Сокровище Голубых гор - Сальгари Эмилио - Страница 31

— Вот тебе и раз! — со смехом вскричал Ульоа, оборачиваясь к своим молодым спутникам. — Нежданно-негаданно я вдруг попадаю в вожди, то есть, собственно говоря, в короли дикарей.

— Как! Разве они предлагают вам корону? — в один голос спросили удивленные молодые люди.

— Да, нечто в этом роде. Племя нуку предлагает мне быть его великим вождем, то есть неограниченным властителем.

— Ну и что же, вы отказались?

— Нет. Нужно обдумать это неожиданное предложение… Но представить только себе: я — король людоедов!

— Так что же из этого? — возразил Бельграно. — Наш отец был ведь королем племени крагоа, почему же вам не сделаться королем нуку?

— Так вы советуете мне принять это предложение?

— Конечно! Ведь нужно иметь в виду, что нам необходима сильная помощь для того, чтобы вырвать наше сокровище из рук негодяя Рамиреса. На его стороне остались кети, а у нас будут нуку и крагоа, следовательно, наши шансы в борьбе с ними будут сравнительно уравновешены, несмотря на то что у него есть белые помощники, которых у нас нет… Кстати, нам необходимо скорее выручить Ретона и Эмилио.

— Да, да, это наша главная обязанность! — подхватил Ульоа. — Хорошо, сейчас посоветуюсь с нашими темнокожими друзьями, а потом, благословясь, и перейду, по примеру Цезаря, Рубикон.

И он обратился за советом к канакам. Оба дикаря, в свою очередь, горячо стали уговаривать его не отказываться от предложения нуку.

— Я согласен быть вашим вождем, — громко объявил он, обернувшись к нетерпеливо ожидавшим его ответа представителям племени нуку.

Услышав это, дикари пришли в неистовый восторг и, в честь этой великой радости, тут же предложили устроить пилу-пилу, а потом съесть убитого их новым повелителем самозваного вождя. Но Ульоа поспешил отговорить своих новых подданных от такого намерения, строго объявив им, что белые не могут допускать при себе ничего подобного из опасения прогневать «духов моря и гор».

От такого разочарования лица дикарей несколько вытянулись, но делать было нечего: воля вождя была непреложным законом. Со вздохом сожаления нуку оставили лакомую закуску крысам, кишмя кишевшим на острове.

Во главе со своим новым властителем, выслав вперед разведчиков с приказанием высмотреть, нет ли на пути засады, нуку двинулись через лес по направлению к югу, освещая дорогу — наступил уже темный вечер — факелами из ниаули.

Два часа с лишком продолжался переход по запутанным тропинкам девственного леса. Наконец отряд выбрался на обширную поляну, окаймленную высокими ниаули, под сенью которых ютились небольшие хижины, сплетенные из ветвей одного гибкого дерева, обмазанные тиной и покрытые широкими пальмовыми листьями. Каждая из хижин была очень ловко прилажена к стволу дерева, служившему ей надежной опорой.

Ответив на окрики ночных сторожей, отряд в глубоком молчании вступил в селение, обитатели которого мирно спали. Нового вождя и его спутников провели к хижине, отличавшейся от других гораздо большими размерами и окруженной с трех сторон крепким палисадом; четвертая сторона примыкала к четырем ниаули.

— Вот твое жилище, великий вождь, — почтительно проговорил старший дикарь, вводя Ульоа с его спутниками в хижину. — Завтра будем праздновать твое избрание большим пилу-пилу. Канаки, если пожелаешь, могут остаться при тебе. Спокойной ночи!

Когда он удалился, путешественники стали с любопытством осматривать при свете двух оставленных им факелов свое новое помещение. Оно оказалось очень просторным и довольно чистым. На полу были постланы пестрые, искусно сплетенные из мягкой морской травы циновки, служившие постелями. По стенам были расставлены большие глиняные сосуды со свежей водой и разными отборными плодами. У задней же стены, образуемой стволами четырех деревьев, красовалось нечто вроде большой вазы, наполненной черепами съеденных на пилу-пилу врагов.

