В дебрях Атласа - Сальгари Эмилио - Страница 46

— Да, только все глубже уходит в воду.

— Так же, как и мой.

— Не можешь заставить его повернуть назад?

— Больше не слушается — или не может слушаться. Марабут сделал жест отчаяния.

— Нас поглотят пески! — воскликнул он с ужасом.

Он сильно дернул верблюда, думая заставить его обернуться, но достиг только того, что животное погрузилось в воду по брюхо.

Верблюд Хасси, шедший впереди, также опустился. Несколько минут бедные животные делали отчаянные усилия, чтобы избавиться от затягивавшего их бездонного песка, покрытого мелкой водой, потом остановились как вкопанные, как бы поняв, что всякая борьба напрасна и что смерть носится над ними.

Молча смотрели мавры на эти последние усилия. Ураган ревел над их головами, и дождь мочил их, делая тяжелыми их плащи и чепраки животных.

— Мулей, — спросил мавр, — это наш конец?

Марабут не имел храбрости ответить. С ужасом смотрел он на своего махари, все глубже затягиваемого песком.

Теперь не было видно ног, и брюхо верблюда уже лежало на предательском песка

Махари Хасси был не в лучшем положении. Вода касалась его боков и широкого дна ящиков.

— Мулей, — повторил мавр, — неужели таков будет наш конец?

— Аллах ведает, — ответил марабут, вытирая холодный пот, покрывавший его лоб.

— Должно быть, Аллаху нет времени думать о нас. Оставь его и его Пророка — оба покинули нас.

— Не богохульствуй в эти последние минуты.

В душе мавра родился взрыв возмущения, обыкновенно не свойственный мусульманам.

— Не верю я теперь ни в кого, даже в Пророка, — сказал он злобным голосом. — Разве он спас мою дочь? Защитил нас? Нет, напротив, оказал покровительство этим гнусным шакалам пустыни!

— Молчи, Хасси!

— Пусть возвратит он мне мою Афзу! Возвратит мне ее мужа! — вопил мавр. — Тогда я поверю в его всемогущество! Дочь моя! И я не могу лететь ей на помощь! Проклятая судьба моя!

Стон раненого зверя вырвался из груди мавра.

— Успокойся, Хасси, — сказал Мулей.

— Не видишь разве, что смерть уже овладевает нами? Она уже сжимает наших верблюдов. Твой все тонет?

—Да, — ответил марабут, — он уже опустился до половины брюха.

— Почему же мой выдерживает?

— Твой не тонет?

— Нет, остановился.

— Может быть, какая-нибудь скала оказалась под ногами махари? Они попадаются среди зыбучих песков и иногда служат спасением несчастным, попадающим в эту бездонную могилу.

Хасси нагнулся сначала направо, потом налево, разглядывая слой воды, покрывавший ужасные пески и имевший, может быть, глубину в несколько футов. Вдруг восклицание сорвалось с его губ:

— Приданое моей дочери спасет меня!

— Что ты хочешь сказать, друг? — спросил марабут.

— Что ящики с их широким дном держат на поверхности моего верблюда.

— Ты счастлив! Мой продолжает опускаться. И ноги у меня до колен в воде. Еще несколько минут — и я буду затянут песками и явлюсь перед лицом Пророка.

— Ты довольно близко, чтобы попробовать перескочить на моего верблюда и спастись со мной.

— А если моя тяжесть погубит тебя?

— Тогда умрем вместе, — ответил Хасси, — я не дорожу больше жизнью. Афза и граф убиты этими злодеями, говорю тебе, и мне нет смысла жить.

— Ты не имеешь доказательства их смерти. Они, вероятно, попали в руки бедуинов, которые лучше, чем мы думали, знали, что случилось в бледе.

— Это не изменило бы их участи. Мы в двух шагах от Атласа, а там кабилы и сенусси!

— Прыгай же, но смотри, рассчитывай верно: если упадешь в песок, я не смогу спасти тебя.

— Я не молод, но сохранил свою ловкость.

Мулей-Хари стал на спину своего верблюда, размахнулся и прыгнул прямо на плечи мавра.

Ящики, поддерживавшие верблюда, вдруг опустились на несколько футов под новой тяжестью, потом поднялись на прежний уровень

— Аллах нам покровительствует, — сказал марабут, устраиваясь половчее за мавром.

