В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война - Окулов Андрей Владимирович - Страница 85

Все это было просто упражнением в горьком сарказме и никакого ответа на него я не ожидал. Каково же было мое удивление, когда так через неделю я получил письмо от КГБ. В нем вежливо сообщалось, что председатель КГБ прочел мое письмо и намерен обсудить его с президентом. О результатах мне сообщат. Я посчитал это письмо бюрократической отпиской.

Однако, вскоре после письма от КГБ, на факс факультета психологии при Калифорнийским штатном университете, где я уже давно служил старшим профессором психологии и утилизации компьютеров в научных исследованиях, пришло письмо на мое имя от некоего Николаса Бетгела, члена британской палаты лордов. В нем лорд Беттел рассказывал мне, что он давно пишет о России и ее истории, издал книгу о Катыни и хотел бы встретиться со мной в Москве, чтобы узнать от меня и Яны детали нашей истории. Он также упомянул о своих творческих связях с московским журналом «Новое время» и заявил, что редакция этого журнала хотела бы взять у меня интервью.

Возможности моего расстрела там лорд не касался, полагая, вероятно, с типичной британской беззаботностью, что успеет до расстрела получить от меня нужную информацию. И действительно, через пару дней по факсу пришло официальное приглашение от «Нового времени» приехать в Москву.

Когда я рассказал Яне и Александру о милых приглашениях, они, похохотав, уверили меня, что я НИКОГДА не смогу приехать в Москву. Таких чудес просто не бывает. Я с ними согласился, по так, на всякий случай, написал в консульство с дурацким вопросом, не дадут ли они мне визу в Москву.

Консульство ответило, что вообще-то дало не сложное, но в моем случае они должны получить специальное разрешения от МИДа в Москве, а ничего такого к ним не поступало. Если поступит, мне сообщат. Знакомая отписка.

А потом начался шквал всяких событий. Некий Резниченко прислал мне факс, в котором сообщал, что только что было создано новое, частное издательство «Автор» и он, как один из редакторов, предлагает заключить с ним договор об издании моей книги, если я приеду в Москву. Он также спросил меня, не буду ли я возражать, если следователь но особым делам Ренёв пришлет мне ряд вопросов, которые могут открыть возможность для моей реабилитации. Ренёв такой список прислал. Список был очень похож на допрос и, вероятно, таким и являлся. На все вопросы я ответил не теряя самообладания, но последний меня возмутил. Ренёв спрашивал, вел ли я антисоветскую деятельность после оседания на Западе. Я запальчиво ответил, что конечно вел и горжусь этим.

Этот ответ сыграл потом критическую роль в процессе моей реабилитации. Какая-то Лидия Киселева из Ленинградской кинофабрики прислала факс, в котором предлагала создать документальный фильм о нашей истории.

И так далее и тому подобное. Самое забавное во всей этой катавасии было то, что в основном большинство этих творческих предложений оказалось лапшой и показухой, организованной несомненно одной и той же организацией. Но это выяснилось позже.

Тем временем одно казалось вполне реальным — меня ждали в Москве. Однако я чувствовал что-то неладное во всей этой заварухе и ехать в Москву в действительности не собирался. «Вышка» все еще висела надо мной. И вдруг произошло что-то совершенно непредвиденное. Консульство прислало мне не только визу на месяц, но и копию президентского указа на мое имя, в котором Ельцин объявлял о моем помиловании и закрытии моего дела. Вот этого я совсем не ожидал. Более того. Продиктовав утром текст указа о моем помиловании, Ельцин не разрешил ставить автоматически его подпись под указом, а приказал подготовить окончательный текст с тем, чтобы после обеда, вернувшись в кабинет, он мог бы его проверить и сам поставить свою подпись. Не знаю, что он думал или чувствовал, но вполне возможно, что Борису Николаевичу я обязан своей жизнью.

В середине мая я встретился с Беттелом во франкфуртском аэропорту, и в тот же день наш самолет приземлился в Москве.

