Пока греет огонь - Копылов Валентин Миронович - Страница 10

Под скалой свинцовым языком, круто спускаясь к озеру, лежала каменистая осыпь, вверху густо усеянная белыми костями. Почти во всех расщелинах и углублениях между камней, уставившись пустыми глазницами в холодное. небо, лежали черепа маралов, лосей, косуль. На вершине скалы валялись мелкие косточки, занесенные вороньем.

Каменистая осыпь обрывалась в нескольких шагах от густо заиленного озера. Дальше на сотни метров тянулись непроходимые камышовые джунгли. Несколько белокрылых чаек летали над неспокойным озером. Рассерженный ветер то прижимал к воде смелых птиц, подставляя их под удары волн, то резким взмахом невидимой руки подбрасывал вверх.

С северной стороны Тайгала царит настоящая, не знакомая с топором лесоруба, тайга.

Давным-давно два горных хребта, выбиваясь из последних сил, растеряв в дальней дороге высоту и величие, едва дотянулись до озера, опустили в него усталые ноги, да так и остались здесь навсегда, не пошли дальше на юг. Поползли по каменным кручам травы и кустарники, склоны гор поросли лесом. Сколько воды утекло с тех пор, сколько зверей и птиц нашли вечный приют на горных склонах —не счесть!

Шайтан вспомнил, как однажды глубокой осенью, когда молодой ледок покрыл искрящимся белым панцирем холодные воды Тайгала, его впервые привела сюда Альба.

Она завела Шайтана под утес, степенно оглянулась и, прочитав в его глазах растерянность при виде необычайного скопления костей на небольшой по размеру площади, кивком головы предложила ему самому во всем разобраться. Сама же, по обыкновению вечно хмурая и недовольная, поеживаясь от пронизывающего ветра, легла между камней и из-за укрытия молча следила за Шайтаном.

Вожак довольно долго бродил под скалой, принюхиваясь, зорко всматриваясь, пытаясь найти разгадку таежной тайны. Он оглядывался на Альбу, но та делала вид, что спит, и не спешила вожаку на помощь.

...Плещется лениво озеро. Суровой неприступной твердыней поднялась скала над зелеными водами. Кто воздвигнул ее, неизвестно.

Над скалой серыми овечками бредут облака, у подножия стынут седые туманы. Замерла скала. Притаилась, Вот стучат копытца по камешкам. Уж не красавец ли марал бежит на отстой, спасаясь от разъяренных псов? Так и есть. Буйным ветром взлетел на кручу крупный рогач, чтобы через мгновение понять свою ошибку. Не спасительницей оказалась скала, а ловушкой, проклятой лесными духами. И назад теперь хода нет. В пяти шагах от животного псы беснуются, брызжут желтой пеной на холодные камни.

Хрипят псы, задыхаются, почуяв запах крови. С трех сторон прижали марала к краю бездны. Впереди смерть— позади смерть. Выбирай, марал, любую.

Но не торопится марал смерть выбирать. Надеется еще на что-то. Рога выставил, а глазами по сторонам косит: высматривает путь к спасению.

Злобные псы возле марала вертятся, а напролом не идут: не хотят зря погибать. Знают, что есть еще одна ловушка, на которую марал попадется.

Со скалы под небольшим наклоном, параллельно озеру, сбегала узкая глубокая трещина. Кинется зверь по спасительному карнизу, да и попадет в западню. Трещину, конечно, пустяк перепрыгнуть, да вот как на той стороне устоять? Каменный карниз настолько узок, что только благодаря чуду можно удержаться на нем.

Марал не сразу доверился коварной тропинке. Чуял скрытый подвох, да в последний момент, после яростного броска Шайтана, дрогнул. Шагнул рогач навстречу своей гибели и не мог остановиться, пока не увидел проклятую трещину.

Наполнились тоской глубокой маральи глаза. Понял он свою ошибку, но изменить что-либо уже не мог. Подняв тяжелую голову, он оглядел в последний раз озеро, простился с зеленеющими за ним отрогами лесистых гор и изготовился К прыжку.

Наверху, на скале, притихли псы. Перепрыгнет марал трещину или сорвется и упадет на острые камни!

Улетел в поднебесье предсмертный, судорожный крик.

Возликовала стая. Победный клич взлетел следом за маральим криком, догнал его и смял, растворив одинокий вопль в жутком хоре обезумевших собачьих глоток.

Сбивая друг друга, разноцветной лавиной катились псы к издыхающему маралу.

В каменистых осыпях вздрогнули карликовые березки, взмахнули гневно веточками, увидев опьяневших при виде крови зверей, раздирающих на клочки еще живую жертву.

Всколыхнулись леса, заскрипели гневно, руками-сучьями замахали шумно, раскрыв беззубые рты, заухали по совиному, затрещали...

СНЫ АЛЬБЫ

Над скалой группами и в одиночку уныло скользили в неведомое крутобокие облака. Похожие на гигантских жуков, они с удивлением взирали на сиротливо застывшую среди каменного хаоса Альбу, единственную из бродячих собак, которая назло всем смертям сумела прожить на Тайгале более семи лет.

Она тоже не сводила глаз с неба и до боли в ушах прислушивалась к полету пенистых облаков, скользящих, кажется, над самой головой, и недоумевала уже в который раз: «Почему от облаков нет ни шума, ни запахов?»

Посторонние звуки отвлекли ее от решения трудной задачи. Она оглянулась и увидела устало поднимавшегося на скалу Шайтана. Недовольная тем, что ее побеспокоили, Альба тихо зарычала, обнажив пожелтевшие зубы.

Вожак степенно отошел от недовольной собаки и, быстро отыскав защищенный от ветра уголок, лег.

Альба успокоилась. Тяжелые, набрякшие веки медленно опустились на слезившиеся глаза... Она заснула... Только и во сне нет ей покоя.

Видит она, как подняла свора крупного лося, увенчанного кустом мощных рогов. Погнала распадком. Справа и слева несутся, поднимая клубы снежной пыли, самые быстрые и сильные — не дают зверю в сторону уйти.

Не спешит лось, куражится над увязающими в снегу псами. Остановится, повернет голову, уставится серыми глазищами на вспотевших собак и, довольный собой, как буйный ветер, вновь уносится далеко вперед. Не верится ему, что эти карлики, которых с волками и сравнивать смешно, догнать его могут.

Но псы бегут и бегут, и не берет их ни холод, ни усталость. Как заведенные механизмы, безостановочно месят лапами рыхлый снег.

Обуяла все-таки лесного великана подлая тревога, так часто мешающая собраться с силами. Не поймет он, что вокруг творится. Вроде и убегает достаточно далеко, но не успеет остановиться, чтобы дыхание перевести, а псы уж, глядь, за спиной мохнатыми колобками катятся.

Рассердился лось на нахальных карликов, взбрыкнул копытами, повернул рога на обидчиков и ждет, шумно раздувая ноздри, напугать хочет.

Лавиной стелется свора без намека на усталость и страх, обтекает горбоносого, как вода камень.

Не выдержал лось подобного натиска, стушевался. Опять понесся серым вихрем, оставив далеко позади надоедливых псов. Вьется за рогачом белоснежное облако, оседая на кусты и деревья, из ноздрей пар валит, бока словно кузнечные меха раздуваются. Куда бежит зверь — сам не знает. Пропали все известные ему ориентиры...