Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Судьба Илюши Барабанова - Жариков Леонид Михайлович - Страница 40


40
Изменить размер шрифта:

Над величавой, спокойной рекой гулко прозвучали удары в обрезок рельса. Обед. Дежурные разливали чечевичную похлебку в котелки, а у кого их не было — в алюминиевые кружки. Мустаю налили первому и велели отнести больной матери. Комсомольцы с сочувствием смотрели, как жадно набросился на еду Мустай и как безразлично, вяло орудовала ложкой мать.

— Ее надо в больницу определить, — предложил кто-то из комсомольцев.

— Не примут, лазареты переполнены.

— Но не оставлять же ее здесь. Возьмем ее. В губкоме помогут устроить в Хлюстинскую больницу.

3

В разгар обеда в огороды пришел комсомолец Сережка: для одних — красный герой, для других — дебошир и анархист.

— Явился, партизан? — с ходу атаковал его Митя. — Ты чего там устроил на базаре?

Сережка стащил культяпками кепку с головы, утер подкладкой потное лицо и сказал, присаживаясь рядом с Митей:

— А тебе что, нэпманов жалко?

— Брось бузить… Я не их, а честь комсомольскую защищаю, а ты ее роняешь.

— О чести помалкивай, я ее своей кровью отстаивал! — И Сережка спрятал в карманы изуродованные руки.

— Знаю… — хмуро сказал Митя. — Война кончилась, и надо не шашкой работать, а головой.

— Кому как, — не соглашался Сережка. — Ты головой работай, она у тебя крепкая, а я буду шашкой…

Комсомольцы знали — Сережка не даст спуску секретарю. Разговор будет прямой и резкий, а это всегда интересно.

— Ты вот хлебаешь суп из шрапнели, носом дергаешь, а в городе буржуазия возрождается, как в старое время. Ты был на базаре? Нэпман ведет себя хозяином: хочет — рубль с тебя возьмет, хочет — тысячу, полная его воля. А рабочему человеку где взять такие деньги? Выходит, мы опять в кабале. Только раньше были дворяне да купцы, а сейчас совбуржуи-нэпманы.

— Чудак ты, Сережка, — усмехнулся Митя, — это они у нас в кабале, а не мы у них.

— Интересно… чем же ты их закабалил?

— Налогами… И вообще возвращение капитализма исключено, потому что командные высоты в руках государства. — И Митя перечислял, загибая один палец за другим. — Армия у нас, промышленность в руках рабочих, земля у крестьян…

— Считай, считай, а буржуи посмеиваются.

— Больше не будут, — пошутил кто-то из комсомольцев. — Сережка на них страху нагнал…

— Налейте супу этому борцу за Советскую власть, — сказал Митя, чтобы закончить спор.

4

Место в Хлюстинской больнице добыли с трудом и положили туда мать Мустая. Самого мальчика взяли Азаровы: где четверо, там и пятый прокормится. К тому же детские дома были переполнены.

Валя и Надя встретили Мустая заботливо, нашли кое-что из белья и вместе с Митей отправили в баню.

Вернулись они веселые. Мустай выглядел комично. На нем была черная косоворотка, Валины сатиновые шаровары и стоптанные лыковые лапти, подаренные Илюшей в бору.

Почему Мустай не захотел расстаться с лаптями, выяснилось неожиданно. За ужином возник разговор о том, почему Мустай искал «дядю Колю».

— Илюшка сказал… В бору стадо пасет. Пиньжак мине дал, чабата скинул, молока приносил.

Митя и Валя переглянулись. Они знали от Петра Николаевича, что Илюша пасет в бору стадо.

— Какой из себя Илюшка, не белобрысый?

— Маленький совсем, чабата дал. Гляди. — И Мустай показал ногу, обутую в лапоть.

— Да ведь куртка-то Илюшкина! — воскликнула Надя, рассматривая на Мустае пожарный пиджак. — Я ее по медным пуговицам узнала.

— Выходит, тебя Илюшка прислал? — с удивлением спросил Митя, а потом с укоризной сказал сестрам: — Эх вы, пигалицы, забыли парня!

— А ты? — спросила Валя. — А ты не забыл?

— То-то и оно, что забыл, — согласился Митя. — Вы еще не все знаете, сестренки, а мне признаться стыдно. На прошлой неделе я получил письмо от Женьки Дунаева. Он спрашивал про Илюшку, просил узнать, доехал ли мальчик. И я ему ответил, как бюрократ. Мол, доехал, жив-здоров. А вот не сходил, не узнал, как живется парнишке. Может быть, его там совсем богом придавили. Я-то знаю деда Дунаева — чуть родного сына не убил за бога.

