Любовь оружейной принцессы - Колесникова Наташа - Страница 54

— Серега, тебе надо как-то освободиться от нее. Возьми себя в руки, брось пить, женись.

— Дурак ты, Славик, — тоскливо промычал Буровик, и снова пьяные слезы потекли по его щекам.

Он взял баян, единственную вещь, с которой никогда не расставался здесь, в Левобережной, стал играть. В хате зазвучал полонез Огинского, Буровик закрыл глаза и яростно давил на кнопки, а по темным впалым щекам ползли слезы, капали на грязную футболку, на драные джинсы, на растоптанные кроссовки. Славик слушал красивую мелодию, склонив набок голову, пытался понять, что же там сейчас происходит. Папа прилетел, его не обнаружил и… Осерчал, сел в свой вертолет и улетел или организовал его поиски? Лучше б улетел. Наверное, прав Буровик — они инопланетные. То продаются, то покупают… А легче не становится!

Стук в дверь поначалу никто не услышал, звуки баяна заглушали, но когда постучали настойчивее, Славик насторожился, затем попросил Буровика прекратить играть. Тот со вздохом оторвал заскорузлые пальцы от грязных кнопок.

— Да! Войдите! — крикнул Славик.

Дверь отворилась, в хату вошла Нинка, а за ней… Лена!

— Ну ты даешь, братик, поставил всех на уши! Дурак самый настоящий, нашел с кем пить! С алкашом!

— Спасибо тебе, сестричка… предательница! — мрачно усмехнулся Славик. — Тебе еще один музыкальный центр пообещали в подарок, да?

— Славик… — Лена шагнула к нему, нервно сжимая ладони. — Я прилетела к тебе…

— А нам и на хрен не нужны такие миллионерши! — резко заявил Буровик. — Своих баб хватает. Чё те тут нужно? Чё ты приперлась сюда со своими миллионами? Купи на них качка тупого, Тарзана какого-нибудь, и балдей с ним, поняла?

— Что ты мелешь, вонючка?! — закричала Нинка. — Пьянчуга несчастный!

— Угомонись, сестренка, — сказал Славик. — Я тебе запрещаю так говорить о Сереге. Что ты знаешь о нем?

— Ты тоже заражена этим вирусом, деточка! — заорал Буровик. — Хочешь продаться подороже? Ну и — вперед!

— Славик, я прилетела…

— Улетай обратно, Лена. Могла бы просто поговорить со мной… через Федора. У меня все нормально и без тебя.

— Я просто хотела сказать, что… я не изменила тебе, правда. Клянусь. Но все так глупо получилось, я, конечно, виновата…

— Что ты вешаешь тут лапшу на уши? — Буровик растянул мехи баяна и заиграл «Прощание славянки». — Улетай, детка, улетай!

— Славик! Ты что, совсем с ума сошел? — закричала Нинка.

— Славик, мы можем хотя бы поговорить? — всхлипывая, пробормотала Лена. — Я все же летела сюда…

— Нет, все разговоры закончены, — сказал Буровик, сдвинув мехи баяна. — Валите отсюда, и поскорее! И своим миллионерам-папашам передайте — вас тут не ждут!

Славик растерялся, слушая эти речи. Ни черта понять нельзя. Ленка приехала за ним, прилетела… Но — с папой, на вертолете! Буровик откровенно хамит ей, а останавливать его почему-то не хочется.

Колчин одобрительно кивнул, увидев длинный стол в просторной гостиной Марины Луговой.

— Хорошо живете, господа станичники, — заявил он. — Честно скажу, не хуже, чем москвичи. Хотя я туляк.

Пастухов на правах хозяина усадил за стол чету Недосекиных. Место во главе стола определили дорогим гостям, Колчину и Авдюшкину, справа от них сидели Недосекины, слева — хозяева дома, ну а остальные гости пусть сами разбираются, где кому сидеть.

— Да, Афанасий Егорович, у нас тут не хуже, чем в Москве, горячая вода имеется, ванная, все как положено. И виноград во дворе гроздьями висит над головой. А какой огород, вы бы видели! Тут же земля — палку воткни, зацветет! — важно сказал Пастухов.

— Это, конечно, Кубань… Ну а где же наши дети?

— Нинка скоро приведет их, — заверила гостя Саманта.

Бочаров с Оксаной примостились в самом конце стола, да они на другое и не претендовали, тут же все большие начальники. Марина, приобняв Колчина, подвела его к стулу во главе стола, другой уже занял Авдюшкин.

