Кыш, Двапортфеля и целая неделя - Алешковский Юз - Страница 14

Папа не добавил «как я», но я и так понял, что нужно никого не бояться, как он.

— Вопросы есть? — спросил папа.

— Ты задолжал мне ответ про пигмеев, — сказал я.

— Это африканское племя. Ростом они малы, вроде нас с тобой, но зато как рыбы в воде чувствуют себя в лесу. Путешественники самого лучшего о них мнения.

— А чем они питаются?

— Охотятся на зверей. Очень любят вкусные корни и кузнечиков.

— А ты бы съел кузнечика?

— Мы с Сергеем Сергеевым во время войны змею съели. Есть ещё вопросы?

— Всё не пойму, почему вдруг дядя Сергей Сергеев стал предателем вашей дружбы. Взяли бы и помирились.

— Никогда! — вдруг вскрикнул папа и заходил по комнате. — Лучшему другу воткнуть нож в спину! Вовек не прощу!

ГЛАВА 28

Засыпая, я представил, как я поднялся высоко-высоко в горы Альпы и вдруг разбушевалась метель. Свист… Тьма-тьмущая… Вернее, тьма снежная… И тут еще какой-то сугроб обвалился на меня. Я струсил, выбился из сил и сказал сквозь слёзы:

«Прощай, родная турбаза! И мама! И папа! И Кыш! И Снежка! И Вета Павловна! И даже завуч! Все прощайте! Каюк!»

Но тут ко мне неожиданно подбирается овчарка Гера. Я обрадовался, обнял её, вынул из мешочка горячую бутылку, глотнул чайку и сказал доброй спасительнице Гере:

«Клянусь, я тебя никогда до конца своих дней не забуду!»

И Гера помогла мне добраться сквозь метель до родной турбазы.

Ночью я проснулся от того, что за стеной два раза громко вскрикнул папа. Я на цыпочках подошёл к спальне.

Папе, наверно, приснилось что-то страшное. Он вдруг заворочался и заговорил во сне:

— Проверь вакуум! Каждый винтик проверь! Следи за приборами! Я не могу быть не прав! Я всегда прав! Никто точней меня не знает, сколько дней осталось до зарплаты!…

ГЛАВА 29

Я пошёл спать и утром спросил у папы, сколько дней осталось до зарплаты.

— Не знаю, не считал, — удивился папа. — Зачем тебе?

— Нужно, — ответил я и подумал, что папа просто похвалился во сне.

А может быть, точно так же он кажется себе во сне во всём правым, а на самом деле виноват и поэтому настроение у него серое?

— Я слышал, как ты во сне говорил про вакуум, — сказал я.

Папа схватился за голову. Он был в ужасе.

— Не смей никому рассказывать. Я всю жизнь боялся выболтать во сне военную тайну! И вот на тебе! Свершилось!

— Митя! Не забивай с утра голову ребёнка чепухой! — сказала мама. — Он же на уроках будет думать о военных тайнах и этом дурацком вакууме!

Я хотел спросить, что такое вакуум, но пошёл прогулять Кыша, чтобы папа в это время побрился электробритвой.

Он включил её, как уже за нами захлопнулась дверь, но Кыш поднял лай и ни за что не хотел уходить из подъезда.

Я взял его на руки, но он вырвался и ещё бешеней залаял, как будто по глупости мы не понимали грозящей нам опасности, а он, Кыш, всё видел и понимал.

Конечно, при этом проснулись соседи, выглянули из квартир и стали меня ругать.

Лаял Кыш недолго: папа догадался выключить бритву.

Но эти секунды показались мне часами.

— О собаках тоже пора поставить вопрос на товарищеском суде, — сказал кто-то.

Я спорить не стал и вывел Кыша на улицу.

— Ты понимаешь, что если ещё будешь будить соседей, то попадёшь под товарищеский суд? И я вместе с тобой! Ну что тебе эта бритва? Плюнь ты на неё! Нашёл себе врага! Забудь!

«Рр-ав! И не подумаю забывать! Я всех защищу от этого большого жука! Рр-ав!»

ГЛАВА 30

По дороге в школу я встретил Снежку. На ней был красный плащ с капюшоном и белые ботинки.

«Это, пожалуй, красиво», — подумал я.

— Слушай, а почему ты не здороваешься? — сказала Снежка. — Я хочу, чтобы ты говорил мне «доброе утро» и «всего хорошего». Я нарочно тебе навстречу шла. Я тебе вопрос задам. У меня есть кошка Цапка. Ей три года. Знаешь, сколько она денег проела за это время, если съедает в день по тридцать копеек?

— Сколько? — спросил я.

— Вот это надо подсчитать. Рыбка, молочко, колбаска. Твой щенок ещё больше проедает.

— Тебе что — жалко?

— Ни капли, просто интересно. А мы не умеем считать, — пожалела Снежка.

— Ну, раз не жалко, то пойдём после уроков к моей маме. Она на вычислительной станции работает. Тут недалеко, — предложил я, обрадовавшись, что Снежка не жадина для своей кошки.

На двух уроках в этот день мы с ней не получили ни одного замечания. А в конце второго урока я вдруг вспомнил, что папа велел мне никогда не трусить, и решил, не откладывая дела на неделю, принести в школу Кыша. Раз проиграл, значит, надо выполнить Снежкино желание.

Представлять, что из всего этого получится, мне не хотелось. И без представления было страшно. По-моему, никогда еще мне не было так страшно.

Ещё не прозвенел звонок, а во рту у меня стало кисло и в ногах появилась противная слабость.

«Вот и настал тот самый момент, когда надо проявлять смелость, — подумал я, услышав звонок на большую переменку. — А то какая же смелость, если ни капли не страшно?»

Ничего не сказав Снежке, я сбегал домой. Кыш вёл себя хорошо, потому что перед уходом в школу я достал с полатей свои старые игрушки и надувного крокодила и дал Кышу поиграть.

Пингвин со свистком так ему понравился, что он даже не бросился мне навстречу. Кыш сжимал зубами резинового пингвина, который при этом посвистывал, и раздумывал, что это означает.

— Пойдём в школу. Только быстрей, а то опоздаем, — сказал я, погрузив Кыша в здоровенную сумку из-под картошки.

Нести её было тяжело. Но ноги у меня подгибались не от тяжести, а от страха.

«Не трусь. Не трусь. Видел же, как папа усмирил Геру и Рудика. Вот и не трусь!» — говорил я сам себе для смелости.

Хорошо, что переменка ещё не кончилась. Суматоха в коридоре была такая, что на сумку с собакой никто из ребят не обратил внимания.

Я положил её под парту, а сам уселся в ожидании звонка.

Миша Яковлев, собрав вокруг себя любопытных, рассказывал, как он купался летом в Чёрном море, нырнул в маске и застрял в подводных скалах. Но он не испугался, начал выкарабкиваться и бороться за жизнь. Боролся он долго. Все думали, что Миша утонул, и очень удивились, увидев его.

— Наверно, я дышал, как рыба. Потому что если бы я не дышал, как рыба, то давно задохнулся бы, — сказал Миша.

— Что же ты, совсем не заметил, как дышал? — удивился кто-то.

— А ты замечаешь, как дышишь?… Вот и помалкивай, — сказал Миша, и никто ему ничего не возразил.

ГЛАВА 31

Но вот начался урок. Кыш лежал в сумке, не шевелясь и не поскуливая. Я перестал трусить. Все равно отступать было некуда. Я шепнул Снежке:

— Мы в расчёте. Больше я не должен тебе твоего желания.

Снежка ничего не поняла. Тогда я нагнулся, побольше открыл «молнию», Кыш высунул голову, и Снежка его увидела.

Но вели мы себя так, что Вета Павловна ни о чём не догадалась.

Снежка сделала знак, что мы в расчёте и что я молодец. Сама она, по-моему, немного перетрусила и от волнения закусила губу.

И всё было бы хорошо. И урок кончился бы благополучно (хотя время тянулось медленно), если бы по коридору мимо нашего класса не прошла общая школьная кошка по имени Миска. Проходя мимо, она ещё зачем-то громко мяукнула, и я не успел удержать Кыша.

Он выпрыгнул из сумки и стрелой пролетел к двери, очень напугав Вету Павловну. На дверь Кыш налетел с ходу грудью, она открылась, и через секунду в коридоре поднялся такой кошачий вой и шип, что я, чувствуя непоправимое, затрясся от страха.

В моей голове промелькнуло: «Всё! Теперь мама отдаст Кыша в другой дом, другим людям… Отдаст из-за меня!…»