Настоящая любовь (сборник) - Грин Кэролин - Страница 28

— Психиатр? — опешил Рейф.

Нет ли у врачей этого профиля каких‑то тайных профессиональных ловушечных приемов, которые заставляют людей выдавать свои мысли? Рейфа бросило в дрожь.

Он явно не в восторге, услышав, кем я работаю, догадалась Холли, уже привыкшая к тому, что многие люди с опаской относятся к ее профессии.

— Не тревожьтесь, — поспешила она успокоить его, — я не анализирую каждое слово человека, с которым разговариваю. И не гоняюсь за возможными пациентами. Обещаю, что не буду пытаться насильно подвергнуть вас психотерапии.

Рейф снова посмотрел на руку Холли без кольца. Впрочем, не все замужние женщины носят кольца. Вполне вероятно, психиатр, далекий от условностей, отказывается от таких определяющих семейное положение символов?

— А когда муж присоединится к вам? — Ответ Холли мог огорчить его, но он все равно решил действовать напрямик.

— Я не замужем.

— Тогда ваш жених. Он переедет сюда вместе с вами?

— У меня нет жениха.

— А друг? Вы живете вместе или встречаетесь, преодолевая большие расстояния?

— И друга у меня нет. — Холли покачала головой. — Вы напоминаете мне мою мать. Она готова поджарить меня на вертеле, лишь бы выудить нужную ей информацию.

— Можете и меня поджарить, — предложил он с улыбкой.

— Лучше не буду. Когда я сказала, что работаю психиатром, вы занервничали. Наверно, испугались, что я поставлю вам диагноз, если начну задавать вопросы.

— Не нервничаю. Не женат. И у меня никого нет. — Рейф постарался предупредить возможные вопросы.

Холли подняла глаза и наконец разглядела своего будущего соседа. И тотчас проанализировала собственное поведение. Ответ на вопрос, почему она до сих пор оставалась невосприимчивой к его мужской притягательной силе, лежал на поверхности. Виной тому была не усталость от долгого сидения за рулем, а вполне очевидное предположение, что у такого видного мужчины обязательно имеется жена или подруга. Теперь же, узнав, что перед ней свободный человек, она непроизвольно включила свои «внутренние локаторы». Бабская натура, куда от нее денешься!

А что, хорош, ничего не скажешь! Густые черные волосы. Ультрамодная стрижка. Прямой нос и хорошо очерченный чувственный рот. Чисто выбритое лицо, загорелая кожа. Высокие скулы. И глаза… Боже, какие глаза! У Холли возникло чувство, будто они, словно магнит, притягивали ее. В них было что‑то манящее и опасное.

Холли отвела взгляд от его глаз и скользнула ниже, к широким плечам и мускулистым рукам, к ногам… О боже! Что это у него с брюками? Да он возбужден! В глазах у нее потемнело. Куда только девалась ее рассудительность? Нервирующее сочетание возбуждения и тревоги вызвало дрожь во всем теле. Она попыталась взять себя в руки, успокоиться, но жар медленно охватывал все тело. Сердце пустилось в бег. Ну что за глупости! Примитивная физическая реакция. И совершенно непривычная для нее. Она не принадлежала к тем женщинам, которые, едва взглянув на мужчину, начинают пускать слюни от вождения. Она человек здравомыслящий и логичный. Даже чересчур логичный, как считала ее семья.

Но в данный момент она напоминала себе смущенную школьницу, впервые столкнувшуюся с непонятным — сладким и в то же время пугающим! — чувством к представителю противоположного пола. Это ужасно!

— Мне… мне лучше пойти разгружать машину. — Голос выше обычного и прерывистое дыхание показались странными даже ей самой.

Рейф наклонил голову набок и с удивлением уставился на нее. Щеки у Холли пылали. Под небесно‑голубой тканью майки поднимались и опускались груди.

У Холли появилось чувство, будто он видит ее насквозь. И радуется смятению и тревоге, вызванным его неприличным видом. Наверное, думает, что она уже клюнула! Дура! Ведь она сама откровенно призналась, что у нее нет ни мужа, ни жениха, ни даже друга. Мол, такая одинокая и доступная! Вот он и размечтался о легкой добыче!

