Морские истории боцмана Катрама - Сальгари Эмилио - Страница 19

Сказав это, старик слез с бочонка и собрался было уходить, но капитан, который чуть призадумался, легким жестом остановил его.

— Вы хотите дать объяснение? — нахмурился старик.

— Возможно.

— Не верите в то, что я вам рассказал?

— Да, не верю в твоего змея, который существует только в мозгу невежд.

Боцман Катрам выпрямил свою сутулую спину, уперся руками в бока и с вызывающим видом посмотрел на своего вечного оппонента.

— Что же, по-вашему, мы все ослепли? — воскликнул он. — Вся команда могла бы вам подтвердить!

— Да, да… — пробормотал капитан, разговаривая как бы сам с собой. — Так, должно быть, и… я уверен в этом… Так вот, — сказал он громко, спокойно выдерживая мрачный взгляд старика, — я все это могу объяснить.

Не знаю точно, по какой причине ваше судно остановилось и раскачивалось; но думаю, что оно было остановлено каким-то гигантским полипом или же спрутом. Эти существа имеют щупальца, которые достигают иногда десяти метров, они наделены необыкновенной силой и могут заставить качаться даже тяжелый корабль. Случай ваш не единственный.

— Допустим, — ответил боцман.

— А насчет морского змея вы все ошиблись, начиная с вашего любимого капитана. Я совершенно убежден, что вы повстречались ни с чем иным как с обыкновенным китом, обедавшим среди скопления планктона. Размеры головы этого предполагаемого змея, которая была на самом деле всем телом кита, облака пара, которые он выпускал из своего дыхала, и громкий свист, издаваемый при этом, убеждают меня, что я не ошибаюсь.

Хвост вашего змея был просто вытянутым скоплением планктона отличной пищи для китов. Будь это не так, ваше судно не разрезало бы хвост так легко. Ты видел, чтобы этот хвост корчился или поднимал волны, когда ваше судно наехало на него?.. Скажи откровенно, папаша Катрам.

— Нет, — ответил боцман, яростно почесывая голову. — Ну а те две пробоины?

— Две пробоины!.. В самом деле, темное место. Полип не смог бы проделать их, кит тоже… Меч-рыба?.. Нет, хотя она нередко атакует корпус судов, ей не удается проткнуть его. Ага!.. Ха-ха!.. Так вот в чем дело!..

— Вы смеетесь! — воскликнул боцман.

— Тут есть над чем посмеяться, папаша Катрам, да еще как!.. — ответил капитан. — Скажи-ка, вы съели тех двух крабов-воров?..

— Двух крабов?.. — прошептал боцман, который, казалось, был поражен. — Да нет, черт возьми!.. Они были заперты в одном ящике и…

— Что ты хочешь сказать?

— Что когда мы осушали трюм, то нашли их спрятавшимися там. Хитрецы сломали ящик, хотя он был тяжелый и прочный.

— Так знай, папаша Катрам, что ваше судно было пробито двумя беглецами. Они хотели пить, и своими мощными клешнями, которые разбивают крепчайшие кокосовые орехи, проделали эти две дыры, чтобы напиться. Ах старина, ну и опростоволосился же ты с этим змеем!.. Иди-ка спать, и к завтрашнему вечеру приготовь что-нибудь получше.

Боцман замер и, казалось, не дышал. Он смотрел на капитана так очумело, что могло прийти в голову, будто он тронулся.

— Нет, не везет, — забормотал он под нос, уходя, — не везет мне с моими рассказами!..

Не знаю уж по какому капризу, но в эту ночь старик не спускался в свою боцманскую, а спал на палубе, среди парусов и канатов, чего не делал до сих пор никогда.

МУРЕНЫ

На следующее утро папаша Катрам проснулся первым и весь день оставался на палубе, прохаживаясь с внушительным видом от носа до нормы и время от времени ворчливым тоном давая другим указания. Он был задумчив, беспрерывно курил и успел отвесить пару звучных оплеух двум юнгам, которые сунулись к нему разузнать, каково будет название десятой истории.

Нетрудно было понять, что настроение у него скверное, а постоянные конфузы, которые случались с ним по вине капитана, унижали и жгли его. Но больше всего, наверное, его тяготило то, что капитан решительно опроверг возможность существования морского змея, в которого сам боцман безусловно верил. Мы, офицеры, пробовали расспрашивать его, но он кивал нам, не отвечая. Чтобы поднять ему настроение и умаслить его, я угостил боцмана сигарой; он взял, поблагодарив меня кивком головы, сунул ее в рот, но продолжал свою прогулку все такой же задумчивый и хмурый.

