Церковная песня [Гимн Хаоса] - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 17

Злая ухмылка Барджина стала еще шире. Если в библиотеку и был какой-то секретный вход, то старик должен знать об этом.

К вечеру облака разошлись, и кромка гор вспыхнула удивительной алой каймой. Мулливи не обращал на это внимания: за свою жизнь он повидал слишком много закатов, и они больше не тревожили его сердце. Он потянулся, хрустнув старыми суставами, и поплелся к своему сараю, который ютился у боковой стены огромного строения библиотеки.

– Ты тоже стареешь, – сказал садовник своей лачуге, открыв скрипучую дверь. Он зашел внутрь, намереваясь поставить на место свою метлу, но внезапно остановился, парализованный силой, которую он не понимал.

Из темноты к нему потянулась рука, выхватив метлу из его непокорных пальцев. Разум Мулливи призывал действовать, но он не мог заставить повиноваться свое тело. Не мог закричать, или повернуться лицом к хозяину руки. Затем его втолкнули в сарай – он упал лицом вниз, не в состоянии поднять руку и предотвратить падение, – и дверь закрылась за ним. Мулливи знал, что он не один.

– Ты мне все расскажешь, – пообещал из темноты зловещий голос.

Мулливи висел привязанный за запястья уже несколько часов. В комнате царила кромешная тьма, но садовник чувствовал, что его мучитель стоял очень близко.

– Я мог бы убить тебя и расспросить обо всем твой труп, – с усмешкой сказал Барджин. – Уверяю тебя, мертвецы очень разговорчивы, и они никогда не лгут.

– Другого пути внутрь нет, – уже, наверное в сотый раз, сказал Мулливи.

Барджин знал, что старик лжет. В начале допроса он произнес несколько заклинаний, отделяющих правду ото лжи, и Мулливи полностью провалил это испытание. Барджин аккуратно ухватил живот садовника одной рукой.

– Нет, нет! – умолял тот, мечась и стараясь освободиться от этого захвата. Но Барджин держал крепко и начал нашептывать слова. Вскоре внутренности Мулливи наполнились жидким огнем, а желудок свела невыносимая боль. Его беспомощные крики сами собой вырывались оттуда.

– Кричи, кричи, – проворчал Барджин. – Все вокруг защищено заклинанием тишины, старый дурак. Ты не потревожишь безмятежного сна тех, что в библиотеке. Но зачем тебе тогда так заботиться об их безмятежном сне? – тихо спросил Барджин голосом, полным притворного сочувствия. Он убрал руку и мягко провел рукой по изуродованному месту.

Мулливи прекратил биться и орать, хотя боль от жуткого заклинания и не совсем прошла.

– Ты для них ничто, – мурлыкал Барджин, но его рассуждения имели силу внушения. – Священники думают, что они лучше тебя. Они разрешают тебе подметать дорожки и чистить канавы, но разве им не наплевать на твою боль? Ты здесь, и ты страшно страдаешь, но неужели хоть один из них пришел к тебе на помощь?

Тяжелое дыхание Мулливи стало понемногу успокаиваться.

– И все-таки ты так упрямо их защищаешь, – продолжал Барджин, зная, что пытка уже почти сломила садовника. – Они не защитят тебя, а ты все не желаешь рассказать мне свой секрет, даже ценой собственной жизни.

Даже при более ясном состоянии рассудка, Мулливи не отличался исключительными умственными способностями. Как правило, его лучшим другом была бутылка краденого вина, и сейчас, когда его разум был затуманен болью, слова тюремщика казались истиной в последней инстанции. Почему бы ему не показать этому человеку свой секрет, ту мокрую, заросшую мхом и кишащую пауками дыру, которая вела на самый нижний уровень библиотечного комплекса – древние и неиспользуемые катакомбы под винным погребом и верхними подземельями? Внезапно, как и планировал Барджин, Мулливи представил себе, как смягчится выражение лица его тюремщика. В своем отчаянии садовник очень хотел верить, что палач может стать союзником.

– Ты не расскажешь им? – спросил Мулливи.

– Они будут последними, кто об этом узнает, – пообещал Барджин.

– Ты не будешь мешать мне брать вино?

Удивленный Барджин отошел чуть назад. Теперь он понимал, почему упрямился Мулливи. Тайный путь садовника вел в винный погреб, и эта старая развалина не хотела так запросто расставаться с дармовым вином.

