Грибуль - Санд Жорж - Страница 11

В эту минуту Грибуль позабыл, что крестная мать говорила ему: “Ты ничего не можешь сделать ни с царем шмелей, ни с его семейством, сами цветы мои не имеют никакого влияния на этих злых духов.” Бедный ребенок напротив думал, что такие редкие растения всегда способны смягчить злой нрав царя. Он снял с груди драгоценный букет, который был все так же свеж, как в ту минуту, когда он его нарвал, и который никакая человеческая сила не в состоянии была отнять, потому что каждый, кто нюхал его, был очарован. Но, когда он поднес его царю, царь тотчас же впустил свое ядовитое жало в середину самой красивой розы. Из середины розы вырвался пронзительный крик, и вытекла крупная слеза. Грибуль от испуга и отчаяния уронил букет.

Царь шмелей схватил его, разорвал на части, растоптал ногами и захохотал.

— Что, дружок, — сказал он Грибулю, — видишь, как обращаюсь я с твоим талисманом, теперь увидим, кто из нас сильнее.

— Увы! — сказал Грибуль, — вы знаете, что я никогда ни одного слова не говорил против вас, я нисколько не завидую вам, а если я и учил кротости и терпению, то ведь это не может вам повредить, вам остается только делать то же самое, то есть подавать хороший пример.

— Хорошо, хорошо, — сказал царь, — мне нравятся, твои маленькие стишки и веселые песни, но так как я не хочу ничего терять, то ты пойдешь в безопасное место, где хорошо будут за тобой присматривать.

После этих слов он позвал свою стражу, а так как у Грибуля уже не было более цветов, то она взяла его, сковала и бросила в темную тюрьму, в которой было множество жаб, саламандр, ящериц, летучих мышей, пауков и всякого рода неприятных животных, но они не причиняли никакого вреда Грибулю, который в скором времени сделал их ручными и даже снискал дружбу пауков, напевая им хорошенькие песенки, до которых те оказались большими охотниками.

Но, тем не менее, участь бедного Грибуля не стала от этого счастливее, его морили голодом и жаждой и даже не давали соломы для постели. Он был закован в такие тяжелые цепи, что не мог двинуться с места, и хотя он ни разу не произнес ни одной жалобы, но тюремщики обижали его грубыми словами и били.

Между тем исчезновение Грибуля скоро заметили. Сначала царь уверял, что он послал его при посольстве к одному из своих соседей, но каким-то образом дознались, что он заключен в тюрьму. Тогда злые, которых было еще довольно много, говорили, что царь очень хорошо сделал и что с его стороны было бы очень умно, если бы он поступил точно так же со всеми, которые осмелились презирать богатство и хвалить доброту.

Люди же, умевшие сделаться добрыми, плакали о Грибуле и за то преследовались несколько времени угрозами и различными оскорблениями; но так как Грибуля, который удерживал их и проповедывал прощение, с ними не было, они восстали, началась ужасная война, которая в скором времени предала все царство огню и мечу.

Грибуль с сердцем, разрывающимся от печали, прислушивался из своей тюрьмы к крикам и жалобам, а тюремщики говорили ему:

— Полюбуйся на твою работу, ты воображаешь, что научил людей быть счастливыми, посмотри же, что случилось, — разве любят они друг друга, и каково идут все дела!

Еще немного, и Грибуль совершенно потерял бы присутствие духа и даже стал бы сомневаться в царице лугов, но он, сколько мог, воздерживался от отчаяния и говорил про себя: “Моя крестная мать придет на помощь этому бедному царству, и, если я сделал ему зло, то она исправит его”.

Грибуль вообще спал очень мало, но одну ночь, когда он совсем не мог заснуть и смотрел на лунный луч, проходивший сквозь трещину в стене, он увидел, что что-то шевелится в этой светлой полосе, и всматриваясь, узнал свою дорогую крестную мать в виде голубой стрекозы.

— Грибуль, — сказала она, — настала минута, когда ты должен решиться на все, наконец получила я позволение от царицы волшебниц победить царя шмелей и навсегда выгнать его из этого царства, но условие так ужасно, что у меня не хватает сил его сказать.

