В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио - Страница 53

Без могущественной поддержки секты Махди30, конечно, не был бы в состоянии держаться так долго на берегах Нила и провести свои победоносные орды из Нубийской пустыни в Хартум, немилосердно перерезав все египетские гарнизоны, уничтожив в ущелье Каскхили три тысячи солдат Хикс-паши31 и истребив в столице Нубии Хартуме все передовые аванпосты английского владычества, которые великий Гордон — жертва своей доверчивости — вел, как был уверен, к легкой победе32.

Без сенусси не мог бы держаться так долго и мавританский вождь Бу Амама, столько лет наводивший страх на Алжир.

Иногда проходят годы, когда могущественная секта не подает признаков жизни; но приходят другие времена, и она гордо поднимает голову, угрожая даже великим державам, имеющим интересы в Северной Африке.

В1868 году сенусси дошли в своей смелости до того, что объявили отлученным константинопольского султана. Ему пришлось уступить… отвести секте земли и признать за ней привилегии в Триполитании.

Сиди Омар, преемник Сиди Мухаммеда в сане великого калифа, само собой разумеется, не отказал в гостеприимстве Мулей-Хари, так как марабуты — шпионы секты, а вместе с тем хранители оружия, всегда готового к услугам восставших. Сиди Омар в минуту приезда путников пил кофе в небольшой комнате, просто убранной, между тем как негр с выжженными каленым железом на груди словами Аллаха, — в знак того, что он душой и телом принадлежит секте, — готовил своему господину трубку, наполненную душистым табаком — подарком хедива египетского или бея тунисского.

Сиди Омар представлял собой великолепный тип мавра. Он был высокий, сильный, хотя и несколько худощавый, с бронзовым оттенком лица и сверкающими глазами, как бы магнетизировавшими всякого, на кого он устремлял свой взор. Черная, хотя немного редкая, борода еще больше оттеняла правильность черт его лица.

Подобно прочим членам секты, он был одет очень просто: в широкую рубашку из легкой фланели, стянутую в поясе желтым ремнем. Ни на руках, ни в ушах, ни на шее не видно было никаких драгоценностей, — членам секты сенусси строжайше запрещено употреблять золото и серебро, за исключением рукояток сабель или ятаганов.

Могущественный глава секты, как мы сказали, принял Мулей-Хари приветливо: он знал его давно; а Хасси аль-Биак, как потомок калифа гранадского, имел право на известное уважение.

Внимательно выслушав рассказ о происшедшем, покуривая свою трубку, калиф сказал, смотря преимущественно на Хасси:

— Сенусси обычно не лезут в дела, где замешаны кафиры; но так как в твоих жилах течет кровь великих калифов, а один из этих кафиров женился на твоей дочери, и к тому же он не настоящий франджи, то ты имеешь право на нашу помощь. Сколько человек тебе надо?

— Около пятидесяти, — быстро ответил Хасси.

— Завтра ты их получишь А если окажется мало, горы доставят тебе еще больше. Атлас и Пророк простят мне, что я отправлю своих людей на защиту двух человек, не принадлежащих к исламу. Отдохните, вы гости сенусси и состоите под покровительством кабилов Атласа.

XXIV. Цена предательства

Старинная и тяжелая колымага на высоких колесах, колыхаясь, будто среди моря, быстро ехала по нижнеалжирской равнине, влекомая прекрасными лошадьми с длиннейшими гривами. Ее сопровождали двенадцать вооруженных спаги на хороших лошадях, а тринадцатый ехал возле дверцы, крича не переставая:

— Ну, погоняй, скотина-почтальон! Чтоб тебя побрал черт со ста тысячами хвостов! Ты словно в сговоре с этими бедуинами, маврами и кабилами.

Этот спаги был Бассо, а в колымаге сидел толстый человек угрюмого вида, с длинными усами. Он держал в зубах трубку, но она, по-видимому, плохо раскуривалась, и куривший ее сопровождал каждую затяжку проклятиями по адресу алжирского табака и людей, его выращивающих. Пассажиром был жестокий вахмистр из бледа, уже оправившийся после болезни, но не на столько, чтобы ехать верхом.

