Вор (ЛП) - Тернер Меган Уолен - Страница 28

Так кто же сдвинул камни? В конце концов я решил, что никто. Двери оказались тяжелее, чем я предполагал, а каменный пол мокрым и скользким. Мне надо было быть осторожнее, вот и все. Мой желудок урчанием напомнил о пропущенном обеде, и я сел.

— С возвращением, — сказал халдей. — Хочешь вяленую говядину, вяленую говядину а ля натюрель или вяленую говядину в собственном соку?

— Спасибо, мне голубей в мятном соусе и приличного вина. Но не слишком дорогого, будьте любезны.

Халдей протянул мне почти пустой пакет с мясом и половину хлебной краюхи.

— Приятного аппетита, — сказал он.

Хлеб был черствый, и жевать его было так же тяжело, как и говядину. Я упорно работал челюстями и слушал, как Пол с халдеем вернулись к обсуждению войны. Я огляделся в поисках Софоса, его нигде не было видно.

— Я послал его за дровами, — прервав разговор, сказал халдей.

Зная Софоса, я сразу подумал, что он свалился в реку.

— Он умеет плавать? — поинтересовался я вслух.

Халдей посмотрел на Пола, тот пожал плечами. Не говоря ни слова, они оба встали, отряхнули песок со штанов и отправились искать Софоса. Как только они исчезли, я заглянул в открытый мешок — он принадлежал Полу — вытащил из него еще лоскут мяса и спрятал в карман. Халдей отдал бы его, если бы я попросил, но после сцены с уздечкой просить мне не хотелось.

Софос подошел ко мне сзади с охапкой сухих веток.

— Где все?

— Ищут тебя.

Я объяснил, что его уже записали в утопленники. Следующие полчаса он сидел, обиженно надувшись, пока со стороны нижнего течения реки не появился халдей. Увидев Софоса, он вернулся к берегу и помахал Полу, потом они вернулись вместе. Они уселись рядом с нами, и Софос, глядя перед собой, многозначительно произнес:

— Я очень хорошо плаваю.

— Что на ужин? — спросил я.

Мы поели и стали ждать исчезновения реки. Я отошел от огня, чтобы посидеть в темноте. Софос перебрался ко мне.

— Ген, — спросил он. — Ты слышал, как река приходит в храм?

Я подумал о приступах паники в две предыдущие ночи. Может быть, мои уши слышали то, что не понимала голова? Пришлось признаться:

— Я не знаю, — и я рассказал ему о своем страхе.

И о сдвинутых камнях.

— Как ты думаешь, — пробормотал он. — Может быть там кто-то… живет?

Я прикинул, можно ли заменить «кто-то» на «что-то». Не то, чтобы я верил в существование призраков и вурдалаков, но в них было проще поверить, стоя в кромешной тьме в сырой и холодной дыре под землей.

В мою третью ночь я вспомнил, что надо забрать меч, что лежал брошенный у входа в лабиринт. Потом я двинулся прямо по коридору к центру. Я ощупал кончиками пальцев каждый участок внутренних стен от одного конца до другого, затем вышел в дальний коридор и исследовал его. Это заняло большую часть ночи, но я ничего не нашел. Я вошел в лужу и перебрался через нее вброд; я старался идти осторожно, но кости то и дело хрустели под моими ногами. Я обыскал заднюю стену лабиринта и тоже ничего не обнаружил.

Во время поисков меня начали преследовать осторожные слова Софоса. «Там кто-то живет?». Каждые несколько минут я останавливался, чтобы оглядеться, и ругал Софоса. Один раз пламя в лампе затрепетало, и паника вернулась ко мне, толкая к выходу из лабиринта. Я знал, что еще есть время до возвращения воды и отказывался признать поражение.

Я остановился и вцепился в скалу, словно ища поддержки. Я должен был найти Дар Хамиатеса, и если я не смогу, или даже если его здесь нет, то лучше мне утонуть и не позориться. В конце концов, ради чего мне возвращаться?

Паника отступила, и я посмотрел на стену перед собой. Камень был покрыт неровностями и бороздами, но не было ни единой трещины, указывающей на наличие дверного проема или скрытой пружины. Я ощупал стену до середины коридора, затем разочарование взяло надо мной верх. Я выругался и со всей силы рубанул мечом по граниту. Боль пронзила ушибленную руку. Меч, звеня как колокол, упал на камень у моих ног. Мне повезло, что он не отскочил от камня и не ударил меня в лицо.

