Проклятие Ведьмака - Дилейни Джозеф - Страница 5

– Неплохо, – заявил он. – Но, повторяю, не зазнавайся, парень. Настоящая ведьма не станет облегчать тебе задачу, спокойно дожидаясь, пока ты набросишь цепь. К концу года должно быть десять из десяти, не меньше!

Мне стало еще обиднее. Я старался изо всех сил и добился заметного успеха. Более того – я связал своего первого домового и сделал это без всякой помощи наставника. Хотел бы я знать: а смог бы сам Ведьмак в годы ученичества сделать это лучше?

После обеда Ведьмак отпустил меня в библиотеку для самостоятельной работы – читать и делать выписки; однако читать дозволялось лишь определенные книги. В этом он был очень строг. Шел еще только первый год моего ученичества, и прежде всего мне следовало изучать домовых. Но иногда, зная, что он сейчас занят, я поддавался искушению заглянуть и в другие книги.

Поэтому, почитав, что полагалось, о домовых, я подошел к трем длинным полкам у самого окна и взял с самого верха одну из больших записных книжек в кожаном переплете. Это были дневники, причем некоторые из них оказались написанными ведьмаками сотни лет назад. Каждый охватывал период примерно в пять лет.

В тот раз я точно знал, что ищу: один из ранних дневников Ведьмака: мне хотелось узнать, как он, будучи еще молодым человеком, справлялся со своей работой и добился ли больших успехов, чем я. Правда, до того как начать обучаться на ведьмака, он был священником, поэтому его ученичество пришлось на более зрелые годы.

Как бы то ни было, я открыл дневник наобум и углубился в чтение. Конечно, я узнал почерк, но если бы не это, ни за что не догадался бы, что прочитанное мной написал Ведьмак. Устная речь у него была типичная для Графства – такая… простоватая, без намека на то, что мой отец называет «цирлих-манирлих». Писал же Ведьмак совсем по-другому. В его дневниках чувствовался словно бы привкус всех книг, которые он прочитал за свою жизнь. Я-то по большей части пишу как говорю: если бы папа когда-нибудь прочел мои заметки, он гордился бы мной и знал, что я по-прежнему его сын.

Поначалу то, что я читал, показалось мне мало отличимым от недавних записей Ведьмака, если не считать того, что в прежние времена он делал больше ошибок. Как обычно, он был очень честен и каждый раз объяснял, в чем именно оказался не прав. Он всегда говорил мне, что это важно – описывать все как есть, чтобы иметь возможность извлекать уроки из прошлого.

Он описывал, как на протяжении недели часами практиковался с миской-приманкой и его наставник злился, потому что самый лучший результат, которого он добился, был восемь из десяти! Узнав об этом, я почувствовал себя лучше. А потом прочитал такое, от чего и вовсе развеселился: оказывается, своего первого домового Ведьмак связал после почти восемнадцати месяцев ученичества. Больше того – это был всего лишь волосатый домовой, а не ужасный потрошитель!

Да, Ведьмак был прилежным, трудолюбивым учеником, но звезд с неба не хватал. Это приободрило меня. Многое в дневнике представляло собой описание обычных ученических занятий, поэтому я быстро пролистал страницы, пока не дошел до места, когда мой нынешний наставник стал самостоятельным ведьмаком. Собственно, я уже нашел то, что искал, и готов был закрыть дневник, как вдруг какая-то мысль заставила меня вернулся к началу отрывка, и вот что я прочел. Текст передан не дословно, но достаточно точно, потому что у меня хорошая память. Да и как можно забыть то, что произвело такое сильное впечатление?

Поздней осенью я отправился по вызову далеко на север Графства, чтобы разобраться с нелюдем, уже долгое время державшим в ужасе эту местность. Не одна семья пострадала от его жестокости. Много погибших и раненых было в тех краях.

Я ступил под сень леса, когда на землю уже спускались сумерки. Все листья в том лесу пожухли и пали на землю, устлав ее бурым гниющим покровом, и башня напоминала указующий в небо черный дьявольский перст. В ее единственное окно выглядывала девушка. Несчастная махала мне рукой, моля о помощи. Монстр захватил ее для собственного увеселения и держал в плену.

