Наследие - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 25

«Дорогие мама, папа и тетушка Нетти! Мы добрались до места позавчера. – Неужели прошло всего два дня? – Со мной все в порядке. Озеро очень… – Фаун пощекотала пером подбородок, решила, что не должна ограничиваться словом „мокрое“ и написала „большое“. – Мы снова встретились с тетушкой Дага Мари. Мне нравится ее… – Фаун вычеркнула „хижина“ и написала „шатер“. – С рукой у Дага лучше…» – Она продолжала в том же духе, пока не заполнила полстраницы столь же содержательными высказываниями. Свободного места все еще оставалось слишком много. Фаун решила описать детишек Сарри и место, где они разбили свой шатер, так что под конец жизнерадостные описания едва уместились на странице. Ну вот…

Было столько всего, о чем она не написала! Штаб дозорных, разграфленная доска Громовержца, Дор, его пугающая хижина и подвешенные к крыше кости, бесполезность разделяющего ножа после такого далекого пути… Унылое настроение Дага. Угроза уроков плавания, и притом голышом. Нет, о некоторых вещах лучше умолчать.

Даг закончил свое письмо и протянул его Фаун, чтобы та прочла. Оно было очень вежливым и ясным, почти как список – с уточнениями, кому какой подарок причитается. Обе лошади и вьючное седло, а также прекрасные меха предназначались маме, шкура глиняного человека для близнецов описывалась без пояснений. Фаун усмехнулась, представив себе переполох, который возникнет в Вест-Блу, когда там развернут три устрашающие шкуры.

Даг заглянул в сарай, вернул чернильницу и перья и вышел, держа в руках запечатанные письма, как раз когда к крыльцу подъехала девушка на неоседланной красавице-кобыле, серой в яблоках. За ней бежал вороной жеребенок месяцев четырех; Фаун решила, что никогда еще не видела такой изящной головы и прекрасных темных глаз. Пока Даг и девушка навьючивали поклажу, Фаун попыталась с ним подружиться. Жеребенок был не прочь поиграть и в конце концов позволил почесать себе ухо. Фаун не могла себе представить, чтобы ее мать или кто-то другой из семьи ездил верхом на чудесной кобыле; может быть, ее удастся запрягать в легкую тележку для поездок в деревню. Ну и будут же на нее глазеть!

Со стороны штаба показался всадник, одетый как дозорный. Это оказался курьер, отправляющийся на юг, – старый приятель Дага. На какую старую услугу сослался Даг, Фаун не поняла, но несмотря на сомнение, с которым дозорный смотрел на крестьянскую жену Дага, доставить свадебные дары он взялся. Курьер задержался ровно на столько времени, сколько было нужно для подробного описания фермы родителей Фаун и дороги к ней, и отбыл, ведя в поводу покладистую кобылу; жеребенок вприпрыжку припустил следом. Девушка, приведшая лошадей, смотрела им вслед с совершенно безутешным выражением.

После этого Даг отвел Фаун в соседний сарай, где они нашли почти новую кухонную утварь – конечно, не то, что нужно для оборудования настоящей кухни, но по крайней мере некоторую посуду, с помощью которой можно приготовить более приличную еду, чем сырой нарезанный ломтями кидальник и чай. К радости Фаун, на складе нашлось несколько фунтов хлопка с берегов реки Грейс, чистого и вычесанного, большой куль чесаной шерсти и три пучка хорошего льна. Инструменты, полученные Фаун в качестве свадебного подарка от тетушки Нетти, теперь найдут применение. Несмотря на поклажу, возвращалась Фаун к своему шатру более легкими шагами; она уже планировала, как заставить Дага посидеть смирно, пока она будет снимать мерку с его ног, чтобы связать носки.

