Я — Спок (СИ) - Нимой Леонард - Страница 62

— Это совсем все портит, господин посол. Нельзя ли что-нибудь сделать?

И посол ответил так принятым в Москве тоном усталого циника:

— У нас так всегда. Поверьте, мы ничего не можем сделать.

В России, на родине моих родителей, я очень сильно чувствовал себя чужаком-пришельцем. Но в этот раз Спок меня не сопровождал. Как и их китайские соседи, русские никогда не сталкивались со «Звездным путем», и не имели ни малейшего представления, кто я такой.

Именно так случилось с семьей Бориса Нимого. Они совсем не говорили по-английски, а я — по-русски, мы смогли немного пообщаться на идиш, но в основном пришлось полагаться на услуги переводчика. Они никогда не слышали про меня или про Спока и, собственно, не испытывали ко мне доверия. Все, что им сказали — важная шишка из Соединенных Штатов собирается их навестить — но, с их точки зрения, важные шишки должны бы носить костюмы и галстуки, а тут я — в футболке! Они не знали, что обо мне и думать, и, когда наша встреча закончилась, я понял, что они были уверены, что я — часть правительственного заговора, составленного, чтобы узнать о них побольше.

Моя жена, Сьюзан, и я с Борисом Нимым и его семьей на Украине, 1984 год

И все же, увидеть городок, где мои родители провели свое детство, было во всех отношениях потрясающе. Мы провели в гостях у Нимых три или четыре часа, за которые мы записали на кассеты несколько сообщений для моих родителей и сделали несколько фотографий.

А потом все осталось позади, и мы совершенно вымотались. Я только-только разделался с десятинедельным планом «Трех мужчин», и той же ночью вылетел прямиком во Францию. Там я провел ночь перед вылетом в Россию, где все дни и ночи были забиты непрерывной деятельностью. Мы с женой с нетерпением ожидали четырех дней отдыха в Париже.

Но стоило нам туда прибыть, как мы получили ужасные вести — мой отец был госпитализирован, при смерти. Я немедленно сел на самолет и вылетел к нему, испытывая благодарность за то, что я смогу поделиться с ним фотографиями и записанными на пленку приветами с его родины. Как ни печально, он умер через несколько дней.

В то время я не осознавал, насколько потрясен и ошеломлен утратой. Каким-то образом мне удалось справиться с необходимыми делами, и Билл Шатнер был так добр, что пришел на похороны моего отца, и это меня очень тронуло. Я осознал потерю в полной мере гораздо позже, на съемках «Хорошей матери». В то время я держался довольно стоически.

Ситуация приводит на ум реплику Аманды, обращенную к Споку в «Звездном пути-IV»: «Ты наполовину человек. У тебя есть чувства, и они еще проявятся…»

Действовал ли я подобно Споку? Возможно. Суждено ли было чувствам проявиться, как Аманда ему предсказывала? Да, но это заняло время. Тем временем мне было чем отвлечься, была работа, которую нужно было делать — за что я был очень благодарен.

Вскоре после смерти отца «Три мужчины и младенец» начали получать феноменальные кассовые сборы и прекрасные отзывы. Успех грел мне сердце, но носил печальный привкус. Как я упоминал в начале главы, большинство критиков, похоже, изумились, обнаружив, что у Леонарда Нимоя и вправду есть чувство юмора. Типичная рецензия на фильм была вроде той, что напечатали в «Нью-Йорк Таймс»: «Судя по его предыдущим работам, вы никогда бы не подумали, что у Леонарда Нимоя есть необходимое для такого фильма чувство юмора. К счастью, оно есть!»

После успеха «Трех мужчин» Джефф Катценберг опять позвонил.

— Леонард, у меня есть интересный проект, на который ты, возможно, захочешь взглянуть.

— Что такое?

— Это драма по книге «Хорошая мать». Весьма спорный материал…

— Звучит неплохо. Присылай!

— Ладно, но я думаю, что ты должен знать кое-что о ситуации. Продюсер — Арнольд Глимчер, и он надеялся найти известного режиссера, кого-нибудь, у кого есть солидная репутация специалиста по серьезной драме. Мы пытались заполучить Стрейзанда или Редфорда, но они оба отказались, и проект у нас сейчас простаивает. Эйснер и правда хочет его сделать, но…

— Но?

