Проклятье хаоса - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 21

Руфо чуть не расхохотался вслух от иронии этого вопроса. Если бы только эти двое знали, на какой именно «орден» они неумышленно ссылаются!

Уловка сработала, в этом вампир теперь убедился. Почти все высшие жрецы Денира мертвы – или не-мертвы и находятся под контролем, – а люди Огма разделились и ничего не подозревают.

Один из жрецов заразительно зевнул, хотя секунду назад он казался вполне бодрым. Второй последовал его примеру, настигнутый неожиданным позывом лечь и уснуть.

– Ночи стали такими длинными, – заметил первый и, даже не двинувшись к своей скатанной пока постели, скользнул на землю и закрыл глаза.

Второму жрецу этот поступок показался несколько глупым, но тут его будто что-то ударило: странно, что приятель так быстро впал в сонное состояние. Он боролся против неодолимой тяги, хотя в глубине сознания теплилась мысль, что сон – это совсем неплохо. Он распахнул глаза пошире и яростно затряс головой. Жрец даже потянулся за бурдюком с водой и плеснул немного себе в лицо.

Когда человек запрокинул голову, чтобы смочить лицо во второй раз, он остолбенел от зрелища мужчины в черном балахоне, стоящего на ветке дерева в пятнадцати футах над ним.

Руфо кинулся вниз с кошачьей грацией. Вампир сразу схватил жреца за подбородок и волосы на затылке и, когда тот открыл рот, чтобы закричать, дернул так свирепо, что голова жертвы развернулась у него на плечах с тошнотворным хрустом костей.

Вампир распрямился, озирая четверых спящих. Он разбудит их одного за другим и даст им шанс отречься от своего бога, шанс преклонить колени перед ним, олицетворением Tuanta Quiro Miancay.

Слова Ромуса Скалади

– Пора прощаться, – сказала Шейли, когда следующим утром три спутницы подошли к развилке. Одна дорожка сворачивала на юг, к Библиотеке. Другая по-прежнему тянулась на запад. – Король Элберет будет рад услышать все, что я собираюсь ему сообщить.

– Все? – переспросила Дориген, и проницательная эльфийка поняла, что колдунья говорит о себе, о том, что она жива, здорова и готова предстать перед лицом правосудия и ответить за свои преступления.

Улыбка Шейли послужила исчерпывающим ответом.

– Элберет не из мстительных, – с надеждой добавила Даника.

– Король Элберет, – быстро поправила Дориген. – Я останусь в Библиотеке, – обратилась она к Шейли, – каково бы ни было решение жрецов, и буду ждать вестей от твоего короля.

– С удовольствием доставлю честный приговор, – откликнулась Шейли и, кивнув, зашагала прочь по западной тропинке, скользя по земле так грациозно и бесшумно, что казалась двум женщинам почти видением, искусным гобеленом, вытканным самой природой.

Эльфийка исчезла из виду почти мгновенно, ее серо-зеленый плащ слился с лесными тенями, хотя Даника и Дориген даже не сомневались, что она все еще видит их.

– Меня всегда поражали их движения, – заметила Дориген. – Они так гибки и изящны, даже в бою, хотя я не знаю расы, которая могла бы сравниться с эльфами в жестокости.

Даника не стала возражать. Во время войны в Шилмисте воительница впервые по-настоящему познакомилась с эльфами, и гармония движений, которой она достигла долгими годами тренировок, казалась ей чем-то сродни природе народа Шейли. Даника пожалела тогда, что не родилась эльфом или хотя бы не выросла среди них. Тогда она наверняка стала бы ближе к духу записок великого учителя Пенпага Д'Ана.

Все еще глядя на пустую тропу, она представила, как вернется в Шилмисту и будет работать с народом Элберета, неся им науку Пенпага Д'Ана. Девушка нарисовала себе просторный луг, полный эльфов, исполняющих грациозный танец боевого стиля учителя, и сердце ее даже подпрыгнуло от возбуждения.

