Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 24

Колесников что-то кричал с берега, приказывал, размахивал руками, но ребята далеко отплыли от него и ничего не могли расслышать. Да и не хотели.

Потом Толя принялся грести руками к берегу, сказав со вздохом:

— Как бы он голосовые связки не повредил…

Скоро ребята стали разбирать его слова, фразы, а потом их громадный лист уткнулся в берег.

— Нечего здесь терять время! — разорялся Колесников. — Мы не для этого полетели в мировое пространство! Правда, Толя?

Он искал у него поддержки, и Толя ответил:

— Правда… Но цивилизация цветов — разве это плохо?… Мы решили отдохнуть и пожить здесь… Раздевайся, Колесников, искупайся с нами и позагорай!

— Я ненавижу купания и загорания во время полетов! — закричал Колесников. — Здесь вам не Земля! Мы — люди дела… К кораблю! — Он махнул им рукой и двинулся к звездолету своим медленным неуклюжим шагом, уверенный, что и они следуют за ним.

Но когда шагов через двадцать Колесников обернулся, он увидел, что они и не думают следовать за ним. Они плавали и ныряли возле своего зеленого плотика, брызгались, и Леночка с радостным испугом визжала.

И тогда Колесников просто вышел из себя:

— Я вам приказываю! Чтоб через пять минут все были в своих отсеках!

Глава 24. НЕПОСЛУШАНИЕ

Внезапно Толя понял, почувствовал: вот когда он должен сказать Колесникову все, что он думает о нем. И Толя сказал:

— А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи!

Колесников недоуменно посмотрел на него.

— Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, — продолжал Толя. — Хочешь или нет?

Колесников перевел глаза на другие лица и все понял.

— Не хочу, — сказал он уже совсем другим тоном. — Но вы это всерьез? Здесь оставаться? — Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.

— Придется тебе, Колесников, подчиниться, — храбро сказал Алька. — Сколько можно гнать и гнать вперед?… Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя — ловить бабочек, Лена — собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснется, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звездное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колесников…

И тогда Колесников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:

— Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… — И он из твердого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.

— Привыкнешь, — сказал Толя. — Алька прав.

Колесников потупился.

— Хорошо, и я поживу здесь… — едва слышно произнес он. — Попробую… Ведь это ненадолго?

— Там увидим. — Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.

Колесников отвернулся от них и медленно побрел по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолету.

Прошло три дня, и Колесников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И еще, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…

Пока ребята веселились, Колесников расхаживал по тесной рубке управления, напряженно о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звездную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…

— Похудел он, — сказал однажды Толя, — и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… — Толя осекся.

— Что «не»? — спросил Алька.

— Как бы он не заболел, — ответил Толя. — Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…

— Что ты предлагаешь? — спросила Леночка.

— Надо лететь, ребята, — сказал Алька. — Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…

— И я так думаю иногда, — сказал Толя. — Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…

— Затихни, — попросил Жора. — Сколько можно?

— А я останусь здесь! — вдруг сказала Леночка. — Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…

— Ты что, серьезно? — Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. — Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?

Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку — ключ от звездолета, и крикнула:

— Не дам вам его, и не улетите! — и побежала вдоль озера. — И не будет мне скучно!

— Это правда? — спросил Алька.

— Что ей не будет с нами скучно? — блеснул глазами Жора. — Истинная правда…

— Да нет, все тебе шутить! — отмахнулся от него Алька. — Что не улетим без ключа?

— Как же улететь, не заперев дверь? — сказал Толя. — В полете должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую или запрещающую выход из звездолета… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернется. Она ведь не дурочка и все понимает…

— Еще как! — подтвердил Жора. — Высший класс!

Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолет и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй — в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек N 1, где жил Колесников, не решилась поставить.

— Можно и тебе? — спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колесников с каким-то черным измерительным прибором в руках.

Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:

— Ну что ж, летите.

Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.

— Это верно? Она так сказала? — Колесников вылез из отсека двигателей, обвел глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде ее слов.

Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:

— Давай старт.

И тогда Колесников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:

— Спасибо! Ур-ра! — и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолет с грохотом и свистом взмыл в небо. Колесников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.

— Колесников! — позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперед и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.