Незримый клинок - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 33

– Ты знаешь, почему я пришел? – спросил убийца.

Женщина заплакала, однако муж нежно, но твердо взял ее за плечи и подтолкнул к той комнате, где были дети.

– Я в этом не виноват, – тихо произнес мужчина, когда она вышла. – Я просил Кадрана Гордеона. Я сказал ему, что как-нибудь сумею раздобыть деньги.

Прежнему Артемису Энтрери это было бы безразлично. Прежний Артемис Энтрери не стал бы тратить время, чтобы выслушать свою жертву. Прежний Артемис Энтрери просто выполнил бы задание и ушел. Но сейчас он почувствовал слабый интерес и поскольку других срочных дел у него не было, не стал спешить.

– Я не причиню тебе неудобств, если ты пообещаешь не причинять вреда моей семье, – сказал мужчина.

– А ты думаешь, что можешь причинить мне неудобства? – спросил Энтрери.

Его убогий противник беспомощно покачал головой.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Я только хотел для них лучшей жизни. Я согласился и даже рад был переправлять деньги с улицы Портовиков на место, потому что за эти несложные задания я мог бы получить денег больше, чем за месяц честного труда.

Все это Энтрери не раз слышал и раньше. Частенько глупцы – их называли «верблюдами» – вступали в гильдию, выполняя роль мальчиков на побегушках за плату, казавшуюся им сказочным богатством. Таких «верблюдов» гильдии нанимали лишь для того, чтобы в соперничающих гильдиях не знали, кто будет перевозить деньги. Но обычно соперникам все же становились известны и личности «верблюдов», и маршруты. Груз похищали, а бедняг «верблюдов», если им удавалось ускользнуть живыми, немедленно убирала гильдия-наниматель.

– Но ты же понимал, как опасно иметь с ними дело, – заметил Энтрери.

Тот кивнул:

– Я хотел выполнить только несколько заданий, а потом бросить.

Энтрери только рассмеялся, услыхав такую бессмыслицу. «Верблюд» не мог просто прекратить доставлять посылки. Любой, кто соглашался на это дело, сразу узнавал так много, что гильдия просто не могла отпустить его. Оставалось только два пути: либо «верблюду» улыбалась удача и он проявлял себя настолько хорошо, что добивался более высокого положения внутри цеха, либо его (или ее, потому что женщин тоже нанимали) убивали во время ограбления или позже.

– Умоляю тебя, только не здесь, – снова попросил мужчина. – Не надо, чтобы жена слышала мои предсмертные крики, а сыновья видели мой труп.

Энтрери почувствовал горечь во рту. Никогда еще он не испытывал такого омерзения, никогда, казалось, не видел более убогого человеческого существа. Он вновь обвел взглядом жалкое жилище, где занавеси заменяли двери и стены. В лачуге была единственная тарелка, из которой ело, наверное, все семейство, сидя на единственной старой скамье.

– Сколько ты должен? – спросил он, вдруг почувствовав, хотя сам с трудом в это верил, что не сможет убить этого несчастного.

Мужчина удивленно посмотрел на него.

– Целое состояние, – сказал он. – Почти тридцать золотых.

Энтрери фыркнул и сорвал с пояса кошелек, спрятанный за спиной. Взвесив его на ладони, он решил, что там, по меньшей мере, пятьдесят монет, но все равно бросил кошелек мужчине.

Бедняга, совершенно ошеломленный, поймал его и так долго глядел на него, выпучив глаза, что Энтрери стал опасаться, как бы они у него не вылезли из орбит. Потом он взглянул на наемного убийцу, но его раздирали настолько противоречивые чувства, что на лице отражалось только смятение.

– Дай слово, что ты больше не будешь связываться ни с одной гильдией после того, как выплатишь долг, – сказал Энтрери. – Твои жена и дети достойны лучшего.

Мужчина открыл рот, чтобы ответить, но потом просто бухнулся на колени и стал кланяться своему спасителю. Энтрери повернулся и вышел из лачуги на грязную улицу.

Он слышал, как спасенный выкрикивает бесконечные благодарности за его милосердие. На самом деле никакого милосердия в поступке Энтрери не было. Его совершенно не волновала судьба ни этого несчастного, ни его уродливой жены, ни наверняка уродливых детей. Но все же он не мог убить беднягу, хотя и понимал, что оказал бы ему дружескую услугу, навсегда избавив его от столь жалкого существования. Нет, Энтрери не хотел тешить Кадрана Гордеона тем, что по его приказу совершил такое позорное убийство. Такими «верблюдами» должны заниматься мальчишки лет двенадцати, первый год состоящие в гильдии. Со стороны Кадрана дать такой заказ мастеру вроде Энтрери было величайшим оскорблением.