Я повернулся и сел на пол нянчить больную руку и вытирать слезы с лица. Страха не было, но я чувствовал сильное искушение вернуться ко входу в лабиринт. Я не знал, смогу выйти отсюда или нет.

Я остался, потому что был в ловушке; я был слишком глуп, чтобы уйти. Может быть все воры, лежащие под водой в конце лабиринта, тоже были ослеплены своим упрямством? С противоположной стены на меня смотрело мое собственное отражение, искаженное и преломленное гранями обсидиана. Я некоторое время смотрел на отражение огонька лампы и снова подумал, как это черное стекло напоминает окно, глядящее в ночь и отражающее свет внутри дома, делающее невидимым весь мир снаружи. Хотя этот огромный кристалл был больше похож не на окно, а на дверь.

Я встал, позабыв про больную руку. Каменные жилы пронизывали стекло, но этот кусок обсидиана был размером с двойную дверь. Я потер рукой гладкую черную поверхность и прижался к ней носом, пытаясь заглянуть внутрь скалы. Там не было ничего, кроме черноты.

Я взял меч и, затаив дыхание, ударил по стеклу. Клинок отскочил, отбив небольшой кусок обсидиана. Я отвернул лицо, зажмурился и ударил сильнее. Зазвенели, осыпаясь, крупные обломки стекла, и, когда я посмотрел снова, длинные трещины лучами звезды расходились от места удара. В центре схождения лучей образовалась дырочка. Я засунул туда палец и, не обращая внимания на острые края, покрутил им в пустоте на другой стороне.

Снова отвернувшись, я бил и бил мечом по стеклянной двери, пока не услышал, как что-то оторвалось от стены и обрушилось на каменный пол. Кусок обсидиана размером с солдатский панцирь упал и разлетелся на куски у моих ног. Пыль, висящая в воздухе, раздражала глаза. Я поднял лампу, чтобы свет проник в открывшееся передо мной отверстие.

Там ничего не было, хотя мои расчеты показывали, что я должен увидеть стену соседнего коридора. Несколько мгновения я моргал, озадаченный своей ошибкой. Потом я снова заглянул в дыру. Я видел узкую комнату, двенадцать крутых ступеней, ведущих вверх. Выше находилось еще одно помещение, но свет лампы туда не достигал. Действуя мечом более осторожно, я расширил отверстие между пластами более твердых пород. Я аккуратно опускал на землю большие куски обсидиана. Вдруг один удар меча сразу освободил весть проем. Каменные прожилки рассыпались на части размером с кулак и огромный кусок освобожденного стекла выскользнул из стены и рухнул на пол. Осколки разлетелись во все стороны со скоростью шрапнели. Я отскочил назад и закрыл лицо руками.

Когда пыль улеглась, я опустил руки и заглянул через широкий проем в комнату с лестницей. Она была шириной в восемь футов, как и показывал халдей на моей карте. Я понятия не имел, как она могла оказаться в этой части лабиринта, где толщина стены составляла фута два, не больше.

Оставленная на полу лампа все еще горела. Я поднял ее и, освещая себе путь между кусками обсидиана, поднялся по лестнице. Лампа была круглая, не очень высокая, с плоским дном и двумя вмятинами, образовавшимися, когда я уронил ее в первую ночь. Горящий фитиль торчал из небольшого носика, а ручки не было. Она удобно лежала в моей ладони, становясь легче и горячее по мере выгорания масла. Масла оставалось совсем мало, лампа казалась почти пустой. Я держал ее на уровне глаз, освещая себе путь трепещущим огоньком.

Больше никаких препятствий не было. На лестнице я внимательно смотрел себе под ноги и поэтому не понял, пока не поднялся, что верхний зал заполнен людьми.

Они свободно стояли по обе стороны открытого прохода, но молчали и не смотрели в мою сторону, хотя невозможно было не заметить моего появления. Я крушил стекло с таким шумом, что мог разбудить и мертвого, но ни один из них не двинулся при моем появлении. Я был как на ладони, но на меня никто не смотрел. Наконец я понял, что только пляшущие на стенах тени от лампы, дрожащей в моей руке, создают иллюзию дыхания этих существ. Здесь были только статуи.