— Говорите! Дорогая маменька, — вскричал Грибуль, — нет жертвы, на которую бы я не был способен для того, чтобы завоевать и спасти это несчастное царство.

— А если смерть? — сказала царица лугов таким печальным голосом, что летучие мыши, ящерицы и пауки проснулись в холодном поту.

— Даже если и смерть, — отвечал Грибуль, — пусть исполняется воля небесной силы! Только бы вы, любезная маменька, вспоминали обо мне с любовью, да еще на острове цветов пели бы иногда песни в память бедного Грибуля, и я буду совершенно счастлив.

— Итак, приготовься умереть, Грибуль, — сказала царица, — потому что завтра возгорится новая война, гораздо ужаснее теперешней. Завтра ты погибнешь в мучениях, около тебя не будет ни одного дружеского существа, и ты даже будешь лишен утешения видеть победу моего войска, потому что ты будешь одною из первых жертв. Чувствуешь ли ты в себе довольно бодрости?

— Да, маменька, — сказал Грибуль.

Волшебница поцеловала Грибуля и исчезла. Время до утра тянулось очень долго, бедный Грибуль, чтоб победить страх ожидающей его смерти, пел в своей тюрьме сладким и трогательным голосом песни, которым он выучился на острове цветов. Ящерицы, саламандры, пауки и крысы, служившие ему товарищами, были до того этим тронуты, что пришли, уселись вокруг него и в свою очередь запели на своем языке погребальную песнь, а сами проливали слезы и бились головою о стену.

— Друзья мои, — сказал Грибуль, — хотя я очень немного понимаю ваш язык, но вижу, что вы грустите по мне и жалеете меня. Это меня трогает, потому что я далеко не презирал вас за ваше безобразие и печальное положение, напротив, я уважаю вас столько же, сколько уважал бы, если бы вы были бабочками с великолепными крылышками или самыми лучшими птицами. Для меня было достаточно видеть ваше доброе сердце, чтобы составить о вас хорошее мнение. Прошу вас, когда меня уже более не будет, и если на мое место поступит какой-нибудь новый бедный узник, то будьте с ним так же дружны и ласковы, как вы были со мной.

— Милый Грибуль, — сказала совершенно по-человечески толстая крыса с белой бородой, — мы такие же люди, как и ты. Ты видишь в нас последних смертных, которые после твоего отъезда из этого царства, сто лет тому назад, сохранили любовь к добру и уважение к справедливости. Ужасный царь шмелей не в состоянии был погубить нас, а потому бросил в тюрьму и осудил нас на это безобразное превращение; но мы слышали слова волшебницы и видим, что час нашего освобождения настал. Мы этим обязаны твоей смерти и вот почему вместо того, чтоб радоваться, мы плачем.

Начало светать, раздался погребальный звон колоколов, потом поднялась страшная суматоха: крики, смех, угрозы, песни и проклятия; вслед за этим раздались звуки труб, барабанов, флейт, ружейные выстрелы, пушечная пальба, будто растворился сам ад. Это началась сильная битва. Царица лугов предводительствовала бесчисленною армией птиц, приведенных ею с острова цветов; она появилась в воздухе сначала в виде большой черной тучи, и через несколько минут можно было разглядеть, что это — бесчисленное множество пернатых воинов с крыльями, которые спускались на царство пчел и трутней.

При виде этого подкрепления восставшие взялись за оружие, бывшие на стороне царя сделали то же и построились для битвы на большой равнине.

Царь шмелей, не имевший привычки смотреть наверх, а по крысьему всегда вниз, сначала не беспокоился о возмущении. Он собрал свое войско, вооружил более сорока миллионов молодых шмелей; у царицы пчел, его жены, было столько же сестер, из них она составила полк очень опасных амазонок. Но кто-то поднял голову и, увидев войско царицы лугов в воздухе, донес царю, который тотчас же сделался очень мрачен и начал страшно жужжать.

— Опасность очень велика, — сказал он. — Пусть же эти презренные смертные дерутся между собой и делают, как знают, нам впору только защищать самих себя против угрожающего войска птиц.