Ошибка грифона - Емец Дмитрий Александрович - Страница 37

Грызиана опечалилась горестно, но кратко, по- < гольку формат телегювостей продолжительной гру- «ги не предусматривал.

— Но хватит пока с грифоном, продрыглики мои! Погнали дальше! Через несколько недель произойдет иическая, не побоюсь этого слова, битва Черной Дю- мпш с валькириями. Наконец-то кто-то прикончит н их валькирий! Терпеть не могу властных женщин! Мягче надо быть, женственней! Эй! Куда смотрит ос¬ип итель!.. Как он смеет направлять прожектор мне в глаза? Отрубить голову этому хмырю!..

«Аргументы! Аргументы! — кричат, наверное, мно- ше. — Почему Черная Дюжина победит?» А потому, гухленькие мои, чаю она удачно заменила Джафа! Го¬ги >рят, заменой Джафу согласился стать сам…

Возникшая откуда-то цыганская игла стремитель¬но зашила Грызиане рот. Не смутившись, Грызиана достала маникюрные ножнички и подпорола нитки.

— Подумаешь, тайна! — ворчливо сказала она. — Ну хорошо, если ни о чем важном говорить нельзя, буду просто сплетничать! Гробыня Склспова роди¬ла пятого ребенка. И снова девочку. На этой тайной съемке счастливый отец Гуня Гломов откручивает голову акушерке. Ой! Тайная сьемка почему-то пре¬рвалась! Кажется, счастливый отец сделал оператору небольшой гломус вломус\

У Тани Гроттер, которая до сих пор работает дят¬лом… ха-ха! я, конечно, хотела сказать: до сих пор ле¬чит леших от жучков-древоточцев, пока что всего два мальчика, а девочек нет вовсе!.. Гурий Пуппер, разуме¬ется, в очередной раз холост, разумеется, страдает и даже передал в пользу бедных все свое огромное со… эффектная пауза, пум-пурум-пум-пум!.. собрание ват¬ных одеял! Ну что ж! Зато бедненьким будет тепло!

Заслушавшаяся Ирка случайно оглянулась и поня¬ла, что смотрит «Магвости» не одна. Весь зал вместе с ней уставился на монитор, и у многих уже начина¬ла отвисать челюсть. Возиться с магией времени не было. Опомнившись, Ирка торопливо чикнула в воз¬духе пальцами, представляя ножницы, и перерублен¬ный кабель провис рядом с розеткой. Но даже и обе¬сточенный, телевизор умер не сразу. Лицо Грызианы сморщилось и начало медленно вытягиваться.

— Ну вот! — произнесла она с укором. — Со зрите-лями из Домодедово мы, кажется, расстаемся! Ай-ай- ай, Ира! А еще Дева Надежды! Государственную техни¬ку ломаешь! Ай-ай!

Телевизор погас. Ирка сидела багровая, пышущая жаром, как печь, и, стараясь не меняться в лице, ша¬рила вокруг глазами. Уф! Кажется, никто не понял, что речь идет о ней. Да и вообще люди уже отвлеклись и снимались каждый своим делом. Взрослые уткнулись и телефоны и планшеты, мелкие попрошайничали ‘купи! купи!» и тянули родителей к автоматам. Вот уж индюки эти лопухоиды! Есть корм — клюют. Нет кор¬ма — мгновенно забывают, что только что клевали!

Долго, очень долго тянулось ожидание. Самолеты взлетали. Люди вокруг менялись. Огнедых тихо поса-пывал, уютно свернувшись в огне.

Успокоившись, Ирка достала ноутбук и включила его. Мысли у нее были уже вечерние, мягкие, сглажен¬ные суетливым днем. Она гладила клавиши подушеч¬ками пальцев и не столько думала, сколько прислуши¬валась к себе.

Ирка не была ни художником, ни писателем, но все же в сознании у нее порой что-то вспыхивало. Мысли соединялись с образами, и Ирке чудилось, что она может потрогать мысль, провести по ней пальца¬ми, ощутить ее теплоту7 или, напротив, холод. Бывали мысли шерстяные, бывали скользкие. Встречались ос¬лепительные, как пылающий меч, но чаще скользили трусливые и поспешные, как забивающийся в щель червячок. С такими мыслями сознание отчего-то бы¬стро соглашалось и мигом задвигало их на задворки памяти, где лежат всевозможные скелеты ошибок, ко¬торые не хочется вытаскивать на свет.

Сложности у Ирки возникали только при выра¬жении мыслей словами. Ио зачем их выражать? Если мысль и так живет в тебе, зачем принуждать ее обле¬каться в пыльные подштанники слов?

