужасным и могущественным.

Эльфийка продолжала пятиться, намереваясь преодолеть последнюю плиту между собой и дверью, и, воспользовавшись колонной как прикрытием, повернуться и улизнуть. Длинный день подходил к концу, но она знала, что свет, любой свет, станет ее союзником против этого существа.

Тобикус, как зверь, припал к плите. Шейли напряженно ожидала, что сейчас он бросится на нее. Но бывший декан лишь смотрел, не мигая, не дыша, и она никак не могла понять источник этого взгляда. Голод светится в нем или страх? Грозное ли чудовище перед ней или жалкая тварь?

Эльфийка миновала последнюю плиту, почувствовав плечом колонну. Нога скользнула назад и слегка повернулась.

Будто взорвавшись, Шейли метнулась за колонну, но движение ее было предвосхищено – тяжелая дверь с лязгом и оглушительным грохотом, захлопнулась.

Шейли резко остановилась, увидев за окном лихорадочные кульбиты Персиваля. Она чувствовала леденящий холод, исходящий от подступающего сзади мертвеца, и теперь знала правду о нечестивой природе не-мертвого монстра. Она развернулась и встала в защитную стойку, отступая по мере медленного продвижения Тобикуса.

– Дверь не откроется, – сообщил вампир, и Шейли не пришло в голову сомневаться в его словах. – Выхода нет.

Взгляд фиолетовых глаз Шейли метался из стороны в сторону, озирая комнату. Но кроме единственного окна (с освинцованным стеклом, которое все равно не получилось бы разбить быстро) и двери, других выходов тут не было.

Вампир широко разинул рот, гордо выставив свои клыки.

– Теперь и у меня будет королева, – заявил Тобикус, – как Даника у Руфо.

Последнее утверждение потрясло Шейли – и тем, что Кьеркан Руфо вернулся, и тем, что Даника, очевидно, попалась в его когти.

Она взглянула на дверь, на Персиваля за окном, в надежде, не желая признавать истину еще одной фразы Тобикуса:

– Выхода нет.

К тому времени, как они остановились, Библиотека уже едва виднелась вдали с извилистой тропы за мешающими обзору деревьями. Кэддерли, с трудом переводя дыхание, стоял, согнувшись пополам, и не только из-за физического напряжения. Что произошло с его Библиотекой? Эта мысль надрывала ему душу. Что случилось с орденом, сопровождающим юношу большую часть его жизни?

Пайкел, у которого кровь текла из нескольких ран, яростно прыгал по небольшой полянке, то и дело наталкиваясь на защищающие это местечко с юга валуны (что, естественно, ничуть не способствовало избавлению от боли), снова и снова выплевывая свое "о-о-ой!". Айвэн просто мрачно стоял, глядя на виднеющийся из-за деревьев верхний угол Библиотеки, качая лохматой головой.

Кэддерли никак не мог собраться с мыслями, и бешенство Пайкела нисколько не помогало ему. Не раз молодому жрецу случалось сосредоточиваться на непосредственных проблемах, отбрасывая все остальное, но сейчас на него все время натыкался обезумевший дворф, перебивая поток сознания громогласным выразительным «о-о-ой!».

Кэддерли стоял, сверля взглядом зеленобородого дворфа, готовый выругать Пайкела, когда ясно услышал Песнь Денира. Она понесла его за собой, словно он был прутиком, упавшим в стремительный ручей. Она не спрашивала, хочет ли он плыть, она просто подхватила его своим набирающим скорость течением, и все, что молодой жрец мог сейчас сделать, – это держаться на поверхности.

Спустя несколько секунд Кэддерли обнаружил, что практически способен контролировать круговорот своих мыслей, и по собственной воле перебрался в центр потока, в самую звучную мелодию Песни. Он не слышал напев с такой ясностью с тех пор, как в Замке Тринити уничтожил Абаллистера, собственного отца, заставив землю разверзнуться под ногами злого колдуна. Музыка была сладка, так сладка, она смывала с Кэддерли горе и страхи за Библиотеку и будущее. Он был сейчас с Дениром, купаясь в самой прекрасной музыке.

Перед ним стали открываться широкие коридоры, ответвления от главной реки. Кэддерли подумал о Книге Всеобщей Гармонии, священнейшей книге Денира, книге, исписанной словами этой Песни. В Песни звучала лишь мелодия, чистая, возвышенная, но все ее ноты перекликались с рукописным текстом, человеческим переводом музыки Денира. Кэддерли знал это, и Пертилопа знала, но их было всего лишь двое. Даже декан Тобикус, глава ордена, понятия не имел, как исполняется эта музыка. Тобикус мог процитировать слова Песни, но напев лежал вне его постижения.

А для Кэддерли слышать музыку было все равно, что переворачивать страницы или плыть по течению, и теперь он свернул в один из притоков, в сферу исцеления, и выудил из чистых вод заклинания поправки.

Через пару минут Пайкел утихомирился, кровотечения прекратились, и несколько ран Кэддерли тоже исчезло. Молодой жрец повернулся к Айвэну, который, судя по всему, очень сильно ушибся во время своей короткой стычки с вампиром, но, к своему удивлению, Кэддерли обнаружил, что рыжебородый дворф стоит спокойно, вполне здоровый на вид.

Айвэн ответил Кэддерли ошарашенным взглядом, не понимая, чем так потрясен юноша.

– Надо прятаться, – резонно проговорил он.

Кэддерли тряхнул головой, выходя из ступора. Песнь улетучилась из его мыслей, но он верил, что сможет призвать ее вновь, если потребуется.

– Лучше оставаться на открытом пространстве, – возразил молодой жрец. – На свету, подальше от теней.

– Свет не навечно! – колко напомнил Айвэн.

Дворф ткнул пальцем на запад, где возвышающиеся горы уже потемнели и лишь края их силуэтов сверкали в последних лучах солнца.

Не сказав ни слова, даже не фыркнув, Пайкел рванулся в кусты. Айвэн и Кэддерли посмотрели ему вслед, переглянулись и пожали плечами.

– Надо найти место, чтобы укрыться на ночь, – заметил Кэддерли. – Я поищу необходимые нам ответы у Денира. Его благословение защитит…

Кэддерли резко прервался, оглянулся на Библиотеку, и его серые глаза расширились от ужаса. Нота страха зазвенела опять в его мыслях. Возможно, ее вселил в него Денир, а может, вызвали логические умозаключения Кэддерли в тот момент, когда он оценил все в другом свете. Так же загадочно, как Пайкел, юный жрец кинулся на запад, обратно к Библиотеке.