В час обеда он не сел за стол вместе со всеми, а взял себе свою порцию, стоя проглотил ее в три глотка, и продолжал свое хождение туда-сюда с точностью метронома.

Так прошагал он, не останавливаясь, до самого вечера, когда склянки на борту прозвонили восемь. После этого он решительно уселся на бочонок и стал ожидать слушателей, устремив свой нетерпеливый взгляд прямо на капитанский мостик.

— В голове у папаши Катрама буря, — сказал, усаживаясь перед мачтой, наш капитан. — Ну что ж, мы успокоим ее, удвоив порцию кипрского. Эй, юнга! Две бутылки моему старому боцману! Сегодня вечером я хочу, чтобы он выпил на пару стаканов больше!

Услышав это приказание, папаша Катрам поднял голову и заметно повеселел, издав удовлетворенное ворчание. Он уже пристрастился к кипрскому нашего капитана и, надо сказать, не зря, поскольку оно и в самом деле было хорошим.

— Итак, послушаем, старина, твою десятую историю, — сказал капитан. — Посмотрим, что ты нам наплетешь, и будет ли там, что объяснять, без того чтобы ты опять разъярился.

Боцман Катрам погладил свою седую бороду, кашлянул три раза и, пристально посмотрев на капитана, сказал:

— Сегодня вечером вы ничего не объясните.

— А почему, если позволено будет узнать?

— Потому что история абсолютно достоверная и у нее не может быть другого объяснения, кроме моего.

— О чем же пойдет речь?

— О другом паруснике, который был внезапно остановлен, хотя и шел в открытом море на всех парусах.

— Скалой?

— Нет, рыбой. Стаей рыб, о которых уже много веков известно, что они останавливают морские суда.

— Ох ты, дьявол! — вскричал капитан иронически. — Что же это за рыба такая? Ты раздразнил мое любопытство, папаша Катрам.

Старый боцман, от которого не ускользнул иронический тон капитана, невозмутимо пожал плечами и начал неторопливо свою десятую историю.

— С того времени прошло уже лет пятьдесят, — сказал он, — но то, что случилось со мной тогда, я помню, точно это было вчера. А если хотите знать почему, я покажу вам вот этот шрам на правой руке, шрам, который остался у меня с того дня.

Все вы, наверное, знаете, что такое джонка, а если не знаете, то я скажу вам, что это китайское судно, почти квадратное и тяжелое, по конструкции очень ненадежное, которое несет паруса из сплетенных волокон и две мачты и украшено головами драконов.

По обстоятельствам, которые вам не интересны, я остался в Кантоне, самом богатом китайском городе, без работы и без гроша. Пребывание на суше было мне тягостным, как всегда; не чувствуя под ногами качающейся палубы судна, я страдаю, точно на раскаленных углях. Нужно было срочно поступить на какое-нибудь судно, если я не хотел заболеть и умереть от тоски. Да и голод мне грозил, ведь я никогда не имел привычки откладывать гроши. А что мне делать с этими сбережениями? Раз уж мне на роду написано почить в океане, то лучше уйти туда с пустыми карманами, ведь там на дне нет таверн, и рыбы морские не торгуют бутылками. А вы как считаете?

— Правильно, черт побери! — вскричали матросы.

— И вот я на борту этой тяжелой посудины, в компании бритых матросов цвета шафрана и под командой внушительного вида капитана из Нанкина, толстого, как носорог, и с парой тонких, как веревки, висячих усов, которые спускались ему до пояса. Вы и без меня, наверное, знаете, что у всех китайцев усы такие, что, вместо того чтобы держаться прямо, они шнурками изгибаются к земле.

Представьте себе старого Катрама (хотя нет, я был тогда еще молод, и борода у меня была еще черная, а на голове такая же черная шевелюра), представьте себе молодого Катрама среди этого желтого экипажа, который, разговаривая, то визжал, как напильник, когда им обрабатывают железо, то журчал, как горло кашалота. Ели они один только рис, ловко орудуя своими палочками, и каждый вечер накачивались опием. Если бы там не было меня, чтобы время от времени выпрямить румпель или выровнять курс, не знаю, где бы закончила свое плавание эта бедная джонка.