Прежде всего я развел костер и долго сидел, глядя на пламя и набираясь храбрости. Достав из мешка точильный камень, я точил клинок до тех пор, пока лезвие не заострилось настолько, что к нему нельзя было прикоснуться не порезавшись. Когда настала полночь, я подошел к башне и громко постучал посохом в дверь, бросая монстру вызов.

Он выбежал ко мне, размахивая огромной дубиной и оглашая воздух яростным рычанием. Отвратительное создание было одето в шкуры животных, от них несло кровью и тухлым жиром. С превеликой злобой нелюдь набросился на меня.

Поначалу я отступал, выжидая удобного случая, и когда он снова попытался ударить меня, я обнажил скрытый в посохе клинок и со всей силой вонзил его в голову нелюдя. Он замертво рухнул к моим ногам, однако я не сожалел, что лишил его жизни, поскольку он убивал бы снова и снова и никогда бы не насытился.

И тут девушка окликнула меня голосом сирены, и я бросился вверх по каменным ступеням. Там, в самой верхней комнате башни, я нашел ее на соломенной постели, крепко связанную серебряной цепью. С молочно-белой кожей и длинными белокурыми волосами, она была самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел. Звали ее Мэг. Она умоляла освободить ее от цепи и была столь убедительна, что рассудок покинул меня, и мир закружился.

Не успел я развязать цепь, как Мэг прижала свои губы к моим, и поцелуи эти были столь сладостны, что в ее объятиях я окончательно утратил разум.

Меня разбудил льющийся в окно солнечный свет, и я впервые как следует разглядел девушку. Она оказалась ведьмой-ламией и носила на себе знак змеи: как ни хороша она была собою, вдоль позвоночника ее кожу покрывали зеленовато-желтые чешуйки.

Трепеща от ярости, что позволил себя обмануть, я снова связал Мэг цепью и понес к яме в Чипендене. Когда я освободил ее, она стала вырываться так неистово, что я едва смог удержать ее. Пришлось схватить Мэг за длинные косы и тащить к яме волоком. Ее отчаянные крики могли бы разбудить и мертвого. Шел сильный дождь, и она оскальзывалась на мокрой траве, но я продолжал тащить девушку, хотя заросли ежевики царапали ей голые руки и ноги. Я поступал жестоко, но иначе было нельзя.

Однако когда я начал сталкивать ее в яму, она обхватила мои колени и жалобно разрыдалась. Я долго стоял так, испытывая сердечную муку и едва сам не свалившись в яму.

В конце концов я принял решение, о котором мне, возможно, не раз придется пожалеть. Я помог Мэг встать на ноги и обнял ее, прослезившись вместе с нею. Как мог я столкнуть в яму ту, которую полюбил больше, чем собственную душу?

Я умолял ее простить меня. Рука в руке, мы ушли прочь от ямы.

От этой встречи у меня осталась серебряная цепь, очень дорогостоящий инструмент. Если бы не благосклонность судьбы, мне пришлось бы долгие месяцы трудиться, чтобы приобрести ее. А какую цену я заплатил и, быть может, заплачу в будущем, я не осмеливаюсь даже думать.

Красота – чудовищная сила. Она способна связать мужчину крепче, чем серебряная цепь – ведьму.

Я не верил своим глазам! Ведьмак не раз предостерегал меня по поводу хорошеньких женщин, а сам, оказывается, нарушил это правило! Мэг была ведьмой, и тем не менее он не заточил ее в яму!

Я быстро перелистал дневник до конца в поисках других упоминаний о ней, но ничего не нашел. Совсем ничего! Как будто ее и вовсе не существовало.

Кое-что о ведьмах мне было известно, но никогда прежде я не слышал о ламиях. Я поставил дневник на место и начал просматривать нижнюю полку, где книжки стояли в алфавитном порядке. Открыл ту, что была озаглавлена «Ведьмы», но и там о Мэг не было ни слова.

Разбираемый любопытством, я продолжил поиски и на самой нижней полке обнаружил толстую книжку под названием «Бестиарий». Там в алфавитном порядке были перечислены все виды порождений тьмы, в том числе и ведьмы. Наконец я нашел то, что хотел: ведьмы-ламии.