Зимовка на «Торосе» - Алексеев Николай Николаевич - Страница 4

Я был совершенно уверен в том, что Гидрографическое управление в Ленинграде своевременно оформило все заявки для экспедиции на «Торосе», и потому без всякого опасения за снабжение приехал на Бакарицу условиться о месте и времени погрузки судна. Встреча с первым же исполнителем развеяла в прах мои радужные надежды. Заявки с грифом «Для г/с «Торос» были испещрены жирными пометками красным карандашом, означавшими, что целого ряда необходимейших для меня предметов в данный момент я не получу.

— Как? Почему? — и на мои не совсем спокойные вопросы последовал хладнокровный совет: либо принимать на судно то, что мне беспрепятственно отпускают, либо итти к начальнику снабжения и получить непосредственно от него соответствующие указания.

Для руководителей экспедиций трудности полярных плаваний начинаются совсем не там, где льды окружают корабль и непроницаемый туман заволакивает сплошной пеленой все находящееся вокруг, а в Архангельске, на Бакарице.

Начальник снабжения принял меня уже тогда, когда солнце скрылось за горизонтом, а летом в Архангельске это происходит чрезвычайно поздно. Разговор происходил в небольшой комнате одного из служебных домов на Бакарице.

По нашим заявкам вновь забегал цветной карандаш, какие-то записи появились в записной книжке снабженца, несколько раз возникал телефонный разговор с тем или иным складом. Изредка я давал свои пояснения в отношении требований «Тороса». Часа через полтора стопка заявок была просмотрена сверху донизу.

— Все! Подводите ваш «Торос» к причалу через пять дней, грузитесь и… счастливого плавания.

Точно через пять дней «Торос» появился у Бакарицы. Владимиру Алексеевичу Зеленину представился еще раз случай блеснуть своим талантом пролезать с кораблем в щель между судами. Не прошло и пятнадцати минут, как «Торос» буквально вжался к пристани между кормой парохода «Ока» и носом красавца «Диксон». Едва успели на берегу закрепить швартовы, как к борту подошел первый грузовик, до отказа набитый мукой. На груде мешков виднелись выбеленные фигуры наших гидрологов, направленных накануне на Бакарицу для организации погрузки. Потные, запудренные мукой лица улыбались.

— Николай Николаевич, готовьте трюм, завалим грузом — все идет, как часы, — приветствовал меня свалившийся с горы мешков Петр Петрович Рахманов.

— Хорошо. Теперь уже задерживаться нечего. Рассказывайте, как дела.

Петр Петрович в сутки сумел превратиться в самого заправского стивидора. Он успел составить план доставки грузов со складов к борту судна так, чтобы не простаивали зря машины, и в то же время «Торос» не был завален беспорядочным потоком груза, имевшего несколько сот различных наименований. Погрузить корабль совсем не так просто, а погрузить «Торос», да еще так, чтобы разместить в нем полуторагодовой запас всего необходимого, явилось делом весьма ответственным и сложным. В корабельный трюм нельзя валить без разбора любой груз; от такой погрузки, во-первых, будет портиться сам груз, во-вторых, нарушится остойчивость корабля и он может перевернуться на небольшой волне. Груз надо разместить так, чтобы все тяжелые предметы находились на самом дне корабля, а более легкие можно располагать уже наверху. Далее, надо заранее предусмотреть, что именно из погруженного понадобится в первую очередь, чтобы не пришлось при первой же выгрузке перерывать весь трюм. Весьма важно, чтобы груз был размещен по своим сортам и, например, ящики с мылом и чаем не оказывались рядом, так как от долгого соседства чай примет запах мыла. Наконец, какое бы количество груза ни находилось на корабле, один из помощников капитана, обычно второй, или, как его называют во флоте, ревизор, должен точно знать, где и что у него лежит.

Перед тем как приступить к погрузке, ревизор составляет план размещения груза на судне, имеющий особое название — «каргоплан». В нем указывается, что и куда надо будет положить, с учетом объема и спецификации груза. Сама погрузка выполняется в строгом соответствии с «каргопланом». При составлении этого плана на «Торосе» пришлось учесть весьма ограниченную вместимость судна и громадное разнообразие номенклатуры нашего груза. Следовательно, трюм необходимо было заполнить так, чтобы любой вид продукта можно было достать, не трогая прочего груза. Ближайшая к середине корабля часть трюма была отделена поперечной переборкой высотой от днища до главной палубы, и в отгороженную часть было погружено около 30 тонн угля. Оставшееся пространство трюма было занято, главным образом, продовольствием, причем последнее грузилось по сортам, каждый сорт укладывался в виде отдельного столбика. Исключение составила мука, большая часть которой заняла весь низ трюма, и лишь в одном месте на палубу выходил «мучной столб» из мешков, положенных в ряд один на другой. При такой системе погрузка шла несравненно медленнее, чем погрузка обычного грузового судна, где нет необходимости доставать из трюма когда угодно любой сорт груза, но зато мы легко могли разбираться в своем снаряжении, имея трюм, похожий на громадную коробку с печеньем, разложенным по сортам.

