Отступник - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 51

После нескольких минут бесплодных размышлений Мазой сказал:

– Неважно. В свое время я больше узнаю о молодом До'Урдене.

– А я считал, что твое наставничество закончилось! Ведь на последние шесть месяцев учебы он направляется в Арак-Тинилит, а это вне пределов твоей досягаемости!

Мазой объяснил:

– Мы оба заканчиваем через шесть месяцев и практику будем проходить вместе в патрульных войсках.

– Там очень многие будут в это время, – напомнил ему Альтон. – В коридорах этого района ходит множество патрульных групп. Ты можешь никогда и не встретиться с ним!

– Я уже все устроил, чтобы попасть с ним в одну группу, – ответил Мазой и достал из кармана ониксовую фигурку зачарованной пантеры.

– Взаимное соглашение между тобой и молодым До'Урденом?

– Похоже, Дзирту понравилась моя киска, – ухмыльнулся Мазой.

– Очень понравилась? Береги спину от его сабель! – предупредил Альтон.

– Пусть лучше наш друг До'Урден побережет спину от когтей пантеры! рассмеялся Мазой.

– Последний день! – облегченно вздохнул Дзирт, надевая церемониальные одежды.

Если первые шесть месяцев этого последнего года, проведенные за изучением тонкостей магии в Магике, были наиболее приятными из всех, то последние шесть месяцев в школе Ллос оказались самыми худшими. Каждый день Дзирт и его товарищи выслушивали бесконечные восхваления Паучьей Королевы, истории и пророчества о ее могуществе и о наградах, которые она дарует своим верным подданным.

Правильнее было бы сказать не «подданные», а «рабы» – к такому заключению пришел Дзирт. Ни разу в огромной школе дровского божества не услышал он ничего похожего на слово «любовь». Его народ поклонялся Ллос; женщины Мензоберранзана всю свою жизнь посвящали служению богине. Впрочем, их жертвы были отнюдь не бескорыстны: каждая жрица Паучьей Королевы домогалась звания верховной жрицы ради личной власти, которую давало это звание.

Сердце Дзирта не принимало всего этого.

Последние шесть месяцев в Арак-Тинилите Дзирт перенес с присущим ему стоицизмом, опустив глаза долу и держа рот на замке. И вот наконец он дождался последнего дня – Церемонии Выпуска, события, особо чтимого дровами. В процессе церемонии, как обещала Вирна, к нему придет прозрение подлинного величия Ллос.

Дзирт нерешительно шел из своей комнаты – маленького, ничем не украшенного, но принадлежавшего ему убежища. Его беспокоило, что церемония может стать для него тяжелым испытанием. До сих пор почти ничего в окружающем Дзирта обществе не имело для него смысла, и, вопреки уверениям сестры, он сомневался, что сегодняшнее событие позволит ему увидеть мир глазами его семьи.

Опасения нарастали по спирали, виток за витком, запеленывая его в кокон, из которого не было бегства!

А может быть, на самом деле он волновался о том, что слова Вирны окажутся верными?

Он вошел в круглый церемониальный зал Арак-Тинилита и зажмурился. В центре зала в восьминогой жаровне, имевшей сходство с пауком (которое, впрочем, имели и все остальные предметы в этом помещении), горел огонь. Глава Академии, мать-хозяйка, и двенадцать других верховных жриц – преподавательниц Арак-Тинилита, в том числе и сестра Дзирта, сидели вокруг жаровни, скрестив ноги. Позади вдоль стены стояли одноклассники Дзирта из школы воинов.

– Ма ку! – скомандовала мать-хозяйка, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в жаровне.

Открылась дверь, и в зал вошла молодая священнослужительница. Ей предстояло быть первой выпускницей Арак-Тинилита этого года. Дзирту сказали, что это самая красивая ученица Школы Ллос, поэтому ей досталась высшая честь на церемонии. Сбросив одежды, она нагая прошла сквозь кольцо сидящих жриц и встала рядом с пламенем, спиной к матери-хозяйке.

Смущенный и немного возбужденный, Дзирт закусил губу. Никогда еще женщина не представала перед ним в таком виде. Он подумал, что пот на его лбу выступил не только из-за пламени в жаровне. Оглянувшись, он заметил, что его товарищи испытывают такие же чувства.

– Бае-го си'н'и каламэй, – прошептала мать-хозяйка, из жаровни повалил красный дым, наполняя комнату сильным и сладким ароматом.

Вдыхая этот ароматный воздух, Дзирт почувствовал удивительную легкость, и у него появилось ощущение, что сейчас он оторвется от пола и взлетит.

Пламя в жаровне внезапно взревело и поднялось ввысь, заставив Дзирта прищуриться и отвернуться. Жрицы затянули ритуальную песню, слова которой показались Дзирту незнакомыми. Впрочем, он почти не обращал внимания на это пение, слишком поглощенный тем, чтобы не потерять способность мыслить, с трудом преодолевая полуобморочное состояние в опьяняющем дыме.

– Глабрезу, – простонала мать-хозяйка. Для Дзирта это слово прозвучало как призыв, как имя обитателя низшего уровня. Он снова стал следить за происходящим и увидел, что мать-хозяйка вооружилась одноголовым хлыстом.

– Где она его взяла? – пробормотал Дзирт, тут же понял, что говорит вслух, и от души понадеялся, что это не нарушит хода церемонии.

Оглядевшись по сторонам, он успокоился: многие однокурсники тоже что-то бормотали, другие с видимым усилием сохраняли душевное равновесие.

– Позови его! – приказала обнаженной девушке мать-хозяйка.

Юная священнослужительница нерешительно протянула руки вперед и прошептала:

– Глабрезу.

У края жаровни заплясали языки пламени. Дым повалил в лицо Дзирту, дышать стало трудно. Ноги у него почти онемели и вместе с тем стали как бы более чувствительными, чем всегда.

– Глабрезу! – повторила девушка уже громче.

Пламя взревело в ответ. Его свет ослепил Дзирта, но почему-то это его не обеспокоило. Он обвел взглядом комнату, не в состоянии сосредоточиться и уловить связь между странными пляшущими призраками и звуками ритуального пения.

Он услышал, как верховная жрица, задыхаясь, уговаривает девушку, и понял, что чародейство приближается. Раздался свист хлыста – очередной стимул? – и крики юной жрицы: «Глабрезу!» Эти крики, столь примитивно-призывные и столь мощные, пробудили в Дзирте и других мужчинах такой накал страстей, о которых они и не подозревали.