Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Голубые луга - Бахревский Владислав Анатольевич - Страница 24


24
Изменить размер шрифта:

— Ну и как? — спросил Цура.

— Не знаю, — признался Федя.

— Вот я и говорю, ехать бы так и ехать.

Цура взял вожжи у Феди, и лошадь пошла скорее. По Старожилову совсем ходко взяла.

— Дом чует! — объяснил Цура и встал на колени. — Чегой-то? Ты погляди только, Федька! Мать честная!

Федя привскочил и увидел в конце улицы серую колонну медленно шагавших людей.

— Это ж пленная немчура! — ахнул Цура. — Ей-богу, оне!

Махнул кнутом, лошадь рванула, скоком пересекла дорогу и встала у ворот.

Ворота отворил Горбунов.

— С прибытием! Спеши в контору, а то как бы не опоздал, — сказал он Цуре.

— Немцев со станции ведут! — крикнул Цура.

— Да ну! — Горбунов выбежал за ворота, а Федя заскочил домой:

— Немцев ведут!

Домашние припали к окнам. Немцы уже поравнялись с домом. Отец, зашедший из конторы в квартиру, глянул на пленных и сказал:

— На конезаводе будут работать, в райкоме говорили.

— Чего добились! — покачала головой мать. — А сколько горя от них. Ты погляди, морду-то как дерет.

— Ну, остальные далеко не герои, едва плетутся, — сказал отец. — Тоже ведь досталось.

Федя глядел и глядел. По дороге шли враги. Вот уже сколько лет в играх он бьет этих врагов с самолетов, из танков, косит из пулемета. Какие белые у немцев лица, словно под полом сидели.

На улице заголосила женщина.

— Проклятые! Проклятые! Проклятые! — плакала в голос и рвалась из рук баб-лесников. — Пустите! Хоть одному глаза да выцарапаю! Проклятые! Проклятые!

— Лесник Метелкина, — сказал отец. — У нее мужа недавно убили.

А немцы шли и шли.

— Сколько их! — испугалась мама. — Во всем Старожиловском районе столько мужиков не осталось.

А Федю бил озноб. Этих, за окном, ненавидели все, и все они были теперь как самые последние убогие. Их теперь было жалко.

— Можно им дать хлеба? — спросил вдруг Феликс.

В доме замерли.

— Дело божеское, — сказала бабка Вера. — Это же милостыня.

Федя кинулся на кухню, схватил буханку.

— Я отнесу!

— У конвоира спроси! — крикнула вдогонку мама.

Федя выскочил из дома к колонне. По обочине шел наш солдат с автоматом.

— Можно дать? — спросил его Федя шепотом.

Солдат разрешающе махнул рукой.

Шаг, еще шаг, Федя протягивает хлеб. К хлебу потянулась рука. Взяла. Погладила по голове.

Федя с ужасом отскочил назад к воротам.

— Лучше бы лошадь покормил, она сено корове твоей привезла, — сказал Горбунов.

Федя вспыхнул, но сердца стыд не коснулся. Сердце билось, билось, но не от стыда.

…Только лежа в постели, Федя вспомнил о лисенке. Встал. Отец храпел на весь дом. И мама спала.

Федя потихоньку оделся.

— Ты куда? — спросил Феликс.

— Лисенка поглядеть.

— И я.

— Одевайся.

Ребята натянули штаны, закутались в одеяла и тихонько выбрались из дома.

Луна стояла над крышей Цуриной избы.

Лисенок, измученный за день приходившими глядеть его людьми, спал. Он взвизгнул, подскочил, ударился о брусок клетки, забился в угол, показывая острые клычки.

— Пошли, Феликс! — сказал Федя. — Пошли. Мы ему спать мешаем.

4

Перед школой Федя кормил своего лисенка. В крошечную дверцу просунул миску с молоком и отошел. Лисенок сидел в углу и к еде не подходил.

— Ладно, — сказал Федя. — Я уйду, только ты поешь, пожалуйста.

Он побежал за ранцем, заглянул в кухню, к бабке Вере, затолкал в рот пару теплых картофельных оладушек, запил молоком из кринки.

— Неужели у тебя нет времени позавтракать, как люди! — всплеснула руками бабка Вера.

— Опаздываю! — Федя схватил еще пару оладьев и убежал.

На улице его поджидал Яшка.

— Здорово! — он протянул Феде руку.

— Здорово!

— Не забыл?

— Не забыл, — ответил Федя и стал думать, что же он такое все-таки забыл.

— Взял?