— Ну, я тебе все пересылаю, Леонард, но, понимаешь, я не могу тебе гарантированно что-то обещать. Я-то знаю, что ты сумеешь снять драму, но после «Звездного пути-IV» и «Трех мужчин» все остальные уверены, что ты по комедиям. Но если тебе понравится, дай знать, я посмотрю, что могу сделать…

Так оно и шло — только-только я прочитал все эти отзывы на «Дорогу домой» и «Трех мужчин и младенца» с их «Елки-палки, и кто бы мог подумать, что Нимой может снять комедию?» И из-за кассовых успехов этих двух фильмов на меня в Голливуде уже успели наклеить ярлык режиссера, который ничего, кроме комедий, снять не может!

Но Джефф переслал мне сценарий, я прочитал его, и роман вызвал у меня огромный интерес.

Автором «Хорошей матери» была Сью Миллер, писательница из Кембриджа, штат Массачусетс. Книга касалась нелегких тем сексуальности и воспитания детей — а именно, истории Анны, которая растет в косной, патриархальной семье бостонских аристократов и подчиняет всю свою жизнь их представлению о «хорошей девочке». Она без колебаний переходит из-под контроля косного, властного деда под контроль косного, властного мужа — и, как ни печально, ведет жизнь, не знающую сексуальной страсти. Единственная настоящая любовь, которая ей известна, это любовь к своей шестилетней дочери, Молли, с которой ее связывают чудесные, глубокие отношения. Она пытается сделать для Молли то, чего никто не делал для нее — научить малышку не стыдиться своего тела или сексуальных тем. Анна не хочет, чтоб ее дочь выросла с чувством стыда, как она сама.

И вот, через некоторое время после своего развода Анна влюбляется в раскованного молодого скульптора Лео Каттера. У них возникают очень страстные, полные любви, честные взаимоотношения, и Анна дает Лео понять, что пытается растить Моли в искренней, открытой манере. Поэтому, когда Молли обнаруживает мать с Лео вместе голышом, взрослые не стыдятся и не смущаются, а ведут себя естественно.

Они втроем живут счастливо вместе, соединенные искренней любовью и заботой — а затем однажды происходит небольшой инцидент, которому суждено разрушить их счастье. Лео моется в душе, когда внутрь заглядывает Молли. Он очень старается не показывать смущения, зная, что Анна хотела бы именно этого, но затем Молли весьма прямо спрашивает:

— Это твой пенис?

— Да, — признает Лео.

— Можно потрогать?

Лео оказывается захваченным врасплох, но, приложив усилие, скрывает свою неловкость. «Конечно», — отвечает он. Молли удовлетворяет свое детское любопытство и на этом инцидент заканчивается.

Пока Молли не рассказывает об этом своему отцу. В ярости, отец немедленно подает в суд. Вскоре Анна обнаруживает, что ее отношение к сексу и ее исполнение материнских обязанностей подвергаются тщательному рассмотрению судьей-пуританином. Очень неохотно, после многих споров и анализа своих поступков, Анна сдается и подчиняется инструкциям своего адвоката, и говорит судье, что Лео «совершил ошибку». Она даже соглашается прекратить встречи с Лео, если это позволит ей сохранить дочь.

Но эта история — настоящая трагедия в шекспировском духе — несмотря на свою капитуляцию, Молли теряет дочь… и, в конце концов, Лео, потому что она просто слишком сражена горем, слишком зла на систему, чтобы продолжать отношения.

Я нашел материал очень сильным, толкающим на размышления, поскольку он поднимал деликатный вопрос противопоставления материнства и сексуальности. В нашей культуре до сих пор существует стойкая уверенность, что материнство и секс не должны смешиваться. Это старая идея «мадонны/блудницы», мол, женщина может быть или той, или другой, но не обеими вместе.

Мне также понравилось, что в пьесе не было конкретного «злодея». Никто не задавался целью причинить зло Анне, ее муж был честен, следователи были честны, судья был честен… но они все были заложниками социальной структуры, что в итоге и привело к трагедии.