Гибель Карфагена - Сальгари Эмилио - Страница 8

Но Фегора не было видно. Зато на мгновение показался гортатор галеры, и тяжелый метательный топор Хирама по летел со страшной силой, разбив вдребезги и блестящий шлем, и голову наемника. Галера, на палубе которой воцарилось замешательство, приостановилась. С нее посыпался дождь горящих стрел, которые обычно применялись для того, чтобы вызвать пожар на неприятельском судне, но только одна или две попали в борт гемиолы, и их, конечно, тут же сбили шестами, так что они не причинили смелому, увертливому суденышку ни малейшего вреда.

– «Акациум!» – предупредил гортатора Хирам, показывая на средней величины быстроходное судно, пытавшееся загородить дорогу гемиоле.

– Вижу, господин. Эти глупцы слишком мешкотны, они не ожидали, что мы сможем развить такую скорость. Они хотели бы повернуться к нам носом. Так. Держись, идем на таран!

И гемиола, чуть изменив курс, врезалась острым носом в борт судна, неосторожно подставившего свое длинное тело. Послышался треск дерева, раздались отчаянные крики людей, сбитых с ног и падающих в морские волны. Разрезанный пополам, словно ударом топора, «Акаций» погиб, но не смог помешать мчавшейся на морской простор, на волю гемиоле.

– Греби, греби! Сильней! Чаще! – кричал гортатор нумидийским гребцам. – Еще! Еще раз!

И гемиола, словно огромная морская птица, влетела в канал, ведущий в море, раньше, чем к этому месту подоспели грозные триремы и квинкеремы. А через несколько минут она уже вышла в открытое море.

Но до спасения было еще далеко: зоркий глаз Хирама обнаружил, что и неприятель не дремлет. По крайней мере, одна большая галера успела вылететь в море сейчас же следом за убегающим судном и гналась за ним неотступно. На стороне гемиолы была большая подвижность, увертливость, но зато карфагенская галера с колоссальным количеством гребцов имела преимущество в быстроте хода.

С эскадры карфагенян с напряженным вниманием следили за ходом погони. Дозорные выкрикивали каждое мгновение, оповещая о той или другой эволюции обоих судов.

– Гемиола остановилась! – кричали они.

– Ага, сдается! Не ушла! Преступников ждет ужаснейшая казнь!

– Квинкерема подходит, подходит! Берет на абордаж!

– Кажется, гемиола взята, взята! Слава Карфагену! Слава Совету Ста Четырех!

Горит! Горит! Оба судна горят! На помощь!

И потом прозвучал полный недоумения голос:

– Галера горит! Гемиола уходит! Уходит, убегает!

В самом деле, и на этот раз боевое счастье не изменило смелому: видя, что у врага многократное преимущество в силе и скорости, Хирам позволил галере сцепиться с гемиолой, но встретил врага стрелами и мечами, а потом, пользуясь моментом замешательства, бросил на борт галеры десятки горшков с горящей смолой. Судно вспыхнуло, как факел… Та же участь грозила постигнуть и гемиолу, но нумидийцы не теряли ни мгновения и, обрубив абордажные крюки, вовремя оттолкнулись от запылавшего, как костер, вражеского судна.

Тем временем вся эскадра карфагенян, судно за судном, втянулась в канал и вышла в море, спеша на помощь горящей галере. Не дожидаясь ее подхода к месту катастрофы, гемиола помчалась вдаль.

Опускалась ночь. На небе тускло замерцали звезды. Воздух был словно напоен зноем, и мертвая зыбь катила свои короткие сердитые волны. Время от времени от берегов Африки в глубь моря уносились яростные порывы ветра, предвещающего близкий ураган. Всю ночь гемиола носилась по бурному морю, стараясь уйти от эскадры карфагенян, вышедшей в море для того, чтобы нагнать и уничтожить ее.