Надя на минуту задумалась, что-то вспоминая.

— Я знаю девочку с Солдатской улицы, она говорила, что Илюшу хотели отдать в церковь прислужником.

Митя с досадой стукнул кулаком себя по груди:

— А ведь все почему? Некогда! Хоть на части разорвись: голод надвигается, безработица началась, огороды гибнут, электрическую станцию надо восстанавливать. Я и рабфак забросил, только по ночам и готовлю уроки, а голова что котел гудит… На кого же мне надеяться, как не на вас, сестренки? Вы должны помогать.

Надя увидала кого-то на улице и бросилась к двери.

— Папа идет! — И она побежала навстречу отцу, чтобы первой сообщить о новости в семье.

Мустай тоже поднялся и замер в ожидании.

Вместе с Азаровым пришли двое знакомых Мите чоновцев и тетя Даша, председатель деткомиссии Помгола. Все были молчаливо-сосредоточенные.

— Вот и дядя Коля! — Митя обнял Мустая за плечи. — Такой дядя Коля годится?

Азаров выдвинул ящик комода, достал из-под белья вороненый наган, покрутил пальцем барабан, проверяя, все ли патроны на месте, и опустил револьвер в карман.

— Папа, ты куда собрался? — спросила Надя.

Азаров не ответил. Тетя Даша с серьезным видом объяснила:

— На улицу Труляля, дом номер два нуля. Знаешь такую?

— Знаю, — смущенно и понимающе сказала девочка, — это улица рядом с Кудыкиной.

— Вот именно, только чуть правее, — согласился Азаров и, жестом приглашая всех к столу, сказал старшей дочери: — Валюша, подкрепи нас на дорогу.

— Папа, а мы взяли к себе голодающего мальчика, — похвалилась Надя и подвела Мустая к отцу.

Только теперь Азаров заметил подростка в девичьих сатиновых шароварах и черной косоворотке с засученными выше локтей рукавами.

— Что ж, я не возражаю, — ответил Азаров, рассматривая мальчика. — Взяли так взяли. Ты откуда родом? Подсаживайся к столу и покажи, хорошо ли умеешь работать зубами.

Азаров принял от Вали чугунок с теплой картошкой и поставил на стол. В это время открылась дверь, и вошли еще двое: паренек в красноармейской гимнастерке и девушка со значком «КИМ» на груди. Мустай сразу узнал их — эти двое разговаривали под деревом во время скаутского парада.

Паренек увидел на столе чугун с едой, потер от удовольствия руки и сказал:

— Главное — прийти вовремя, пока не остыла картошка. Правильно я мыслю, дядя Коля?

Он за руку поздоровался с Азаровым, с чоновцами, с тетей Дашей, пожал худенькую руку Вале и лишь потом обратился к Мите:

— Слыхал новость? Скауты в городе парад устроили.

— Парад победы, — добавила девушка.

— Ты скажешь, Аня, — отозвался Митя. — Какая там победа, хвастовство одно…

— Но они думают, что победа.

— Ну и пусть думают.

— Посмотрел бы, сколько ребятишек шло за скаутами, со всего города сбежались.

— Ну и что с того?

— А то, что упустим мы ребят. Увлекут их скауты, затянут в болото мещанства.

— Не затянут. У наших ребят пролетарское чутье!

— Пролетарское чутье надо воспитывать, — заметила тетя Даша. — Мы его когда-то впитывали в себя вместе с пороховым дымом на баррикадах.

— Не понимаю, кто разрешает такие парады? — спросил один из чоновцев. — Откуда взялись у нас скауты?

— Я знаю, — сказала Валя. — Они у нас в школе орудуют — Жорж Каретников, Шурик Золотарев…

— Это пескари, а есть щука, — прервал Митя сестру. — Щука эта — скаутмастер Поль Раск. Это он сколачивает отряды из нэпманских сынков. Но все это напрасные потуги.

— Не скажи, — возразила Аня, — у них четкая линия и задача: отвоевать у нас ребят, чтобы потом диктовать нам свои условия.

— Пора кончать с этими жоржиками, — решительно заключил Митя. — Разгоним их, и амба! Верно, Федя?

— Правильно, — подтвердил паренек в гимнастерке.

Старший Азаров молча макал вареную картошку в крупную хрустящую соль и не спеша ел. Но было заметно, что он внимательно вслушивался в спор комсомольцев. Вдруг он сказал: