Выбор богов - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 14

— Не думаю, — ответил Тэтчер. — Он хотел укрыться в монастыре от грозы. Когда он открыл калитку, ее рванул ветер и она его ударила. Ничего особенного с ним не случилось.

— Это хороший человек, — сказала Вечерняя Звезда, — и очень простой.

Он даже не умеет читать. Считает, что звезды — всего лишь крошечные огоньки, светящиеся в небе. Но ему дано чувствовать дерево…

И замолчала, смутившись, потому что о дереве рассказывать нельзя.

Нужно поучиться следить за тем, что говоришь.

— Мисс, вы знаете его?

— Нет. Я хочу сказать, что не знаю по-настоящему. Сегодня утром я его совсем недолго видела и говорила с ним. Он сказал, что направляется сюда.

Он что-то искал и полагал, что может найти это здесь.

— Все люди что-нибудь ищут, — произнес Тэтчер. — Мы, роботы, совершенно иные. Мы довольствуемся тем, что служим.

Глава 10

— Сначала, — рассказывал Джон Уитни, — я просто путешествовал. Это, конечно, казалось чудесным всем нам, но мне почему-то думается, что мне больше всех. Что человек может свободно передвигаться во вселенной, что он может отправиться, куда только пожелает, казалось волшебством и было выше всякого понимания, а то, что он может это делать сам по себе, без каких-либо механизмов и инструментов, без ничего, кроме своего тела и разума, посредством силы, заключенной в нем самом, а дотоле никому не известной, было просто невероятно, и я использовал эту силу, чтобы снова и снова самому себе доказать, что это в самом деле можно сделать, что это постоянная и неисчезающая способность, которой можно воспользоваться по своему желанию, и что она никогда не утрачивается, и что она наша по праву принадлежности к человеческому роду, а не дана откуда-то извне и не может быть отнята в мгновение ока. Вы никогда не пробовали, Джейсон, ни ты, ни Марта?

Джейсон покачал головой:

— Мы нашли кое-что иное. Возможно, не столь волнующее, но дающее свое собственное глубокое удовлетворение. Любовь к Земле и чувство целостности, неразрывности, ощущение непрерывности жизни, того, что сам являешься ее существенной частью, земная, житейская определенность.

— Пожалуй, я могу это понять, — сказал Джон. — То, чего у меня никогда не было, и я подозреваю, именно его отсутствие и гнало меня все дальше и дальше, когда само удовольствие от путешествия от звезды к звезде несколько потускнело. Хотя новое место по-прежнему может меня взволновать — поскольку нет двух в точности похожих друг на друга мест. Что меня изумляло, что продолжает меня изумлять — это то огромное разнообразие, которое существует на свете, даже на тех планетах, чьи основные черты геологии и истории чрезвычайно сходны.

— Но почему же, Джон, ты так долго ждал? Все эти годы не возвращаясь домой. Не давая нам знать. Ты говорил, что встречался с другими и они тебе сказали, что мы по-прежнему на Земле, мы так ее и не покидали.

— Я думал об этом, — ответил Джон. — Я много раз думал о том, чтобы вернуться домой и встретиться с вами. Но я бы прибыл с пустыми руками, мне нечего было бы представить из того, что я приобрел за все годы странствий.

Не какое-то там имущество, конечно, поскольку мы теперь знаем, что оно в счет не идет. Но ничего, что бы я узнал, ничего нового, что бы я понял.

Горстку рассказов о том, где я был и что видел, только и всего.

Вернувшийся блудный сын, и я…

— Но это было бы не так. Тебя всегда ждал радушный прием. Мы годами тебя ждали и спрашивали о тебе.

— Я не понимаю одного, — сказал Марта, — почему же о тебе не было никаких известий. Ты говоришь, что встречался с другими, а я все время с нашими разговаривала, и никто о тебе не слышал, никогда и ничего. Ты просто бесследно исчез.

— Я был очень далеко, Марта. Гораздо дальше, чем большинство остальных когда-либо забиралось. Я бежал со всех ног. Не спрашивайте почему; порой я сам себя спрашивал и ни разу не нашел ответа.