Подкрепившись кокосовым молоком, усталые путешественники тотчас же улеглись спать. Канаки с Гермозой устроились около входа. Все сразу заснули.

Рано утром они были разбужены страшным шумом. Оказалось, что перед хижиной белого короля собралась толпа его новых подданных, и раздается оглушительный треск барабанов. Вслед за тем отодвинулась циновка, заменявшая дверь, и в хижине появился тот же помощник великого вождя в сопровождении нескольких подростков, несших большие корзины, из которых распространялся аппетитный запах.

Это было угощение, подносимое от имени всего племени новому белому вождю. Ульоа милостиво принял его и пригласил своего помощника разделить с ним трапезу. Тот, видимо, был очень польщен этим, хотя со свойственной всем дикарям сдержанностью ничем не выдал своих чувств.

Угощение состояло из отлично поджаренных поросят с гарниром из каких-то крупных кореньев, походивших видом на свеклу, с довольно вкусной сладкой мучнистой мякотью. Кроме того, была принесена крупная рыба, поджаренная с плодами хлебного дерева, и огромная глиняная бутыль капе.

Завтрак состоялся под невыносимую для белых трескотню барабанов, требовать прекращения которой никто не решался из опасения обидеть дикарей, привыкших чествовать своих новых вождей именно таким образом.

Поросячье и рыбное жаркое оказались очень вкусными, а капе, помимо своего хотя и своеобразного, но довольно приятного вкуса, отличалась такой крепостью, что Педро, только отведавший ее, почувствовал сильное головокружение, а «король», уже привыкший к такого рода напиткам, пришел в самое веселое настроение.

После завтрака Ульоа устроил совещание, на котором обсуждалось, как освободить боцмана с юнгой и как бороться с Рамиресом за сокровище умершего Фернандо де Бельграно.

— Прежде всего мы должны хорошенько узнать, какими силами располагает наш противник, — говорил Ульоа.

— Сначала мы просили бы вас, дон Хосе, разузнать все подробности, касающиеся нашего покойного отца, — возразил молодой Бельграно. — До сих пор мы не успели сделать этого, а теперь, по-моему, это вполне удобно.

— Ах, да! Вы правы, дон Педро, — согласился Ульоа и, обратившись к Математе, тоже вместе с братом получившему хорошую долю угощения, спросил: — Так ты хорошо знал великого белого вождя своего племени?

— Да, вождь. Я был одним из его друзей, как он сам называл меня.

— А давно он умер?

— Шесть лун тому назад.

— Что было причиной его смерти?

— Удар копьем во время битвы с тонгуинами. Он убил их вождя и потом сам был смертельно ранен.

— А каким образом он сделался вашим вождем?

— Его большая крылатая лодка была разбита бурей. Все его люди утонули, и он один был выброшен на берег, близ Балабио. Там, где большая река Диа. Мы нашли его чуть живого…

— И не съели? — удивился Ульоа.

— Мы не могли этого сделать, вождь. Наши волшебницы незадолго перед его появлением предсказали, что на наш остров скоро прибудет белый, сын солнца и моря, который принесет всему нашему племени большую пользу. Мы поняли, что это и есть тот самый белый, которого принесло нам морем, и так как были в то время без вождя, — он за четверть луны до того был взят в плен и съеден тонгуинами, — то мы и выбрали посланного нам духами белого своим великим вождем.

— И он у вас пользовался почетом?

— Да, вождь, очень большим почетом, потому что он принес нам много пользы. При нем наше селение сделалось самым большим и безопасным на всем острове, и мы поем песни, сложенные нами в честь нашего великого белого вождя.

— Он принадлежал к обществу дук-дук?

— Да, он один и имел великое табу.

— А почему же он бросил в море несколько списков с табу, если они имеют такое большое значение?

— Он всегда со слезами говорил, что у него далеко за морем, там, где восходит солнце, остались дети…

— Бедный папа! — взволнованно воскликнула девушка, когда Ульоа перевел ей слова дикаря.

— И вот, — продолжал Математе, — когда наш вождь почувствовал приближение кончины, он приказал заделать дук-дук в маленькие бочки и бросить их в море. Он говорил, что море донесет их до его детей.