– Дорогой мой, – промурлыкал Барджин, – Ты можешь взять все вино, какое пожелаешь и даже более того, гораздо более.

Они только вошли в туннель, когда Мулливи, несущий факел, повернулся и угрожающе направил его на Барджина. Несмотря на издевательский смех Барджина, голос Мулливи оставался твердым.

– Я показал тебе дорогу, – заявил садовник. – Теперь я ухожу.

– Нет, – ровно ответил Барджин. Он повел плечами, и дорожный плащ упал на пол, открывая Барджина во всем великолепии. На нем были его новые одеяния – пурпурная мантия с вышитым на ней трезубцем, увенчанным тремя каплевидными флаконами. На его поясе висела странная булава с навершием в виде хорошенькой девичьей головки. – Теперь, когда ты присоединился ко мне, – объяснил Барджин. – Ты никогда не уйдешь.

Ужас заставил Мулливи двигаться. Он хлопнул Барджина по плечу горящим факелом и постарался протиснуться мимо него. Но священник как следует приготовился, прежде чем дать факел садовнику. Огонь не повредил Барджину, даже не опалил его роскошные, защищенные заклятьем одежды.

Мулливи стал действовать иначе и ударил факелом как дубинкой. Но на Барджине была магическая броня, такая же крепкая, как металлический панцирь и факел отскочил от ее поверхности, не причинив никакого урона.

– Ну, пойдем же, милый Мулливи, – льстиво сказал Барджин, вовсе не обижаясь. – Ты ведь не хочешь, чтобы я стал твоим врагом.

Мулливи отступил назад, чуть не уронив факел. Он долго не мог справиться с ужасом, не мог заставить себя хотя бы дышать.

– Ну, веди же, – попросил Барджин. – Ты знаешь все туннели и проходы внизу. Покажи их мне.

Барджину положительно нравились катакомбы: пыльные и уединенные и заполненные останками давно умерших священников, некоторые были забальзамированы, а некоторые всего лишь увитыми паутиной скелетами. Он найдет им применение.

Мулливи показал ему весь уровень, включая шаткую лестницу, ведущую в винный погреб и комнату средних размеров, которая когда-то была кабинетом в старой библиотеке. Барджин приметил эту комнату как прекрасное место, чтобы установить свой нечистый алтарь, но сначала ему нужно было получить как можно больше пользы от этого садовника.

Они зажгли несколько факелов и укрепили их в кольцах на стенах, затем он подвел мулливи к древнему столу посреди комнаты и вытащил свой драгоценный груз. Бутылка была заколдована еще в Замке Троицы; только последователи Талоны и люди чистые сердцем могли к ней хотя бы прикоснуться, и лишь последние могли открыть ее. Как и Абалистер, Барджин знал, что это будет препятствием, но священник полагал его вполне подходящим. Что может быть забавней, чем позволить чистому сердцем человеку освободить Проклятие Хаоса?

– Прошу тебя, открой это, – сказал Барджин.

Садовник с любопытством посмотрел на флакон, а затем перевел взгляд на священника. Но Барджин знал слабое место садовника.

– Это амброзия, – соврал священник. – Всего один глоток, и во все последующие годы любые вина будут казаться тебе в десять раз чудесней, ибо действие напитка не ослабнет. Прошу тебя, пей. Ты заслужил свою награду.

Мулливи с готовностью облизал губы, последний раз взглянул на Барджина и потянулся к бутылке. Разряд электричества прошел сквозь него, обжег пальцы и бросил садовника через всю комнату к противоположной стене. Барджин подошел и протянул руку, чтобы помочь ему подняться.

– Так и думал, – пробормотал священник себе под нос.

Все еще трясущийся от удара, с поднятыми электричеством волосами Мулливи не мог вымолвить ни слова.

– Не бойся, – заверил его Барджин. – Ты послужишь мне иначе. – Только теперь садовник заметил, что Барджин держит в руке свою булаву с девичьей головой.

Мулливи наклонился к стене, и выставил вперед руки, но они едва ли смогли бы защитить от ужасного оружия Барджина. Головка с невинным выражением на лице взлетела над Мулливи, изменяясь по пути. Лицо стало угловатым, злобным, той самой Кричащей Девой, из ее неестественно широко открытого рта торчали ядовитые клыки.