Вразумительного ответа. Те же, с кем я встречался — всего двое или трое, да и то совершенно случайно, — так же мчались, как и я. Я бы сказал, подобно стайке ребятишек, которые попали в незнакомое чудесное место, где так много интересного, что они боятся что-нибудь упустить, и потому бегут во весь дух, чтобы все посмотреть, и говорят себе при этом, что когда все посмотрят, то вернутся в то единственное место, которое лучше всех, и, возможно, знают, что никогда не вернутся, поскольку, как им кажется, самое лучшее место всегда чуть впереди, и они становятся одержимы мыслью, что если прекратят свой бег, то так его и не найдут. Я понимал, что делаю, и знал, что это глупо, и несколько утешился, лишь встретив тех немногих, таких же, как я.

— Однако же это имело свой результат, — сказал Джейсон. — Ибо ты нашел Людей. Если б ты не забрался так далеко, не думаю, чтобы ты когда-нибудь их нашел.

— Это верно, — ответил Джон, — но у меня не было такой цели. Я просто случайно на них наткнулся. Я о них ничего не слышал, не имел ни малейшего представления, что они там. Я их не разыскивал. Я ощутил Принцип, его и искал.

— Принцип?

— Даже не знаю, Джейсон, как вам рассказать, — в языке не существует нужных слов. Я просто не в состоянии точно объяснить, хотя уверен, что сам довольно хорошо все понимаю. Возможно, никому не дано в точности знать, что это такое. Помнишь, ты сказал, что ближе к центру галактики находится зло. Это зло и есть Принцип. Люди, которых я там встречал, тоже его ощущали и, видимо, кое-что рассказали другим. Однако слово «зло» неверно; в действительности это не зло. Если его ощутить, почуять, почувствовать издалека, то он имеет запах зла, поскольку он так от нас отличается: настолько нечеловеческий, настолько безразличный. По нашим стандартам, он слеп и не наделен разумом, и кажется слепым и неразумным потому, что у него нет ни единого чувства, ни единого побуждения или цели, ни единого мыслительного процесса, который мог бы быть приравнен к деятельности человеческого мозга. В сравнении с ним паук является нашим кровным братом, и разум его находится на одном уровне с нашим. Он там сидит, и он знает.

Знает все, что только можно знать. И знание его выражается в столь нечеловеческих терминах, что мы никогда не смогли бы даже приблизительно понять самый простейший из них. Он находится там, зная все, и знание это столь леденяще верно, что ты бросаешься прочь, ибо нет ничего на свете, что может быть столь точно во всем отражено, никогда не ошибаясь ни на йоту. Я назвал его нечеловеческим, и, возможно, именно эта способность быть столь совершенно правым, столь абсолютно точным и делает его таковым.

Ибо, как бы ни гордились мы своим разумом и пониманием, никто из нас не может искренне со всей уверенностью сказать, что неизменно прав всегда и во всем.

— Но ты говорил, что нашел Людей и что они возвращаются на Землю, — сказала Марта. — Не расскажешь ли ты нам о них побольше, к когда они вернутся…

— Дорогая, — мягко произнес Джейсон, — я думаю, что прежде чем перейти к Людям, у Джона еще есть много, что нам рассказать.

Джон поднялся из кресла, в котором сидел, подошел к залитому дождем окну и выглянул наружу, затем вернулся и остановился перед Джейсоном и Мартой, сидевшими на кушетке.

— Джейсон прав, — сказал он. — Мне нужно рассказать еще кое-что. Я так долго ждал, чтобы кому-нибудь рассказать, с кем-нибудь разделить все это. Возможно, я не прав. Я так долго об этом размышлял, что, быть может, и сам запутался. Я бы хотел, чтобы вы оба меня выслушали и сказали, что вы думаете.

Он снова сел в кресло.

— Попробую изложить все это настолько объективно, насколько смогу. Вы понимаете, что я никогда не видел эту штуку, этот Принцип. Возможно, я даже рядом с ним не был. Но все же достаточно близко, чтобы знать, что он там есть, и чтобы кое-что почувствовать, может быть, не больше, чем любой другой, просто что это за штука. Конечно, я его не понял, даже не пытался его понять, поскольку знал, что я для этого слишком мал и слаб. Возможно, это-то меня больше всего и мучило — сознание своей малости и слабости, и не только своей собственной, но всего человечества. Нечто, уравнивавшее человека с микробом, быть может, даже с чем-то меньшим, нежели микроб.