На Дальнем Западе - Сальгари Эмилио - Страница 43

— Я ненавижу всех белых и ненавидел убитого тобою полковника Деванделля. Но теперь я начинаю думать: он, этот белый, действительно понял, что за существо твоя мать!

— Моя мать…— нерешительно отозвалась Миннегага.

— Ну? Что ты хочешь сказать о твоей матери?

— Она слава и гордость великого племени непобедимых сиу!

Помолчав немного и устремив взгляд на небо, Красное Облако промолвил задумчиво:

— Мужчинам — сражаться и охотиться. Женщинам — беречь вигвам, работать у очага, воспитывать детей. Так завещал людям с красной кожей Великий Дух. Томагавк слишком тяжел для самой сильной женской руки.

Миннегага живо откликнулась:

— Это не касается моей матери! Если бы ты вызвал ее на бой, она одолела бы тебя! Она сняла бы твой скальп! Я горжусь ею!

Индеец вскочил, как пантера, которую ранила ядовитая стрела. Слова дочери, казалось, свели его с ума.

В одно мгновение он схватил девочку, словно желая ее задушить, и поднял, как перышко, в воздух.

— Змея! — простонал он. — Смотри, в двух шагах шахта! Я испытываю неудержимое желание швырнуть туда тебя! И… и белые даже не спросят о том, куда я тебя девал.

Но самообладание сейчас же вернулось к нему. Он опустил девочку на землю.

— Благодари Маниту, — сказал дрожащим голосом Красное Облако, — что в твоих жилах течет хоть капля крови Воронов. Я не могу еще забыть, что все же ты моя дочь!

Миннегага молчала.

Раскаяние за бешеную вспышку гнева овладело душой индейца. Он склонился над девочкой и сказал, словно извиняясь:

— Ну, будет! Лучше бы ты заснула! Положив руку на голову дочери, Красное Облако продолжал:

— Зачем ты стараешься свести меня с ума? Спи, усни! Покуда я сторожу, тебе не грозит никакая опасность. Но мне уже мало осталось быть на дежурстве. Я не каменный. Надо будет отдохнуть и мне…

Погода быстро изменилась к худшему: уже приближался сезон дождей, и ночью обыкновенно собирались тучи и начинал моросить дождь. Пока индейцы разговаривали друг с другом, небо омрачилось, луна исчезла и начал накрапывать дождь. Но Красное Облако не обращал внимания на это. Он только придвинулся к лежавшей под навесом девочке, как будто прикрывая ее от дождя телом и согревая своим теплом. Потом он поднял Миннегагу своими сильными руками и, тщательно укутав, положил себе на колени. Минуту спустя стало слышно ровное и спокойное дыхание девочки — Миннегага уже спала. А еще через некоторое время Красное Облако вдруг встрепенулся. До его тонкого, изощренного слуха долетели подозрительные звуки.

— Идут! — прошептал он, прислушиваясь. — Разумеется, это краснокожие. Это мои братья, братья моей жены, хотя и воины другого племени, но такие же индейцы, как и я. Они выследили нас, может быть услышав наши выстрелы, и теперь прокрадываются сюда. Они близко. Что должен делать я? Молчать? Подпустить их сюда? Тогда они перебьют белых… Но ведь эти люди как-никак спасли жизнь Красному Облаку. И они, хотя, может, не желая того, спасли мою дочь от участи быть растерзанной гризли. Могу ли я допустить, чтобы на моих глазах их убили во сне? И потом… Ведь это же, надо полагать, чейены. Они не знают меня. Они сочтут меня за мексиканца, и их пули пронзят мою грудь раньше, чем я успею крикнуть им, что я индеец. А если и успею предупредить чейенов, то тогда белые не задумаются пристрелить меня и моего ребенка. Может быть, будь здесь Ялла, она не задумалась бы, что ей делать. Но Ялла — воплощение злого духа!

Прислушавшись еще мгновение, Красное Облако сбросил с себя плащ, поднял Миннегагу одной рукой, другой схватился за карабин.

Пробужденная от сладкого, но — увы! — недолгого сна, Миннегага раскрыла глаза и устремила взор на лицо отца.

— Пора в путь! — прошептал, склоняясь над ней, индеец. — Идут чейены.

— Может быть, это идет моя мать? — встрепенулась девочка. — Нет, Ялла должна быть еще далеко отсюда. Ты пойдешь к ним навстречу? Ты предупредишь их, что мы только случайно с бледнолицыми?

— В такую мглу? Ты с ума сошла! Меня убьют раньше, чем я успею вымолвить единое слово!

— Значит, ты хочешь предупредить бледнолицых об опасности? — скрипя зубами спросила Миннегага.

— Молчи! Ты ничего не понимаешь. Разве они не единственные люди, которые могут указать нам прямой путь к тому месту, где находятся дети Деванделля!

— Мать сказала, что они живут на берегах Соленого озера!

— Ты думаешь, что это лужа? Соленое озеро очень велико, и поиски не так легки, как ты думаешь. Там много поселков бледнолицых. Тревога уже, должно быть, дошла туда. Белые держатся настороже. Может быть, собрались войска… Нет, эти белые нужны нам. Их надо щадить, по крайней мере покуда мы не достигнем цели! И потом… Твоей матери здесь нет. Я твой отец. И если я принял какое-нибудь решение, то тебе остается только повиноваться мне. Иначе по праву отца я могу убить тебя, никому не давая отчета.

— Моя мать…

— Молчи! Если бы и была тут твоя мать, она узнала бы, что у меня есть своя воля. Я не раб! Пусть приходит Ялла: она узнает, что я великий воин племени Воронов, которое не менее славно, чем племя сиу. Только у нас нет обычая, чтобы женщина вертела всем племенем как прялкой, посылая людей на смерть по собственной прихоти. Воевать должны только мужчины.

— Если бы я передала это моей матери…

Но Красное Облако не слушал ее слов. Он повернулся к ней спиной и решительными шагами направился к хижине.

Трапперы спали блаженным сном, полагая, что их покой верно охраняется гамбусино. Хижину оглашал их звучный храп.

Стоя у входа в хижину, индеец как будто колебался. Его взор был мрачен, его рука инстинктивно сжимала рукоятку мексиканского острого ножа. Эти три скальпа бледнолицых ужасно соблазняли его. Индейская кровь заговорила в нем… Но благоразумие одержало победу.

— Пусть еще поживут! — пробормотал Красное Облако, оставляя в покое нож. — Сначала действительно овладеем детьми полковника, а там видно будет…

— Вставайте! — сказал он уже громко, прикасаясь к плечу Джона Мэксима. — Индейцы идут по прерии, направляясь, кажется, именно сюда. Поднимайтесь же!

— Чейены? — спросил, вскакивая на ноги, янки, одновременно толкая обоих разоспавшихся парней.