Брестский мир: Ловушка Ленина для кайзеровской Германии - Бутаков Ярослав Александрович - Страница 5

Однако эти упреки неосновательны. Чтобы отсутствие альтернатив у русского командования стало наглядным, давайте проанализируем обстановку, сложившуюся на фронтах в первый же месяц Мировой войны.

Германия, обоснованно считавшая, что не выдержит долгой войны на два фронта – сразу против Франции и против России, – делала ставку на молниеносный разгром Франции. Почему именно Франции, а не России? Потому что это казалось легче. Трудность (если не невозможность) полного разгрома России была доказана кампанией Наполеона. Во всяком случае, из-за огромных расстояний кампания против России должна была растянуться не на один месяц.

Совсем иное дело – Франция. Маленькие европейские расстояния, на которых к тому же проложены превосходные европейские дороги. В 1870 г. прусская армия уже доходила до Парижа. Тогда на разгром французской армии и преодоление расстояния от границы потребовалось всего полтора месяца. Теперь железных дорог стало больше, сами они сделались лучше, вдобавок появились автомобили, поэтому германские стратеги рассчитывали совершить фланговый марш-маневр через незащищенную территорию Бельгии и выйти к Парижу еще быстрее.

План Шлиффена (начальника германского Генштаба в 1891–1906 гг., разработавшего этот план) осуществлялся с немецкой методичностью. Пройдя Бельгию и разгромив в Арденнском сражении французскую армию, германские войска победным маршем шли на Париж, своим правым крылом охватывая весь французский фронт. Между правым стратегическим флангом немцев и морем не оставалось французских войск, и немцы могли вести охватывающие действия сколь угодно широко. Французское правительство переехало из Парижа в Бордо. Английский экспедиционный корпус во Франции готовился к эвакуации на Британские острова. Положение грозило катастрофой.

Нет необходимости долго объяснять, чем обернулась бы для России капитуляция Франции. Германия получила бы возможность беспрепятственно наращивать свои силы на Восточном фронте, и разгром России становился в этих условиях лишь вопросом времени.

Но разве не было возможности двинуть русские войска в наступление против более слабого противника – Австро-Венгрии, тем самым заставив Германию перебросить свои войска на помощь своему союзнику и ослабить натиск на Францию? Нет, при всем желании Русская армия не могла представлять для Австро-Венгрии опасности, сравнимой с той, что грозила Франции от Германии. Ведь чтобы дойти до Вены или хотя бы до Будапешта, русским войскам надо было занять Галицию, преодолеть Карпаты и Венгерскую равнину. За это время германские войска успели бы несколько раз взять Париж! Этого простого соображения достаточно для объяснения, почему Германия всю войну была далеко не так чувствительна к просьбам Австрии, как Россия – к просьбам Франции. Кажущаяся зависимость русского командования от французского в данном случае – следствие объективных факторов стратегии.

Поэтому решение двинуть Русскую армию в наступление прямо на территорию Германии выглядит единственно оправданным в тот момент с точки зрения как коалиционной стратегии, так и интересов России. А поражение русских войск в Восточной Пруссии нельзя односторонне расценивать только как нашу неудачу, в отрыве от битвы на Марне, завершившейся победой англо-французских войск и крахом германского блицкрига на Западе. Это был несомненный успех для всех союзников, не исключая России.

3 (16) августа 1914 г., точно в срок, две русские армии (1-я под командованием генерала от кавалерии П.К. Ренненкампфа и 2-я под командованием генерала от кавалерии А.В. Самсонова) перешли границу. Высшее руководство осуществляли: главнокомандующий Северо-Западного фронта генерал от кавалерии Я.Г. Жилинский, Верховный главнокомандующий великий князь (двоюродный дядя государя) Николай Николаевич и начальник его штаба генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич. В сражении у Гумбиннена (ныне Гусев Калининградской области РФ) 7 (20) августа 1914 г. 1-я армия разбила и отбросила противостоявшие ей силы 8-й германской армии.

Перипетии Восточно-Прусской операции многократно анализировались в специальной литературе. Почти все авторы отмечают, что у русских войск была полная возможность овладеть всей Восточной Пруссией. Тем более что командующий 8-й германской армией генерал Притвиц уже отдал приказ об эвакуации этой важной области! Однако, видя пассивность 1-й русской армии, не преследовавшей разгромленных немцев, главнокомандующий Восточного фронта генерал Гинденбург и его начальник штаба Людендорф решили перехватить инициативу и разбить русские армии, действия которых не были между собой согласованы, по частям.

Несмотря на то что общие силы русских в Восточной Пруссии примерно в полтора раза превышали немецкие, Гинденбургу удалось стянуть превосходящие силы против 2-й армии Самсонова. Два ее корпуса – 13-й и 15-й – были окружены (16 августа) под Танненбергом (ныне Стембарк в Польше) и после трехдневных ожесточенных боев разгромлены. Генерал Самсонов застрелился. Немцы объявили о взятии 90 тысяч пленных, по нашим источникам потери пленными 2-й армии составили около 60 тысяч. Главная вина за поражение падает, конечно, на высшее командование, не обеспечившее должного взаимодействия обеих армий. Но поскольку великий князь был вне критики, поплатился один лишь главком Северо-Западного фронта Жилинский, в «наказание» посланный представителем России в штаб французского верховного командования. Впрочем, общественное мнение тут же нашло еще одного виновника неудачи – Ренненкампфа (из-за его немецкой фамилии), якобы умышленно не подавшего помощь гибнувшей армии Самсонова. До конца 1914 г. он был тоже отстранен от командования.

Когда русские войска вторглись в Восточную Пруссию, германское командование отправило туда с Западного фронта два с половиной корпуса (они прибыли в Восточную Пруссию уже после завершения боев у Танненберга). Не представляется возможным доказать, что отсутствие именно этих войск стало решающим для исхода битвы на Марне, развернувшейся с 23 по 30 августа (с 5 по 12 сентября н. ст.) 1914 г. В ходе нее германские войска были отброшены от Парижа. Шлиффеновский блицкриг был сорван. Восточно-Прусская операция и битва на Марне – две неразрывные части общей стратегической победы Антанты.

По сути, уже тогда окончательное поражение Германии было предрешено. Но понимание значения совершившегося пришло позднее. А в тот момент Россия была шокирована известиями с фронта. Успех союзной стратегии сыграл с Россией еще одну злую шутку. От России впоследствии стали требовать подобных жертв и тогда, когда общая обстановка их совсем не оправдывала!

Впрочем, довольно скоро победа русского Юго-Западного фронта (главнокомандующий – генерал от артиллерии Н.И. Иванов) в Галицийской битве, длившейся весь август 1914 г., немного смягчила горечь неудачи в Восточной Пруссии. Наши войска заняли древнюю Червонную Русь с ее столицей Львовом. В этих боях противник потерял 336 тысяч человек, наши – 233 тысячи[16]. Австро-венгерская армия была надломлена. Отныне и до конца войны ее стойкость определялась степенью ее усиления германскими частями.

А осенью 1914 г. у России возник еще один фронт.

«Крест на святую Софию!»

По сложившейся у нас традиции, Османскую империю, существовавшую больше пяти веков, принято представлять некоей «империей зла». Россия, начиная с XVII века, много раз воевала с Турцией за избавление своих православных единоверцев и славянских единоплеменников от жестокой власти мусульманских султанов-халифов. В основе русской политики в отношении Турции лежало благородное стремление возвратить древнюю столицу Византии – Царьград-Константинополь, переименованный басурманами в Стамбул, – под скипетр православных государей. Так это веками виделось отсюда.

Османская империя всегда признавала право на свободу вероисповедания всех ее подданных – мусульман, христиан различных церквей, иудеев. Во всех русско-турецких войнах Россия всегда выступала нападающей стороной. Россия активно участвовала во всех международных сговорах, имевших целью расчленение и уничтожение Османской империи. Россия поддерживала сепаратистские движения в Османской империи. Так это не может не видеться оттуда, с турецкого берега.