Вот и сейчас, глядя на зябнущие руки спящего Матвея, которые тот заталкивал через подмышки

едва ли не в недра своего организма, Ирка ощутила в себе твердую на ощупь мысль, что мужчине доста-точно молчать, улыбаться и быть доброжелательным. В большинстве случаев это не только сходит за ум, но умом и является. Человек, который всегда прав, всегда не прав. Величайшее чудо состоит в том, что можно согреться вдали от костра и замерзнуть вблизи него.

Ей захотелось напечатать эту мысль, но слова раз¬бежались, оставив лишь сухой и бессвязный остаток, который уже не слоил того, чтобы обременять им па¬мять ноутбука.

И вообще любимый ноутбук вдруг как-то неулови¬мо, но остро разочаровал Ирку. Она испытала силь¬ное, прямо-таки мучительное желание писать от руки. Когда пишешь от руки — существуешь только в той строке, по которой скользит твоя ручка, в крупном фокусе события или мысли. Проза тогда получает¬ся как жизнь — когда видишь только один какой-то день, даже нс день, а час, минуту, секунду, целостная же картина ускользает от тебя. Л компьютер создает динамику, гонит вперед события, но утрачивает что- то важное, живое, очень нужное.

Подчиняясь новому для нее желанию писать от руки, Ирка купила блокнот и дешевую прозрачную ручку и, покусывая ее пахнущий пластиком колпачок, начала быстро писать, используя закрытый ноутбук как подставку:

*Порой мне кажется, что люди — какие-то от-дельные, никак не соприкасающиеся миры, абсолют¬но изолированные друг от друга. Один говорит — другой не слышит. Потом второй заговорит — и

первый не услышит. И лишь изредка эти миры рас-пахиваются друг другу и начинают слышать изда-лека».

Ирка остановилась, разглядывая синий колпачок ручки, на котором отпечатались ее молодые зубы.

11одрисовала пару стрелочек, подчеркнула пару слов, после чего быстро и почти без помарок написала еще абзац:

«Как нитка повторяет все изгибы за иголкой, так и ребегюк повторяет все изгибы за родителем, хочет того родитель или нет. Главное, чтобы в результа-те иголка остановилась в нужном месте, тогда и нитка никуда не денется».

Керосиновая лампа плеснула светом. Огнедых, ка¬жется, надумал просыпаться. Ирка схватила лампу и торопливо стала вертеть колесико, вспоминая реко¬мендации домового Арчибальда. До царапины кру¬тить влево или вправо? Больше огня или меньше? На¬конец Ирке удалось угадать с пламенем, и Огнедых спокойно свернулся в синеватом язычке огня.

Ирка убрала ноутбук, поставила лампу себе на ко¬лени и незаметно задремала, а за полчаса до полуно¬чи Багров разбудил ее и отвел в самолет. Они взле¬тели, набрали высоту. Вскоре стали разносить еду в пластиковых ко! ггейнерах.

Ирка, все еще сонная, по-ночному медлительная мыслями и поступками, поковыряла свою порцию и стала смотреть, как седовласый мужчина в сосед-нем ряду' пакует пустые контейнеры. Ирка всегда за-

видовала людям с рациональным сознанием. Вот и этот — сразу видно, что опытный. Все коробки в одну сложил, да так ловко, что все поместились. А у нее. у Ирки, они занимают весь столик. Кажется, обратно за сто лет не втолкнешь.

«Вот бы у меня в голове все так ясно было, как у него с этими коробками! Раз-раз — и во всем разо-бралась!» — подумала Ирка.

Она обернулась и жалобно сказала:

— Матвей! Матвсюшка! На меня нападают эти ко-робки! Победи их!

Багров хмыкнул и стал убирать за Иркой контей-неры. И все у него прекрасно вставилось, не хуже, чем у седовласого. Вот она — великая мужская рациональ¬ность!

Плавленый сыр в фольге, пластиковые ложечки и кетчуп в упаковке Багров хладнокровнейшим образом рассовал по карманам. С соседних рядов на него дико смотрели.

— Ну и что? А зато я некромаг! — громко сказал Матвей.

Приятно говорить правду, когда знаешь, что тебе не поверят.

Ирка закрыла глаза и, гордясь Матвеем, снова усну¬ла. Она сама не знала, почему последние дни все вре¬мя вредничает и придирается к Матвею. Точно что-то внутри ее заставляло. Видимо, финальные капризы — это последнее испытание, па которое идет девуш¬ка. прежде чем полюбить мужчину по-настоящему и окончательно ему довериться. Потерпит ее капри¬зы — потерпит и капризы ребенка, которых будет куда как больше…