Береговые работники Арктикснаба с большим неудовольствием поглядывали на нашу «затею». Медленность погрузки задерживала «Торос» у причала, а места у последнего брались буквально нарасхват судами, торопившимися в Арктику. От более решительных мер, чем только косые взгляды снабженцев, нас выручали малые размеры «Тороса», занимавшего весьма небольшое протяжение причала, и темпы работ всех участников экспедиции. В эти дни для «торосовцев» исчезли обеденные перерывы, ночной отдых. И если трюм «Тороса» медленно заполнялся «товарными столбиками», то во всех складах к нам не могли предъявить никаких претензий. Необходимые материалы отбирались быстро, без излишних споров, и все отобранное сейчас же отвозилось к «Торосу».

К концу третьих суток стоянки на Бакарице от изящного вида нашего корабля осталось очень немного. «Торос» глубоко сел в воду, сразу сделавшись похожим на какую-то речную баржу. Палуба, над отделкой которой столько потрудился боцман, сейчас скрылась под разнообразным грузом.

Если просмотреть палубу с носа до кормы, то перед вами представился бы следующий ассортимент товаров. От форштевня до фокмачты покоились бочки с бензином (самый неприятный груз, какой себе может только представить любой капитан); поверх бочек были разложены мешки с овсом и жмыхами для корма свиней, взятых в экспедицию. От фокмачты до мостика палуба вдоль корабля делилась на три части. С правого борта разместился «свиносовхоз», т. е. был сделан громадный ящик с перегородками и крышками, в котором находилось одиннадцать больших свиней. Середина судна, занятая люком трюма, вмещала тоже изрядное количество мешков со жмыхами. С левого борта стоял наш моторный катер. На мостике, тесно прижавшись друг к другу, выстроились бутыли в плетеных корзинах с различными ягодными и фруктовыми соками.

От штурманской рубки и до самой кормы в три ряда стояли ящики с овощами. Наконец, на вантах наших мачт густыми гроздьями свисали бесчисленные окорока, колбасы и прочие копчености. Для человека с хорошим аппетитом все это выглядело недурно, но нам и овощи и копчености портили настроение, так как нигде нельзя было свободно ступить ногой, чтобы не оказаться перед препятствием гастрономического характера. Не лучше обстояло дело, и внутри корабля. Все жилые каюты еле вмещали вороха весьма объемистой полярной одежды. Ее владельцы подчас готовы были обречь себя на любые испытания на морозе, лишь бы как-нибудь избавиться от добавочной нагрузки в своих каютах. Уже в море, а тем более по истечении первых месяцев плавания, эта одежда нашла себе прекрасные и вполне свободные места для размещения, но в первый момент она ошеломляла своим количеством и объемом.

В самом деле, было от чего растеряться, когда к вам в крошечную каюту размерами 3 на 1,5 метра матрос не вносил, а впихивал следующий ассортимент: меховую малицу, меховые брюки и рубаху, спальный мешок, полушубок, болотные сапоги, армейские сапоги и рабочие ботинки (из-за своей громоздкости они у нас получили название «танки»), торбаза собачьи и нерпичьи, 2 пары меховых чулок, шапку, шарф, 2 пары меховых и 5 пар брезентовых рукавиц, 5 пар летнего и 4 пары теплого белья, костюм ватный и костюм хлопчатобумажный, брезентовый плащ и брезентовые тужурки и брюки. Далее в каюту летела мелочь из полотенец, носков, перчаток, лыжных ремней и прочего. Если вспомнить, что каждый из нас имел свой чемодан с бельем, шинель, ботинки, галоши, а в каюте находились, кроме того, койка, шкаф, стол, диван и умывальник, то становится понятным, что могли представить собой наши жилища. Увы, этого еще оказалось мало, и наш ревизор, Иван Кузьмич Кошелев, среди погрузки хмуро распорядился: «Ввиду недостатка места под грузы всем участникам экспедиции принять к себе в каюты подведомственные им инструменты». Надо себе только представить отчаяние нашего гидролога, когда к нему водворились 10 батометров, все наши термометры, анероиды и прочее.