Затем Даника отстранила заманчивый образ, отмела его в сторону, припомнив поведение эльфийской расы и то, что в моральном плане означает быть эльфом. Они были спокойны и поверхностны, легко отвлекались и, несмотря на суровость в бою, жили играючи. Изяществом движений они обладали от рождения, а не приобрели его путем тренировок, а это слишком разнилось с жизнью Даники. Следуя за своим наставником, юная воительница редко была беспечна, она всегда пребывала в состоянии сосредоточенности. Даже Шейли, которой Даника с радостью доверила бы прикрывать свою спину в случае опасности, не могла следовать каким бы то ни было курсом долгое время. Пока они неделями дожидались перелома зимы в пещере, эльфийка целыми часами, даже днями просто сидела, уставившись на снег, иногда вскакивая в танце, словно в комнате никого больше не было, словно все в мире потеряло значение, кроме снежных хлопьев и чарующих движений, в которых Шейли вряд ли отдавала себе отчет.

Эльфы не приспособлены для жесткой дисциплины учения Пенпага Д'Ана. Даника не претендовала на то, чтобы понять их, любого из них, даже Шейли, ставшую столь дорогой для нее. Она знала, что верность эльфов вечна, но даже предположить не могла, какими мотивами руководствовалась Шейли. Шейли видела мир в перспективе, которой Даника не способна была постигнуть, под углом, под которым дружба видится совсем в ином свете. Хотя Даника и не сомневалась, что Шейли искренне любит ее, она знала, что эльфийка будет встречать рассветы еще несколько столетий после того, как она, Даника, умрет от старости. Скольких еще друзей-людей узнает и полюбит Шейли за эти века? Выдержит ли память о Данике проверку столь долгим временем, или она станет лишь неясным проблеском в будущем Дремлении Шейли?

Короче говоря, в глазах Шейли Даника никогда не будет так важна, как Шейли – в глазах Даники. Ведь яркая память об эльфийке будет жить в сознании девушки до самой ее смерти.

Она какое-то время размышляла об этой разнице между ними и решила, что ее способ жить лучше и существование больше наполнено страстями. И все же Даника обнаружила, что все еще завидует Шейли и ее роду. Золотоволосая эльфийка от природы обладала тем, о чем грезила Даника: миром и грацией истинной гармонии.

– Мы будем там сегодня? – спросила Дориген, и впервые Даника заметила легкую дрожь в голосе решительной женщины.

– Сегодня, – подтвердила она и зашагала по тропе, ведущей на юг.

Дориген на секунду замешкалась, собираясь с духом. Она знала, что поступает правильно, что она должна так сделать, должна, по крайней мере, Библиотеке и эльфам. И все же первый шаг по этой дороге тяжело дался колдунье, но она сделала и второй, и третий, и все остальные.

Совсем неподалеку на западной тропе стояла Шейли, следя за каждым шагом Дориген. Она не сомневалась в искренности Дориген, знала, что чародейка честно намеревается пройти через все, что ей суждено, но эльфийка знала и то, что путешествие предстоит куда более трудное, чем предполагает Дориген. Вполне возможно, что колдунья идет к своей смерти. Где-то на пути Шейли поняла, что Дориген придется сражаться с собственным инстинктом выживания, основной и самой могущественной силой, таящейся в любом человеке.

Шейли подождала еще мгновение и неслышно нырнула в густой подлесок, обступивший южную тропу. Если Дориген проиграет битву, эльфийка будет наготове.

На данный момент Шейли называла Дориген другом, но эльфийка не могла забыть шрамы Шилмисты. Если Дориген не сумеет превозмочь себя и предстать перед правосудием победителей, то Шейли осуществит суд Шилмисты… с помощью одной-единственной меткой стрелы.

– Где Брон Турман? – нервно спросил один из младших жрецов.

Он облокотился на низкое ограждение, окружающее алтарь одной из библиотечных молелен первого этажа.

– И декан Тобикус? – добавил другой. Ромус Скалади, невысокий смуглый жрец Огма, чьи плечи были так широки, что фигура его казалась почти квадратной, попытался успокоить пятерых братьев-жрецов из обоих орденов, похлопав в ладоши и сказав им: «Тсс», словно маленьким детям.

– Кэддерли наверняка вернется, – с надеждой сказал третий, стоя на коленях перед алтарем. – Кэддерли все приведет в порядок.