Дикие карты (сборник) - Снодграсс Мелинда М. - Страница 101

Сквозь прорези маски Сандра видела, как дико блестят его глаза. Он плачет! Почему-то после всех странных событий этой ночи это совсем не показалось ей странным.

Кукольник пришел к заключению, что залог его безопасности — анонимность, видимость непричастности. Ни одна из его марионеток даже не заподозрила, что он управляет ею, не смогла объяснить, что произошло у нее в голове. Все они просто… сорвались. Кукольник лишь подтолкнул их, позволил им пойти на поводу у своих чувств; а уж мотивы к тому, чтобы совершить какое угодно преступление, у его кукол всегда имелись в избытке. Если же они попадались — это уже было неважно.

В тысяча девятьсот шестьдесят первом он, выпускник Гарвардской юридической школы, поступил на престижную работу в одну известную нью-йоркскую адвокатскую фирму. Пять лет спустя, сделав блестящую карьеру адвоката по уголовным делам, он занялся политикой. В шестьдесят пятом его избрали в муниципальный совет Нью-Йорка. С шестьдесят восьмого по семьдесят второй он был мэром, после чего стал сенатором от штата Нью-Йорк.

В тысяча девятьсот семьдесят шестом году он решил, что у него есть шанс стать президентом. Вообще-то он рассчитывал выдвинуться на этот пост году в восьмидесятом, восемьдесят четвертом. Но Национальный съезд демократической партии состоялся в Нью-Йорке в двухсотлетнюю годовщину провозглашения независимости США, и Кукольник понял, что его миг настал. Фундамент уже был заложен.

Он неоднократно прикладывался к той глубокой чаше горечи, которую обнаружил в душе Тома Миллера.

Теперь настало время испить сполна.

Солнце взошло в пелене дыма. Жара обрушилась на город с новой силой, еще более изнурительная, чем прежде. Утро не положило конец насилию. На улицах Джокертауна царил разгром, после ночных беспорядков тротуары были усеяны обломками. Повстанцы вступали в схватки с полицией и солдатами Национальной гвардии, мешая их продвижению по улицам, перегораживая перекрестки перевернутыми машинами, устраивая поджоги, осыпая блюстителей порядка бранью из окон и с балконов. Джокертаун был оцеплен патрульными машинами, джипами и противопожарным оборудованием. Солдаты в тяжелой амуниции встречались на Второй авеню через каждые несколько ярдов. По Кристи-стрит войска подтягивались к Рузвельт-парку, где снова собирались джокеры. Голос Гимли разносился над толпой, горячий, убеждающий джокеров выступить маршем, несмотря на последствия.

Все до единого кандидаты от Демократической партии уже побывали у мятежного квартала — позировали фотографам, устремив суровые озабоченные взоры на обгоревший остов какого-нибудь дома или беседуя с каким-нибудь не слишком обезображенным джокером. Кеннеди, Картер, Юдалл, Джексон, убедившись, что не остались незамеченными, укатили на своих лимузинах обратно в Гарден, где делегаты успели провести два безрезультатных тура голосования. Один Хартманн приехал и остался поблизости от Джокертауна: беседовал с репортерами и безуспешно пытался выманить Миллера из гущи толпы на переговоры.

В полдень, когда температура уже перевалила за сотню, а ветер с Ист-ривер принес в город запах гари, джокеры выступили из парка.

Грегу никогда прежде не приходилось управлять таким количеством кукол сразу. Ключом к ним всем был Гимли, и он ощущал яростное присутствие карлика не более чем в сотне ярдов от него, в толпе джокеров, затопляющей Гранд-стрит. В этом бурлящем котле одного Миллера было недостаточно, чтобы вовремя заставить джокеров повернуть назад. За прошедшие несколько недель Хартманн позаботился о том, чтобы лично познакомиться с лидерами ДСО и обменяться с каждым из них рукопожатием; каждый такой контакт он использовал для того, чтобы проскользнуть внутрь раскрытого перед ним сознания и подготовить пути, которые позволили бы ему проникнуть туда на расстоянии. Эта толпа ничем не отличалась от стада любой скотины — достаточно лишь развернуть в нужном направлении вожаков, а остальные неминуемо последуют за ними. Грег подчинил себе большинство из них: Гаргантюа, Арахиса, Хвастуна, Напильника, еще десятка два других. Некоторых, вроде Сандры Фейлин, он просто сбросил со счетов — вряд ли старуха способна оказывать влияние на толпу. В большинстве его марионеток уже тлел страх: несложно будет воспользоваться этим, усилить эти опасения так, чтобы толпа дрогнула и побежала. Большинство из них были вполне разумными людьми; это противостояние им было нужно не больше, чем всем остальным. К нему их принудила чужая воля — воля Хартманна.

Настала пора повернуть все вспять и проявить себя самым достойным кандидатом. Мнение съезда уже отвернулось от Кеннеди и Картера. Теперь, когда делегаты могли больше не оглядываться на результаты первого тура голосования, они вольны были избрать того кандидата, который был им по вкусу, — в последнем голосовании Хартманн уверенно занял третье место.

Грег улыбнулся, не обращая внимания на нацеленные на него объективы камер. Волнения прошедшей ночи доставили ему такое наслаждение, какого он никогда не думал испытать: эта страсть едва не завладела им полностью, до странности обнажив все его чувства и желания.

Солдаты в оцеплении зашевелились: приближались джокеры. Они растянулись по всей длине Кристи-стрит, выкрикивая лозунги и размахивая транспарантами. Мегафоны изрыгали приказы и ругательства; сенатор различал колкости, которыми джокеры осыпали ощетинившуюся штыками шеренгу солдат. На перекрестке с Деланси он увидел реющий над солдатами панцирь Черепахи; здесь демонстрантов, по крайней мере, сдерживали, не нанося им вреда. Ближе к главным воротам, где, окруженный кольцом охранников, стоял Хартманн, это было не так легко.

Джокеры надвигались, толкая и пихая друг друга; напиравшие сзади подталкивали тех, кто в противном случае мог дрогнуть и повернуть обратно в парк. Солдаты были вынуждены принимать решение: пустить в ход штыки или попытаться не пропускать джокеров дальше, сомкнув цепь. Они выбрали второе. На миг показалось, что ни те, ни другие не могут одержать верх, потом шеренги солдат начали медленно пятиться. Кучка джокеров с воплем прорвалась сквозь шеренгу оцепления и очутилась на улице. Остальные подхватили их крик и хлынули следом. И снова завязались беспорядочные стычки, стихийные и неорганизованные. Хартманн, находившийся на безопасном расстоянии, вздохнул. Чувства его кукол начали накатывать на него, и он прикрыл глаза. Пожелай он только — и он растворился бы в них, с головой погрузился в это бушующее море эмоций и упивался бы ими, пока не пресытился.

Но он не мог ждать так долго. Следовало действовать, пока столкновение не перестало быть столкновением. Сделав знак охранникам, он двинулся к воротам, туда, где улавливал присутствие Гимли.

Сандра шагала вместе с остальными. Когда они миновали главные ворота, женщина снова попыталась было рассказать Миллеру о той странности, которую она уловила в Хартманне прошлой ночью.

— Он считал, что он управляет всем этим. Клянусь тебе, Гимли.

— Все дерьмовые политики так считают, старуха. И потом, мне казалось, он тебе нравится.

— Да, но…

— Слушай, какого дьявола ты вообще здесь делаешь?

— Я здесь потому, что я джокер. Потому, что ДСО — и мое дело тоже, пусть даже я и не согласна с тем, что ты делаешь.

— Тогда заткнись, черт бы тебя побрал. У меня и без тебя дел по горло.

Карлик злобно сверкнул глазами и ушел. Медленным, похоронным шагом они двигались на ожидающих солдат. Сандра видела их между покачивающихся голов тех, кто шел перед ней. Потом солдат заслонила толпа джокеров, стеснившихся у узких ворот: хромые и колченогие, они изо всех сил старались побыстрее преодолеть преграду. Многие из них несли на себе отметины вчерашних боев: перебинтованные головы, руки на перевязи — они демонстрировали их солдатам как знаки отличия.