Иногда суденышку удавалось скрыться от врагов, но галеры были быстрее ее, и ночь была слишком светлая, так что гортатор, вглядываясь в ту сторону, где полупрозрачное небо сливалось с темным морем, прикасался к плечу Хирама и говорил:

– Опять они! Ты видишь, господин, их огни?

Потом настал день. Казалось, буря разыграется и перерастет в настоящий ураган. Небо было бледное, воздух все так же был пронизан тончайшей пылью Сахары, волны бежали с плеском и стоном, и над их седыми гребнями с жалобным криком носились буревестники. Но зато даже зоркий глаз старого гортатора не различал уже на горизонте силуэты преследующих судов: гемиола спаслась.

К полудню погода улучшилась. Ветер поутих, небо очистилось, и только море все не хотело успокоиться, да чайки по-прежнему метались над бушующими волнами.

Но боясь преследования, Хирам все же пока не решался приближаться к берегам в предположении, что там можно наткнуться на сторожевые суда карфагенян, и только к вечеру следующего дня гемиола проскользнула в воды Уттики, родной сестры Карфагена.

Здесь берег был Хираму знаком с детства. Он знал тут каждый куст, каждое дерево, каждый камень, и ему вовсе нетрудно было определить, где находится вилла Гермона, тот самый загородный дворец гордого главы Совета Ста Четырех, где в следующую ночь должны были начаться свадебные пиры жениха – Тсоура и невесты – Офир.

Не было никаких сомнении в том, что жилище Гермона охраняли не отряды воинов, но, по крайней мере, вооруженные слуги, и об открытом нападении нечего было и думать. Поэтому Хирам пошел на военную хитрость: оставив гемиолу в небольшой бухточке, где ее навряд ли заметили бы в ближайшее время, он поплыл в шлюпке к украшенному разноцветными огнями дворцу Гермона, предварительно переодевшись в привычное одеяние наемников Карфагена, иберийцев.

Ему казалось, что в таком наряде никто не узнает в нем верного соратника Ганнибала и грозу римлян. Понятно, что так же нарядились и все сопровождавшие Хирама воины.

Шлюпка, которую грозное море, казалось, готово было разнести в щепы яростно мечущимися волнами, подошла к самому берегу, и тогда сидевшие в ней люди, по данному Хирамом знаку, принялись кричать изо всех сил:

– На помощь! Погибаем! Тонем! На помощь воинам Карфагена!

Скоро их крики услышали на берегу. Толпа рабов Гермона высыпала из виллы и при свете факелов стала перекликаться с мнимыми утопающими.

– Лодку сносит течение. Бросай веревки! Тащи на берег! – командовал Хирам.

Четверть часа спустя весь экипаж шлюпки был уже на берегу, среди людей Гермона, да и шлюпку вытянули на берег, подальше от линии прибоя, но, по указанию Хирама, поставили так, что в любой момент, если потребуется, ее можно было легко спустить на воду.

– Кто вы? Как вы сюда попали? Ответьте, мне надо доложить моему господину, великому Гермону! – обратился к якобы спасенным сановитый седовласый раб, игравший на вилле Гермона роль мажордома.

– Мы, иберийцы по рождению, состоим на службе великой Карфагенской республики, – отвечал Хирам. – Мы плыли, придерживаясь берега, в Карфаген, поскольку получили приказ пополнить собою гарнизон города, но ветром нас унесло в открытое море. Просим приютить нас на одну ночь, потому что, как только утихнет буря, мы должны продолжить свое плавание. Кусок хлеба для людей и какой-нибудь угол для ночлега – вот и все, что нам нужно.

– У моего господина сегодня радостный день, – напыщенно ответил мажордом. – Его приемная дочь сочетается браком с Тсоуром, карфагенским патрицием; в доме моего господина, великого Гермона, хватит и еды, и пития на сотню непредвиденных гостей, а дворец может приютить несколько сот человек. Подождите, я доложу о вас.

Мажордом пропал, но через несколько минут появился снова.