И он не собирается с этим мириться.

Энтрери быстро шел по улице к гостинице, где снимал комнату. Там он собрал свои вещи и немедленно съехал, после чего оказался перед входом в «Медный муравей». Он хотел силой вломиться туда просто ради того, чтобы доказать Двавел, насколько нелепа была ее угроза закрыть для него двери заведения. Но после передумал и пошел прочь. У него не было настроения иметь дело ни с Двавел, ни с кем бы то ни было еще.

В другом конце города он обнаружил маленькую таверну без вывески и снял комнату. Вероятно, он оказался на территории другой гильдии, и если они узнают, кто он такой и с кем связан договором, неприятности не замедлят себя ждать.

Но ему было все равно.

День не принес с собой никаких событий, но Энтрери не почувствовал себя спокойнее. Он понимал – что-то готовится. У него было достаточно и средств, и искушенности в тайных делах, чтобы выйти на улицу и все вызнать, но не было к тому никакого желания. Он решил пустить все на самотек.

Вечером второго дня он спустился в обеденный зал маленькой таверны, заказал ужин и сел в дальнем углу, решив поесть в одиночестве. Он не прислушивался к разговорам, ведшимся за столами, однако заметил, как в таверну вошел необычный гость – хафлинг, которых редко можно было встретить в этой части города. Вскоре хафлинг пробрался к нему и сел на длинную скамью по другую сторону стола.

– Добрый вечер, господин хороший, – сказал коротышка. – Что, вкусный у вас ужин?

Энтрери внимательно оглядел хафлинга, понимая, что его еда того вовсе не волнует. Он посмотрел, нет ли у него оружия, хотя и подумал, что вряд ли Двавел набралась бы достаточно смелости, чтобы подослать кого-нибудь к нему.

– Можно ли мне попробовать? – довольно громко спросил хафлинг, обходя стол.

Энтрери, поняв намек, зачерпнул полную ложку размазни из своей тарелки, но не стал протягивать ее хафлингу, дав ему возможность подойти поближе, не вызывая подозрений.

– Меня послала Двавел, – негромко сказал малыш. – Тебя разыскивает гильдия Басадони, они просто в бешенстве. Они знают, где ты, и получили разрешение от Рейкерсов прийти и схватить тебя. Жди их сегодня ночью. – Договорив, хафлинг съел немного и снова сел за стол, потирая животик.

– Передай Двавел, что теперь я у нее в долгу, – сказал Энтрери.

Коротышка, едва заметно кивнув, пошел к стойке и заказал тарелку размазни. Ожидая заказ, он затеял разговор с трактирщиком, а потом съел свою размазню, не отходя от стойки, предоставив Энтрери обдумать сказанное.

Убийца прикинул, что мог бы сбежать, но ему не хотелось. Нет, решил он, пусть приходят, и будь что будет. Он рассчитывал, что они все равно не собираются убивать его. Закончив есть, Энтрери вернулся в свою комнату, чтобы все как следует подготовить. Сначала он отодрал одну из досок внутренней обшивки стены, выходившей на улицу, опустил руку в пространство между ней и наружной обшивкой, дотянулся до балки, державшей пол его комнаты, и положил на нее свой знаменитый кинжал и кошелек. Потом он аккуратно вставил доску на место, а на пояс вместо кинжала повесил другой клинок из своего арсенала, немного на него похожий, но не обладавший никакой магической силой. Затем, скорее не ради безопасности, а для того, чтобы не вызвать подозрений, он сделал простейшую ловушку и сел на единственный в комнате стул. Он достал кости и стал бросать их на маленький ночной столик, убивая за игрой время.

Была уже поздняя ночь, когда послышались первые шаги по лестнице наверх – человек, судя по всему, пытался идти крадучись, но создавал больше шума, чем если бы Энтрери шел нормальным шагом. Звук шагов стих, убийца стал напряженно вслушиваться и уловил тихий скрежет металлической пластинки, вставленной между дверью и косяком. Опытный вор одолеет эту ловушку за пару минут, поэтому он скрестил руки на затылке, откинулся спиной к стене и стал ждать.