На следующий день Даг вернулся из шатра целителей без перевязи и лубка; улыбка не покидала его лица. Он радостно сгибал и вытягивал руку, сообщив, что Хохария велела ему еще неделю беречь ее; это указание он интерпретировал как запрет только на упражнения с оружием. Всем остальным – включая Фаун – он начал заниматься незамедлительно…

К молчаливому ужасу Фаун, Даг первым делом заставил ее отложить веретено и отправиться на первый урок плавания. Ее страх перед водой заглушался только смущением из-за необходимости снять одежду, но Дагу каким-то образом удалось заставить ее забыть и о том, и о другом. Они миновали колышущиеся под ветром камыши и остановились там, где вода доходила Дагу до пояса, а Фаун – до груди. Мутная вода озера давала им вполне достаточное прикрытие: зеленовато-золотистая глубина почти от поверхности делалась непрозрачной. Верхний слой воды, нагретый солнцем, был теплый, как в ванне, хотя ниже чувствовался холод. Фаун поджимала пальцы, ступая в мягкую тину. Их сопровождало головокружительное движение водяных жуков – маленьких черных овалов, которые весело суетились вокруг, похожие на бусинки, и проворных водяных пауков, чьи тонкие ножки оставляли вмятинки на коричневой поверхности воды. Даг сразу же привел жуков-бусинок в пример Фаун: предложил ей устраивать маленькие водовороты рукой и смотреть, как жучки выныривают на поверхность.

Даг объяснил Фаун, что она от природы более плавуча, чем он сам, и воспользовался возможностью похлопать ее по наиболее плавучим частям. Фаун сочла его жизнерадостное заявление «не важно, насколько глубока вода, Искорка, ты все равно будешь иметь дело только с верхними двумя футами» излишне оптимистичным, но под влиянием его уверенности и неизменного хорошего настроения постепенно начала чувствовать себя в воде более свободно. На второй день, к собственному изумлению, она впервые в жизни поплыла; на третий день она по-собачьи преодолела несколько ярдов.

Даже Даг был вынужден признать, что из-за постоянно цветущей воды озера Хикори все обитатели его берегов к концу лета (гораздо раньше, подумала Фаун, хоть и не сказала этого вслух) начинали пахнуть ряской, но Сарри показала Фаун родник в лесу, где можно было не только прополоскать выстиранную в озере одежду, но и набрать воды для питья, которую не обязательно кипятить. Фаун впервые в своей замужней жизни занялась стиркой и потом с удовлетворением от хорошо сделанной работы понюхала развешанное на веревке белье.

Вечером Даг принес небольшую индейку, Фаун ощипала ее и радостно сложила перья в мешочек, предвкушая будущие подушки и перины. Птицу они зажарили на своем очаге и позвали Мари и Каттануса помочь с ней расправиться. Фаун закончила вечер, накинув первую хлопчатобумажную нить на спицу, чтобы связать Дагу носки; у нее возникло чувство, что, может быть, в конце концов лагерь и станет ей домом.

Через два дня Даг заменил урок плавания поездкой на лодке. У него был специальный крюк, крепящийся к протезу, позволявший ему управляться с веслом. Фаун после короткого обучения на причале Даг позволил устроиться на носу с собственным веслом. Сначала она нервничала и чувствовала себя неуклюжей; огромное пространство воды впереди пугало – ведь Даг был сзади и вне ее поля зрения, – но скоро Фаун уловила ритм движения. Когда они обогнули Ореховый остров, покрытая гребешками волн поверхность озера сменилась зеркальной гладью, и Фаун совсем успокоилась. Они помедлили у берега, любуясь отражением в воде засохшего дерева, голые белые ветви которого ярко выделялись на фоне зелени леса. На дереве гнездились ширококрылые канюки; несколько птиц грациозно кружились в воздухе или сидели на ветвях, и Фаун улыбнулась, вспомнив, как испугал их краснохвостый сарыч в окрестностях Глассфорджа. Более крупных хищников, насколько было известно Фаун, отпугивала от островов магия Стражей Озера.

Потом они свернули в протоку с удивительно чистой водой; воздух над ней был неподвижным и жарким. Над протокой склонялись огромные кусты бузины, ветви которых усеивали тяжелые грозди зеленых ягод, медленно начинавших приобретать многообещающий красный оттенок. Через месяц ягоды созреют и станут черными, и Фаун отчетливо представила себе, как подросток Даг собирал их с лодки. Блеснувший на солнце окунь выскочил из воды и упал в лодку прямо к ногам Дага; смеясь над испугавшейся Фаун, Даг осторожно поднял трепыхающуюся рыбку и отправил обратно в воду. Он категорически отверг обвинение в том, что приманил окуня своей магией: «Слишком мелкая добыча, Искорка!»