Холли выскочила из комнаты и бегом спустилась по лестнице. Когда Рейф догнал ее на улице, она вспыхнула от охватившей ее злобы. Ни одному мужчине еще не удавалось так легко пробить ее оборону. Один только взгляд — и она уже была готова сдаться без боя! Проклятый самец! В считанные мгновения превратил ее, уверенную в себе женщину, в дрожащего подростка!

— С вами все в порядке? — спросил он.

Голос глубокий, низкий. Сколько минут слушала его — и никакого эффекта. А тут вдруг стал действовать как физическая ласка. Холли вздрогнула.

— Да, я… — Она искала, что бы сказать. Какое дать объяснение ее поспешному бегству? И, как назло, на ум ничего путного не приходило. Холли чувствовала себя полной идиоткой. Видимо, ей и, правда, пора взяться за научно‑популярные брошюры. Надо же научиться каким‑то простейшим приемам защиты от мужской агрессии! Хотя вряд ли с ней снова произойдет подобный конфуз.

Холли и Рейф долго смотрели друг на друга.

Молчание прервал молодой, презрительный голос, донесшийся из машины Холли.

— Эй, что вы слушаете? Разве это музыка? Полный отстой!

Озадаченная Холли обернулась и увидела девушку лет семнадцати, которая, сидя за рулем ее машины, перебирала компакт‑диски, те самые, что Холли слушала во время долгого пути из Мичигана.

— Кэмрин, — сквозь зубы пробормотал Рейф и шагнул к машине. Холли последовала за ним.

— Да от такого барахла уши завянут! Тоска зеленая. Разве что вместо снотворного использовать. — Кэмрин продолжала рассматривать CD. — Даже у тебя, Рейф, с твоим допотопным вкусом, лучше подбор, чем здесь.

— Кэмрин, немедленно выходи! — Рейф схватил ее за руку и вытащил из машины. — Ты не имеешь права рыться в чужих вещах!

— Я готова извиниться, если чего не так, — саркастически перебила его Кэмрин. — Мне и впрямь не следовало совать туда нос. Теперь меня неделями будут преследовать кошмары. Голливудское слащавое старье. Рейф, ты должен признать, что столь патологические музыкальные пристрастия пугают. — Она недоверчиво покосилась на Холли. — Неужели вы и в самом деле любите это дерьмо? Или, может быть, просто прикалываетесь, например кладете диски с каким‑нибудь забойным музоном в старые футлярчики. — Кэмрин замолчала, будто стараясь придумать, по какой причине могла понадобиться такая конспирация.

— Спасибо за подсказку. Но я ею не воспользуюсь. Я никого не обманываю, что написано, то и есть. — Холли пожала плечами. — Я люблю такие мелодии. Наверное, потому, что ходила в музыкальную школу. Мы разучивали…

— А, все ясно, — перебила ее девушка, — значит, вы были из тех, кто поет в школьном хоре и торгует самодельным печеньем, чтобы собрать деньги на путешествие всем классом!

Холли с интересом разглядывала девушку. Черные волосы смазаны жиром и висят стильными сосульками, кое‑где подхваченными заколками. Ярко‑розовые румяна, анемичная белая пудра, три оттенка темных теней вокруг глаз и ультрабледная помада. Типичный образец городского декаданса! Да и наряд под стать! Черные леггинсы из эластика (это в августовскую‑то жару!) и крохотный черный топик, едва прикрывающий грудь. Нижние ребра и живот выставлены напоказ. Естественно, в пупке сверкает то ли кольцо, то ли серьга.

Но даже уродливый грим и обкромсанные волосы не могли скрыть яркой внешности Кэмрин. Убери всю эту безобразную косметику, сделай нормальную прическу, смени одежду, и выйдет такая красотка, что, как пройдет по улице, автомобильное движение остановится.

В Холли проснулся профессиональный интерес. Почему девушка предпочитает эпатировать окружающих людей, а не привлекать их внимание своим обаянием и изяществом? Причин тому может быть множество. От нормального подросткового бунта до психических отклонений.

— Кстати, а кто вы такая? — по‑прежнему насмешливым тоном спросила Кэмрин.

— Я переезжаю в этот дом.

— Усекла! — Кэмрин недовольно хмыкнула.

— Холли, — с тяжелым вздохом начал Рейф, — позвольте вам представить: это моя полукровка Кэмрин. Она и ее сестра Кэйлин живут у меня. Приношу извинения за ее грубость. От нее самой этого никогда не дождешься.