— Дорогому гостю — почетное место. Рядом с уважаемым Семеном Ивановичем, пожалуйста, садитесь.

Колчин вежливо отблагодарил добрую хозяйку, поцеловал ей ручку и отказался. Взял свободный стул, поставил его между стульями Недосекиных.

— Я уж со своими… родственниками, так сказать, — объявил он. — Володя, ты не возражаешь, не ревнивый? Ну вот и ладненько, а туда садись ты, Петр Андреевич. Раз начальник местный, так и сиди на своем месте.

Ксения Сергеевна подвинулась на освободившееся место Засядько, и порядок за столом был восстановлен. Владимир Недосекин держался скованно, с одной стороны, не мог понять, где сын, почему исчез из дома, хотя его предупредил сам Засядько, а с другой… Если Славик не захочет возвращаться к Лене, что тогда будет? Выгонят отсюда? Афанасий вроде как свояк, но он же на вертолете прилетел, со своим телохранителем. А ну как Славик упрется и не захочет говорить с женой, такой большой и важный бизнесмен и наорать может, и вообще!.. Ксения Сергеевна разделяла сомнения мужа.

Марина сама наполнила тарелку Колчина закусками, взглядом велела Ксении Сергеевне тоже не стесняться, поухаживать за мужем. Застучали серебряные ложки, черпая из хрустальных и фарфоровых мисок салаты, огурцы и прочие закуски.

Засядько встал, поднял свою рюмку.

— За наших дорогих гостей! — провозгласил он. — Чтобы все их желания сбылись, чтобы уехали они из нашей станицы веселыми и счастливыми!

Звон хрусталя наполнил просторную гостиную, его сменили сдержанные покряхтывания и стук вилок о фарфор.

— Вкусно, очень вкусно, — кивал Колчин, налегая на солонину и копченый окорок. Икру, осетрину и семгу он и дома всегда мог позволить себе, а вот эти кубанские блюда… Деликатесы, что и говорить! — Я вот посмотрел на вашу станицу, да и подумал: а не приехать ли мне с женой сюда на недельку в отпуск?

— Конечно, Афанасий, приезжайте, — торопливо отозвалась Ксения Сергеевна. — У нас весной очень красиво, когда сады цветут. А сады у нас и вдоль дорог тоже — все улицы в цвету. И летом тоже хорошо, овощи, фрукты всякие спеют…

— Рыбалка хорошая, весной и летом посидеть утром на озере с удочкой — класс! — сказал Недосекин. — Да и поймать на уху можно, озеро у нас чистое, рыба, как говорится, без всяких там вредных примесей…

— Ну так за это мы и по второй выпьем, — по-хозяйски решил Засядько. — Чтобы Афанасий Егорович весной или летом к нам приехал, мы всегда рады гостям.

Колчин согласно кивнул, мысленно отметив, что отстал он от жизни, да, отстал. Дача, офис, производство, Москва… Дальние страны, роскошные отели. А в российские деревни с черными, покосившимися избами, с домами, которые давно требуют ремонта, — что ж… Понятно, что там бедность и нужда, но всем же не поможешь. Но оказывается, в этой вот станице, по-русски — деревне, понимаешь, люди живут хорошо! Двухэтажные коттеджи у них, иномарки, улицы асфальтированные, да и просто дома тоже хорошо выглядят, вон у Недосекиных вполне приличный дом, хоть и без ванной. Ксеня и Владимир — простые рабочие, а живут хорошо, и погреб у них полон всяких солений, маринадов и копчений, и комната для каждого ребенка имеется. Отстал… Вот ведь она, истинная Россия, не в Москве, а тут! Такими винзаводами да фермами и станет богатеть, народ-то способный, трудолюбивый, и если начальство не дураки и воры, так может себя прокормить, и еще как!

Но где же дочка? Почему так долго не приходит? Оно, конечно, непростой у них там разговор, но пора бы уже и решить все свои проблемы.

— Дурак, вставай, хватит водку пить! — кричала Нинка, дергая брата за рукав. — Иди, там же люди вас ждут, все собрались у Марины!

Славик яростно скрипнул зубами. Да что ж его все время принуждают?! Они там собрались, давно решили, что никуда он не денется, придет с повинной, и все станут хлопать: «Ай, молодец какой, все сделал как надо!» Им надо! А его кто-то спросил, хочет он этого или нет? Наверное, хочет, но не в угоду другим людям!

— Отстань, Нинка! — приказал он, отодвигая сестру. — Меня все ваши… не интересуют.