— Это как же? — спросил иронично последний.

— Смотри, как мой махари продолжает опускаться, а твой остается на месте.

— Мы обречены на смерть, и еще более ужасную, так как у нас нет пищи.

Марабут не мог удержаться от вздоха.

Действительно, что выиграли они от опоры, которую давали им ящики? Они находились неподвижно посреди ужасных песков, из которых не могли выбраться без чужой помощи.

Сколько это положение могло продолжаться? Голод должен был медленно убить их.

Дрожь ужаса пробежала по телам мавров.

— Афза или убита, или в плену у бедуинов, оба франджи исчезли, Ару также; а мы наедине со смертью, теснящей нас со всех сторон! — сказал Хасси озлобленно. — Не лучше ли, Мулей, покончить разом выстрелом из пистолета? Пуля в висок прекратила бы наши страдания

— Это не годится для доброго мусульманина, — ответил марабут.

— Когда Аллах и Пророк нас покинули?!

— Как ты можешь знать это?

— На что же ты надеешься?

— Не знаю, но так как Пророк спас твоего махари, то я думаю, что он сделал это не для того, чтобы осудить нас на худшую смерть. Мы все-таки его создания.

Хасси пожал плечами и произнес ругательство.

— Пророк! — сказал он потом с горечью. — Ящики поддерживают животное, а не он.

В эту минуту ужасный крик раздался в воздухе. Мавры едва успели повернуть головы, чтобы увидеть, как голова второго верблюда скрылась под водой.

— Вот что случилось бы с тобой, мой бедный друг, если бы не было тут приданого моей дочери, которое сослужило мне последнюю службу… Если еще сослужит… — сказал Хасси. Марабут казался окаменелым от ужаса и молча смотрел на то место, где исчезло несчастное животное и где была бы и его могила.

— Мулей, друг мой, — сказал дрогнувшим голосом Хасси.

— Что ты хочешь?

— Нам приходит конец, не правда ли? Я не боюсь смерти — в моих жилах кровь воинов, — мне только жалко оставить в этом болоте свое тело и никогда ничего не узнать о судьбе дочери и этих двух франджи, которых я полюбил, как будто они кость от кости моей и…

Он вдруг умолк и стал прислушиваться. Среди шума дождя и порывов ветра ему послышался выстрел.

XXI. Поездка Рибо

Рибо, добрый сержант, пятьдесят раз рисковавший жизнью для помощи в бегстве своим иностранным товарищам, которых Франция, не знающая адской жизни бледов, за их труды и проливаемую кровь награждала одними мучениями и тиранией мошеннической банды, — Рибо не терял времени.

Решив при любых обстоятельствах помогать мадьярскому графу, к которому чувствовал глубокую дружбу, и его жене, он отправился на поиски Бассо. Он не знал, где находился сержант, хваставшийся, что не уступит в жестокости Штейнеру, но не отчаивался найти его. Превосходный наездник и знаток великих равнин Алжира, он направился к цепи Атласа, уверенный, что спаги подадутся в эту сторону, чтобы преградить беглецам путь к горам, где они могли найти защиту у кабильских шейхов и у предводителей сенусси.

Два дня и две ночи искал сержант, позволяя себе только краткий отдых и давая много работы своему доброму арабскому коню; к вечеру третьего дня, когда Рибо был уже близок к отчаянию, он неожиданно наткнулся на спаги, устроившихся в маленьком оазисе, состоявшем штук из сорока корявых пальм.

Бассо, проглотивший свою порцию водки и уже лежавший в палатке, услышав веселые приветствия спаги, насилу открыл свой единственный глаз и решил выйти посмотреть, в чем дело.

— Ты, Рибо! — воскликнул он, смотря на сержанта, выпивавшего стакан воды близ разведенного костра. — Какой ветер занес тебя в глубь Алжира?

— Ветер бледа.

Бассо скривил гримасу, скрестил руки и, глядя прямо в глаза товарищу, спросил:

— Ты играешь роль шпиона?

— Что? — спросил Рибо, бросая стакан и принимая угрожающую позу.

— Твое присутствие здесь не нужно.

—Я бы и не приехал, если б меня не послали. В бледе хоть не особенно хорошо, но все же лучше, чем в сожженной солнцем пустыне