Ты у меня одна (СИ) - Сергеева Оксана - Страница 25

Алёна уткнулась лбом в его плечо, так и не выпуская рубашку из рук. Надо же за что-то держаться. Кроме него – не за что. Ванечка, такой напряженный и дышащий мощным сексуальным возбуждением, — единственная опора в этом урагане чувств и страстей. Не помнила, когда точно стала называть его так ласково. Уже ласково, со смыслом. Наверное, после той поездки к нему домой. Сначала чуть издевательски копировала манерную интонацию сестры, а затем привыкла. Даже не заметила, как он стал ее Ванечкой. Оставаясь все же иногда Шауриным, иногда Иваном Царевичем. Но Ванечкой он был только ее, — на людях никогда его так не называла.

Несколько глубоких вздохов.

Нужное промедление, чтобы прийти в себя и почувствовать силу в расплавленном теле. Не разбитом, а расплавленном, растекшемся.

Необходимая передышка, пока Шаурин стаскивал с себя одежду, не отрывая от нее горящего взгляда. Алёна тоже смотрела на него. Только на него, сидя на барной стойке с задранным на талии платьем, цепляясь слабыми руками за столешницу. Сглотнуть бы, избавиться от сухости во рту.

Дрожащей рукой схватила Ванькин бокал: в нем еще оставалось немного шампанского. Ровно на глоток, чтобы протолкнуть вязкий ком, и вполне достаточно, чтобы голова вновь закружилась. Хотя, конечно, кружилась она не от алкоголя. Отставив бокал подальше, притянула Ваньку к себе, такого потрясающего в своем горячем возбуждении. Красивого такой первобытной обнаженной красотой. Поцеловала его влажными губами, мягко и возбуждающе лаская языком, проникая в глубину рта. Целовала лениво, невозможно мучительно растягивая поцелуй, позволяя вздыхать, но не отвлекаться. Потом соскользнула к шее, прижалась приоткрытыми губами. Жадно целовала, пробовала. Вдыхала его шальной запах. Горячими ладонями спустилась по груди к животу, вниз по дорожке волос. Тронула его тяжелую изнывающую плоть, чувствуя, как Ванька еще больше напрягся.

— Пойдем на диван, — шепнула в ухо.

Но, кажется, Шаурин не собирался двигаться с места, уже притягивая ее к себе плотнее, уже задерживая дыхание перед тем, как погрузиться в ее томное тело.

Тогда Алёна заерзала, обвила ногами его талию, и руками – плечи, прошептала:

— Ты же помнишь… если женщина просит… женщине нельзя отказывать. Только на диван, а то у тебя спальня слишком далеко.

Издав то ли вздох, то ли стон, подхватил ее. Хорошо, если женщина просит…

Там, на диване, Алёна с поражающей проворностью толкнула его на спину и забралась сверху. Шаурин совсем не был против такой инициативы.

— Давай, Мурка, сними уже с себя это платье… — выдохнул он, целуя ее припухшие губы. Но руки, задравшие подол, замерли ослабленно, переместились на ее обнаженную спину, — Алёнка прижалась к нему, мурча что-то ласковое, интимно поцеловала, разом отняв все силы. Потом лениво, как будто устало, припала к крепкой шее, чувствуя языком вкус его кожи и бешеное биение пульса. В этой части комнаты было, потому здесь все на ощупь, на слух, на запах.

Все соскальзывая по нему, Алёна гладила, пробовала, прикусывала. Наконец лизнула горячую влажную плоть, чувствуя, как его большое мощное тело тут же потеряло свою силу под ее ласками. Стало податливым и зависимым от опытных рук и мягких губ, от ее разнузданных ласк и откровенных движений. И сама невероятно возбуждалась от ощущения причастности к его наслаждению и своей над ним властью. Слушала тяжелое дыхание, чувствовала его сладкую дрожь, его вкус, его бессилие и осознавала с некоторым удивлением, что мужчину можно ласкать и для собственного удовольствия, а не ответно благодаря.

Ваня тронул ее лицо и издал приглушенный смешок, точно подтвердив свои мысли, когда пальцами прочитал на ее губах улыбку.

— Все, иди сюда, — приподнялся и резво подтянул ее к себе, развернув спиной.

Прижался губами к шее и чуть прикусил, раздевая. А платье все никак не хотело сниматься, липло к разгоряченному телу.

— У тебя какое-то неправильное шампанское, — хрипло проговорила Алёна, наконец сбросив одежду на пол.

— Почему неправильное?

— Не знаю я. Ты, наверное, что-то туда подсыпал.