В конце того же года, вернувшись в Штаты, я узнал, что набор моей книги был рассыпан сразу после моего отлета из Москвы, издательство «Автор» закрылось, Киселева никогда не имела никаких полномочий для документального фильма и некоторые другие проекты оказались элементарной показухой.

Реабилитация была передана коллегии из генералов того же типа, что дали мне «вышку», и они мне в реабилитации отказали, сославшись на мой ответ, в котором я писал, что никогда не прекращал антисоветской «агитации».

По телефону Ренёва, номер которого он мне сам дал, мне стали говорить, что такой у них не работает. А летом 1992-го группа бывших старших офицеров разведки начала работу над мемуарами генерала Судоплатова на английском, а потом и на русском языке, в которых было несколько страниц вранья про меня. Похоже, что все же была ловушка, которой не удалось захлопнуться.

— Недавно один сотрудник спецслужб сказал, что ваш отказ убить Околовича — предательство. Разведчик не имеет право рассуждать, он должен выполнять приказ. Что вы могли бы ему ответить?

— Во время процесса над нацистами в Нюрнберге военные преступники все время утверждали, что они всего лишь «выполняли приказ». И судьи и все мировое общественное мнение признало, что выполнение преступного приказа тоже есть преступление. Если ваш знакомый из спецслужбы этого не понимает, то, возможно, и ему когда-ішбудь будет вынесен такой же приговор. В этой жизни или следующей, большой роли не играет.

НАКАЗАНИЕ ЗА ПОМОЩЬ

Парижская «Русская мысль» опубликовала главы из книги Буковского «Московский процесс», вышедшей в издательстве «Робер Лаффон» в октябре 1995 года. Книга, как сказано во вступлении, — результат участия Буковского в суде по делу КПСС, где он выступал как эксперт.

Желание автора развить тему о необходимости Нюрнберга-2 нельзя не поддержать: коммунистический режим в нашей стране до сих пор не осужден, что ставит под вопрос и преемственность современного государства Российского, и легитимность российской демократии.

О возникновении демократического движения Буковский пишет: «Появление нашего движения представляло для Политбюро не только практическую проблему, но и теоретическую головоломку (…). Как объяснить появление “врага” в бесклассовом социалистическом раю? Ведь большинство из нас родилось и выросло уже в условиях, созданных по их же рецептам».

«Согласно идеологической установке КГБ, — говорит автор, — деятельность диссидентов подогревалась и поощрялась подрывными центрами. От Андропова требовалось эти мифические “центры” обнаруживать, а их происки обезвреживать, отлично при этом понимая, что никаких таких “центров” не существует в природе. Задача головоломная, особенно в период “детанта”, когда западные правительства из кожи вон лезли, чтобы продемонстрировать советским вождям свое дружелюбие. И что же ему оставалось делать, кроме как изобрести один “подрывной центр”? Так, — утверждает Буковский, — появился в нашей жизни пресловутый НТС — Народный Трудовой Союз российских солидаристов, связь с которым КГБ пыталось всеми правдами и неправдами “пришить” буквально каждому». (Русская мысль. 12–18 октября 1995 г.)

Многих членов НТС, прочитавших эти строки, должна взять оторопь: иные начали борьбу против режима в рядах организации, когда автора книги «Московский процесс» еще не было на свете, а оказывается, все это им приснилось, так как НТС «придумал КГБ».

Но это еще далеко не все: глава книга, помещенная в «Русской мысли» от 8—14 февраля 1996 года, почти полностью посвящена этому «пресловутому НТС». Любовью к НТС Буковский никогда не отличался, но здесь он собрал воедино большинство своих нападок на организацию, не гнушаясь жаргона гебистских писаний. Например: «В реальной жизни НТС представлял из себя ничтожную эмигрантскую организацию с сомнительным прошлым, подозрительным настоящим и неопределенным будущим».

«Фашизм», «абвер», «жалкое существование»…

Остановимся на главных «пунктах обвинения» Буковского.

1. «Созданный в 1930 году профашистски настроенной молодежью (сначала он назывался Национально-Трудовой Союз нового поколения и находился под сильным влиянием идей Муссолини)…»