К счастью, в это время в Алжире не было недостатка в почтовых дилижансах, и вахмистру без труда удалось перехватить один из них, ходивший между деревнями Нижнего Алжира.

Деревенские жители могут подождать своей почты лишних дней пять—шесть и посидеть в своих палатках, вместо того чтобы ехать галопом на четверке хороших лошадей!

Три дня дилижанс катился по равнине у подножия Атласа, останавливаясь только на короткое время в самую жару, и все еще не мог добраться до стоянки бедуинов.

Но до нее уже не могло быть далеко, так, по крайней мере, уверял Бассо, и потому он побуждал почтальона немилосердно погонять и без того взмыленных лошадей.

Солнце заходило в океане огненных лучей, и уже сумерки мало-помалу охватывали небо. Кое-где замерцали звезды, и Бассо радостно воскликнул:

— Вахмистр, я вижу дым, поднимающийся над стоянкой.

— Наконец-то! — ответил усатый начальник, пыхтя как тюлень и отирая с лица градом катившийся пот. — Три дня мы жаримся, словно в пекле. Заплатят мне эти два негодяя за такое путешествие, если только твой бедуин не упустил их.

— Не беспокойтесь: не такой он дурак, чтоб выпустить из рук людей, за которых заплатят звонкой монетой.

— Лишь бы они не вздумали увеличить цену. Ты знаешь, какой ненасытный народ эти бедуины.

— Тогда мошенники познакомятся с нашими саблями, и мы прогоним их в Атлас. У Рибо двенадцать человек, с нами столько же; у начальника же каравана и тридцати не наберется. Вы знаете, что двенадцать спаги никогда не задумаются броситься и на большой отряд арабской кавалерия.

— Да, знаю, но все же я предпочел бы покончить со всем этим, не прибегая к оружию. Эй ты, чертов почтальон, погоняй своих кляч!

Обе стоянки были уже совсем близко. Уже ясно виднелись огни, горевшие вокруг больших шатров бедуинов и маленьких палаток спаги.

— Бассо, дай сигнал о нашем прибытии, — приказал вахмистр. Один из спаги, взяв трубу, проиграл несколько тактов. Через минуту из лагеря Рибо послышался ответ.

— Наши молодцы не испугались этих каналий, — сказал вахмистр. — Сегодня вечером им будет удвоенная порция и угощение. Ну, почтальон, погоняй! Уснул ты, что ли?

Тяжелая колымага, не перевернувшись, преодолела наконец пространство, отделявшее ее от лагеря, и остановилась перед стоянкой спаги, встретивших товарищей громкими криками.

Рибо сразу догадался, кто сидел в дилижансе.

Он подошел к дверце, отворил ее и сказал не вполне твердым голосом:

— Добрый вечер, вахмистр! Не ожидал вас так скоро.

— А, Рибо! — воскликнул начальник, трепля его по плечу. — Это ты, молодец? Ты заслуживаешь награды за свое усердие. Красиво будет выглядеть еще серебряная полоска на нашивке; я уж выхлопочу ее у капитана, когда он дней через десять вернется из Константины. Ты видел пленников?

— Бедуин ни за что не хотел пустить меня к ним. Я вчера собрался было пройти в лагерь и застал всех вооруженными, готовыми пустить в ход силу.

— Что? — закричал вахмистр, принимая трагическую позу. — Они осмелились не пустить французского унтер-офицера? Ну, теперь я здесь, и сил у меня достаточно, чтоб взорвать их всех на воздух с их палатками и верблюдами. Пошли кого-нибудь сказать, что я жду их главаря, а вы, другие, приготовьте ужин: провизии у нас довольно. Я умираю с голоду.

Спаги поспешно разбили палатки и зажгли около них огни. Они готовились жарить барана, когда сторожевые затрубили тревогу.

Предводитель бедуинов с помощником, в сопровождении шести всадников, приблизился к палаткам спаги.

Вахмистр принял их, сидя на коне, но не переставая курить.

— Привет вахмистру! — начал бедуин с поклоном, распахивая плащ, вероятно, чтобы показать, что за поясом у него целый арсенал. — Будь моим гостем.

— Здесь мне лучше, среди моих верных спаги, — ответил вахмистр, ответив на приветствие легким кивком головы. — Пленники у тебя в лагере?