— Нет, Мурка, у меня все натуральное. Ты же знаешь, я не люблю добавки.

Шаурин так крепко стиснул ее, что она охнула. И от тесных объятий, и от ощущения его обжигающих ладоней на голом теле, приносивших сумасшедшее наслаждение. Он влажно целовал ее шею, она лишь крепче прижималась к нему в болезненной тяге, измученная сексуальным возбуждением. Чем сильнее и нетерпеливее она стонала, тем более жадно целовал он ее, почти кусал. Гладил неровно вздымающуюся грудь, наслаждаясь ее женственностью, округлостью, ласкал набухшие соски. Алёна прогнулась, чуть наклонилась вперед, чтобы его твердая плоть наконец вошла в ее болезненно напряженное, доведенное до исступления тело. А потом от ощущения наполненности сладко задохнулась и на мгновение замерла. Ваня крепко сжал ее талию руками, и сам желая освобождения, желая излиться в ее упругое стройное тело. Помог ей двигаться. Сначала медленно, потом быстрее. От этих движений обоих залила жаркая и поглощающая волна удовольствия. Больше в их действиях не осталось ничего разумного. Только бешеное, ненасытное желание опустошиться. Они словно растворились друг в друге, сталкиваясь и расходясь в яростном ритме, в непостижимой сладкой муке. Тяжело дышали и двигались. Быстрее, глубже, сильнее. В бессвязном шепоте. В темноте. Двигались в яростном удовольствии, пока влажные и усталые не разбились в судорогах оргазма, сладкого и опустошающего.

ГЛАВА 10

Смятые простыни, разбросанные подушки, упавшее на пол одеяло. Тихое, беззащитное дыхание. Доверчивое сплетение тел. Нежелание шевелиться, несмотря на то что рука затекла под ее головой. Нежелание шевелиться, сохраняя бесценный миг блаженного телесного упоения. Короткий миг, пока день не закрутил в суете обыденных дел.

Они так и заснули поперек кровати. Обессиленные вышли из душа, рухнули на постель, долго целовались и заснули. Но вот на ее губах тенью промелькнула слабая улыбка, и Алёна, глубоко вздохнув, пошевелилась. Иван тут же освободил свою руку.

У Шаурина спальня и правда волшебная: спишь и проснуться не можешь. Не жарко, не душно. В меру прохладно, даже мурашки зябко бегут по позвоночнику. Хотя нет, мурашки прихватили кожу не от приятной прохлады, а от мягкого укуса за ягодицу.

Нехотя Алёна прошептала:

— Это так ты меня будишь?

— Да, так я тебя буду. Именно так и не только. По-разному.

Довольно бесцеремонно он перевернул ее на спину и, сев на колени, подтянул к себе.

— Шаурин, мне с утра даже жить не хочется, не то что сексом заниматься, — сказала она, но на Ваню эти хмурые слова не произвели впечатления.

— Можешь умирать дальше, мне твое живое участие не требуется. Просто побудь в комнате.

— Даже не в кровати?

— Можешь и не в кровати, — усмехнулся. Очень неубедительно Алёна сопротивлялась, ибо ее разомлевшее после сна тело реагировало на каждое легкое касание чутких пальцев.

— Я теперь поняла твою замуту про «подружить», — дрожаще вздохнула. — Если бы мы не подружили, а сразу начали спать, нам бы и поговорить некогда было.

— Конечно. Я так и знал, что ты не вылезешь из моей кровати.

— Надо же, как все прозаично. — Хриплый смешок раскрасил воздух. — А я ждала завтрак в постель: чай с апельсином и ванильные булочки.

— Зря. Доктор, можно я вас просто молча трахну?

Ласковая улыбка тронула чувственные губы: видать, Шаурин тоже просыпается не в духе. Наверное, стоит задуматься, как же им умудриться утром не поубивать друг друга.

— Умеешь ты уговаривать, Твою-Мать-Величество. — Руки настойчиво притянули его на себя. — Сил нет, не могу тебе отказать. Только давай прозаично, но с чувством.

— Вот наглая ты. И с утра ей тоже праздник подавай.

— Да, я такая. Иначе ты останешься без завтрака.

…Алёна выскочила из душа первой и теперь стояла в гардеробной, выбирая, что из вещей Шаурина на себя нацепить, — не разгуливать же по квартире в вечернем платье. Разрешение что-нибудь взять не спрашивала, это было бы глупо. Наконец выбрав майку ЕА7 темно-красного цвета, она встряхнула ее, натянула на влажное тело и пошла на кухню.