Два тигра - Сальгари Эмилио - Страница 16

– Пора высаживаться, – сказал подошедший Тремаль-Найк. – Не стоит слишком удаляться от дороги, ведущей в Кхари. Джунгли опасны.

– Хорошо, – согласился Сандокан. – Вели приготовить шлюпку. Будем разбивать лагерь на берегу.

– У нас есть отличное убежище, чтобы провести ночь, -сказал Тремаль-Найк. – Рядом одна из башен для потерпевших крушение. Мы прекрасно устроимся в ней.

– Сколько людей возьмем с собой? – спросил Янес.

– Хватит шестерых. Они уже отобраны, – ответил Сандокан. – Большой отряд может вызвать подозрения у тугов Раймангала.

– А Сурама?

– Пойдет с нами: она может нам пригодиться.

«Марианна» бросила якорь недалеко от берега, шлюпка была спущена на воду.

Сандокан отдал Каммамури и Самбильонгу последние приказания, напомнив, что надо быть максимально осторожными, затем спустился в шлюпку, где уже находились шестеро малайцев, Сурама и вдова туга, которую рассчитывали оставить в поместье Тремаль-Найка.

В две минуты они достигли берега и высадились на краю диких джунглей, в нескольких шагах от башни-убежища, одиноко возвышавшейся среди колючего тростника и густых тропических зарослей.

Взяв карабины и съестные припасы, они покинули шлюпку и направились к башне, к стене которой была прислонена легкая бамбуковая лестница.

Это была башня, подобная тем, которые Сандокан и Янес уже видели в устье реки, деревянная, высотою метров в шесть. На стене ее висела дощечка с надписями на английском, немецком, французском и хинди, предупреждавшая о том, что судно с продовольствием приходит раз в месяц и съестные припасы надо беречь.

Сандокан прислонил лестницу к окну и влез в башню первым; за ним Сурама и вдова.

Наверху была всего одна комната, способная вместить дюжину людей, с несколькими гамаками, подвешенными на балках, и грубым сундуком, где лежали сухари и солонина. Не слишком роскошно для тех несчастных, которых злая судьба забросила бы на эти необитаемые берега; однако голодной смерти они могли не опасаться.

Когда все забрались внутрь, Тремаль-Найк велел втащить лестницу, чтобы тигры, которых здесь было достаточно, не смогли проникнуть в убежище.

Две женщины и командиры отряда устроились в гамаках; малайцы растянулись на полу, положив рядом оружие, хотя пока что опасности не было никакой.

Ночь прошла спокойно, нарушаемая лишь жалобным воем какого-то голодного шакала да криками ночных птиц. Когда проснулись, «Марианны» уже не было видно. В это время она, наверное, уже достигла устья Хугли. Лишь какая-то лодка с кормовым навесом и с четырьмя полуобнаженными гребцами поднималась вверх по реке. Со стороны же джунглей вообще никого не было видно. Только стаи птиц поминутно взлетали в воздух и кружили над берегом.

– Точно в пустыне, – сказал Сандокан, с высоты башни оглядывая реку и прибрежные джунгли.

– Здесь дельта Ганга, – ответил Тремаль-Найк. – Скоро ты увидишь все это вблизи и составишь себе представление об этом огромном болоте, которое простирается между двумя главными рукавами священной реки.

– Не понимаю, зачем туги выбрали для своего пребывания такое неуютное место. Тут наверняка круглый год лихорадка.

– И не только. Еще и холера, которая производит огромные опустошения среди молангов. Но здесь туги чувствуют себя в безопасности, ибо никто не отважится сунуться в эти дебри, в эти болота, выделяющие смертельные миазмы.

– К нам это не относится, – сказал Сандокан. – Мы лихорадки не боимся, мы к ней привыкли.

– А где же они находят жертвы для своей богини, если земли эти почти необитаемы? – спросил Янес.

– Они ловят какого-нибудь моланга, забредшего далеко от деревни. К тому же они орудуют не только в самом Сундарбане; туги имеют своих эмиссаров по всей Индии. Они подстерегают людей в местах паломничества, и многие паломники никогда уже не возвращаются домой. В Раймангале я знал одного, который орудовал среди паломников, направлявшихся на большие религиозные церемонии в Бенарес; он задушил семьсот девятнадцать человек; и этот негодяй сожалел только об одном: что ему не удалось довести число своих жертв до тысячи 1.

– Ну и зверь! – воскликнул Янес.

– А почему они душат свои жертвы арканами, а не убивают, скажем, из карабина? – спросил Сандокан. – Странная привязанность к этим арканам!

– Их религия требует этого, – отвечал Тремаль-Найк. – В жертву Кали можно принести только человека, умерщвленного без пролития крови.

– К счастью, это ограничивает их возможности.

– Тем не менее бойни, которые туги устраивали еще несколько лет назад, невозможно вообразить. Некоторые районы Центральной Индии буквально обезлюдели из-за этих свирепых убийц.

– Но какое удовольствие находят они в том, чтобы передушить так много людей?

– Какое удовольствие? Я слушал однажды туга, который говорил так: «Вы испытываете ни с чем не сравнимое чувство, когда настигаете дикого зверя в его норе, когда побеждаете тигра или пантеру в жестокой схватке. Но насколько же сильнее оно, когда борьба ведется с человеком, с человеком, которого нужно уничтожить! Тут требуется не только смелость, но и хитрость, осторожность, тут надо быть и дипломатом. Играть на его страстях, заставить дрожать в его душе струны любви и дружбы, чтобы в конце концов завлечь жертву в свои сети и уничтожить, – это ни с чем не сравнимое, это неописуемое наслаждение».

Этот негодяй к тому времени уже принес своей богине несколько сотен жертв. Для тугов убийство разрешено и даже предписано их законом; убивать – для них высшая радость и долг; видеть агонию своей жертвы – несказанное счастье.

– Так, значит, убить безоружного человека, по их понятиям, – это высокое искусство, – пробормотал Янес. – Настоящая апология преступления.

– И много сейчас этих сектантов Кали? – спросил Сандокан.

– Их насчитывается сотни тысяч, большей частью рассеянных в джунглях.

– И все подчиняются Суйод-хану?

– Он их высший глава, всеми признанный, – ответил Тремаль-Найк.

– К счастью, большинство из них далеко, – сказал Янес. – Если бы все они собрались в Сундарбане, нам ничего бы не оставалось, как возвращаться на Момпрачем.

– В Раймангале их, наверное, немного. Я думаю, что Суйод-хан, даже в случае опасности, не вызывает их из других районов. Власти Бенгалии следят за ними и при удобном случае не пощадят.

– Однако власти не помешали им вернуться и снова обосноваться на Раймангале, – сказал Сандокан.

– Властям не до этого сейчас. Как я уже говорил, в Северной Индии разгорается небывалое восстание, и на днях несколько полков сипаев взбунтовались и расстреляли своих офицеров в Мируте и Канпуре. Может, позднее, когда усмирят мятеж, они займутся и тугами Суйод-хана.

– Надеюсь, что к тому времени в Сундарбане их уже не останется, – сказал Сандокан. – Мы не для того приехали сюда, чтобы дать им выскользнуть из наших рук. Не так ли, Янес?

– Поживем – увидим, – ответил португалец. – Пойдем, Сандокан, я уже насиделся в этой клетке, мне не терпится увидеть наших слонов.

Сурама и вдова приготовили чай, найдя глиняный горшок и кое-какую провизию среди припасов в сундуке.

Выпив несколько чашек, наши путники установили лестницу и спустились к подножию башни.

Трое матросов, вооруженных парангами, стали во главе отряда, чтобы расчищать путь среди густых зарослей бамбука, переплетенных лианами, и маленький отряд двинулся в путь под жгучими лучами тропического солнца.

Кто не видел джунглей Сундарбана, тот не сможет даже отдаленно представить себе эту безотрадную картину.

Даже пустыня, лишенная какой-либо зелени, не так уныла, как эти грязные равнины, хоть и покрытые густой растительностью. В ней нет ничего радостного, ничего живописного. Бескрайнее море гигантских тростников и бамбука, имеющее какой-то унылый, неприятный желтовато-бурый цвет. Здесь вы не увидите ни пышных цветов, ни яркой и сочной зелени, поскольку ничто из множества прекрасных цветов и пышных деревьев Бенгалии на этой болотистой почве не растет.