— Нет! — испугался Федя.

— Ладно, все равно на базар пойдем после уроков.

«День рождения Оксаны! Вот что!» — вспомнил наконец Федя и, чтобы не думать о копилке и криках тети Люси и бабки Веры, если они прознают, поскорее перевел разговор.

— Видал, немцев вчера вели?

— Видал, как не видать. Я им соленых огурцов выносил.

— Ты?.. Немцам?

— Какие они теперь немцы? Пленные.

— А я тоже! — обрадовался Федя. — Я им хлеба дал.

— Ребята из рогатки хотели по ним, — вздохнул Яшка, — вот я и вынес огурцов… Не стоят они того, да уж ладно. Будут у нас грехи свои отрабатывать. Такого понатворили.

Яшка говорил, как взрослый, и Федя помалкивал. А в школе ждала радость.

Соседка Федина, Лилька, так и сияла, прикрывая ладошкой рот. Федя поглядел на себя, под партой потрогал пуговицы на ширинке — все было как следует.

И тут вошла в класс Лилькина мама, настоящая учительница Клавдия Алексеевна. Федя сразу догадался, что это — она.

Ах, Клавдия Алексеевна была совсем-совсем некрасивая. Лицо желтое, на щеках мелкая рябь морщин, веки тяжелые, бровей почти не видно, волосы собраны в пучок.

Она стояла перед классом и смотрела на ребят, не на всех сразу, а на каждого по очереди, и каждому говорила:

— Ну, здравствуй, Яша! Управляешься с братишками? — и улыбалась, и Яшка улыбался в ответ:

— Управляюсь, Клавдия Алексевна!

— Ярослав, голубчик! Ты, думаю, уже не только всех русских царей изучил, но и всех князей, а их было видимо-невидимо.

— Я фараонов теперь изучаю! — радостно подскочил Кук и улыбнулся в ответ на улыбку.

И никто свою улыбку не отпускал, и весь класс улыбался.

— Тебе, Федя, хорошо с ребятами? — спросила Клавдия Алексеевна.

— Очень хорошо! — совершенно счастливый, звонко выкрикнул Федя.

И все засмеялись.

Клавдия Алексеевна прошла по рядам, трогая руками кудлатые мальчишечьи и расчесанные девчоночьи головы. Те, кто сидел у стены, придвигались к соседу, подставляя головы, чтобы их ненароком не обошла добрая рука учительницы.

А потом была математика, задача на муторные бассейны, и вот ведь диво: Федя понял — что к чему. Первый раз в жизни понял, как решаются задачки.

Из школы выходили втроем: Яшка, Федя, Кук. Пятиклассники ждали.

— Я за Цурой сбегаю! — сказал Федя.

— Погоди! С крыльца не сходите, я мигом! — Яшка кинулся назад в школу.

Кук стоял, смотрел на верхушки деревьев, словно это ждали кого-то другого.

— А гнезда уже пустые, — сказал он. — Что-то больно рано.

— Наверное, зима холодная будет, — Федя следил за мальчишками. Они чего-то затевали, подавали какие-то знаки в школу.

— Я люблю зиму, — сказал Кук. — Люблю, когда деревья в инее. И когда луна и мороз.

«О чем он бормочет! — закипал потихоньку Федя. — Сейчас ребята бить кинутся, а он про луну».

И точно! Из двери выскочил мальчишка и двумя руками толкнул Кука с крыльца в толпу пятиклассников. Кулаки взвились, но тотчас раздался властный сильный голос:

— Кто его тронет, будет иметь дело со мной.

Мальчишки отпрянули. На крыльце стояла Клавдия Алексеевна.

— Зайцев, Саша! — окликнула она одного из пятиклассников. — Помнишь, мама твоя приходила в школу искать на тебя управу?

— Ну, помню! — мрачно откликнулся Саша Зайцев.

— Ты все помнишь?

Саша промолчал.

— Так вот, если твоим приятелям неймется, ты расскажи им о том, с чего началась наша дружба. Мы ведь друзья?

— Друзья! — совсем не зло отозвался Саша.

5

Федя приоткрыл дверь в комнату — никого. Быстро портфель в угол и — к старому, давно сломанному патефону. В трубе усилителя звука лежали их совместные с Феликсом капиталы. Федя сунул руку, ухватил свернутые трубочкой деньги, подумал, бросил три пятерки назад, чтоб Феликс не больно орал, остальные деньги в карман. Только спрятал — крадущиеся шаги бабки Веры.

— Ты чего? — спросил Федя, резко обернувшись.