Настоящее христианство - Райт Том - Страница 24

Но учение Иисуса возмущало не только эту неофициальную группу давления, которая (разумеется) желала вернуть Израиль к верности Торе и видела, что слова Иисуса не вписываются в их схему. Весть о Царстве, как мы могли видеть, звучала как призыв к неповиновению, так что ключевые игроки тогдашней сложной системы власти не могли не обратить на нее внимания. Ирод Днтипа (бледная копия своего отца Ирода Великого, тем не менее человек достаточно жестокий и обладавший властью) в то время носил официальный титул «царя иудейского», и его тень падает на многие страницы евангелий. Однако подлинным центром власти был Иерусалим, где находились знатные священники, управлявшие Храмом. Именно им принадлежала реальная власть. А за ними стояла наивысшая власть Рима, которую осуществлял правитель, опираясь на поддержку стоящих в соседней Сирии военных частей. Когда иудеи во времена Иисуса читали рассказ Даниила о четырех чудовищах, выходящих из моря, чтобы напасть на народ Божий, они считали, что четвертое и самое свирепое чудовище — Рим. А это означало, что наступило время, когда Бог вмешается в течение событий, возьмет власть в свои руки, избавит свой народ и исправит весь мир. Слова Иисуса о Царстве должны были восприниматься именно таким образом.

Но чего же хотел этим добиться сам Иисус? Каких событий он сам ожидал? Зачем впутался в такие великие неприятности? И наконец, почему после его насильственной смерти люди продолжали смотреть на него с надеждой и даже стали видеть в нем воплощение единого истинного Бога?

8. Иисус: избавление и новая жизнь

Иисус обходил Палестину, провозглашая, что Царство Бога, наконец, наступает. Не только словами, но в не меньшей степени и делами он свидетельствовал о том, что древние пророчества исполняются, что история Израиля сбывается в соответствии с ее предназначением, что сам Бог снова начинает действовать, желая спасти свой народ и исправить мир.

И потому, когда Иисус сказал ученикам, что «Сыну Человеческому надлежит много пострадать, и быть убитым, и в третий день восстать», можно с уверенностью сказать, что они услышали слова, перекликающиеся с библейскими пророчествами, о наступлении Царства Бога, о том, что Божье будущее вторгается в настоящее, чтобы выполнить все великие ожидания людей. Они должны были понять, что Иисус здесь, как обычно, говорит загадками и притчами, которые пропитаны Писанием и имеют какой–то совершенно ясный смысл. Но в тот раз они еще не могли точно понять их значение.

И это не должно нас удивлять, поскольку ученики считали Иисуса Мессией Израиля, Помазанником YHWH, Царем, которого все так долго ждали. Вспомните, что слово «Мессия» на еврейском и арамейском языках означает «помазанный»; в переводе на греческий, самый универсальный язык того времени, оно звучит как «Христос». Для первых христиан слово «Христос» звучало не просто как имя, но как титул с весьма специфическим значением.

Не все иудеи того времени ожидали прихода Мессии или связывали с ним свои надежды. Но те, кто его ждал — а таких было много, — связывали с Мессией ряд определенных ожиданий. Что должен он совершить? Он поведет народ в бой с врагами Израиля — точнее, с совершенно конкретными врагами: с римлянами. Он заново отстроит или, по меньшей мере, очистит и восстановит Храм; династия Иродов затеяла реконструкцию Храма именно для того, чтобы укрепить свое царское достоинство. Во дни Мессии история Израиля достигнет своей кульминации, когда будет восстановлена великая, как во времена Давида и Соломона, монархия. Мессия станет представителем Бога для Израиля и представителем Израиля перед Богом.

Эти представления отражены во многих текстах той эпохи, их воплощали некоторые люди, претендовавшие на мессианский титул. Сто лет спустя после смерти Иисуса один из величайших учителей Закона, равви Акиба, провозгласил Симона Бар–Кохбу Мессией. Бар–Кохба чеканил свои монеты, на которых стояли цифры 1, затем 2, затем 3, обозначавшие эпоху его правления, пока его не разбили римляне. На одной из этих монет мы видим изображение Храма, хотя в то время от разрушенного в момент катастрофы 70 года н. э. Храма оставались только развалины. Симон Бар–Кохба мечтал восстановить его и таким образом встать в один ряд с Давидом, Соломоном, Езекией, Иосией, Иудой Маккавеем, Иродом — со всеми иудейскими царями и со всеми строителями или восстановителями Храма. Чтобы это могло совершиться, ему надлежало окончательно разгромить войска язычников. Так что программа Бар–Кохбы точно соответствовала тому, чего народ ожидал от Мессии.

Но почему же ученики считали Мессией Иисуса? Он не руководил вооруженными повстанцами и явно не намеревался этоделать и в будущем (некоторые люди оспаривают такое утверждение, но у них нет никаких убедительных аргументов). Он не говорил о восстановлении Храма. Он даже никогда не обращался к народу с какими–либо определенными речами о значении Храма вообще. Он действовал решительно, и вокруг него собирались толпы народа, однако в тот самый момент, когда люди намеревались провозгласить его царем, он скрылся от них (Ин 6:15). Большинство людей считало его пророком, и этому вполне соответствуют слова и поступки самого Иисуса. Однако его ближайшие ученики видели в нем того, кто больше пророка, и сам Иисус намекает на это, произнося загадочные слова о своем родственнике Иоанне Крестителе. Один из последних пророков Ветхого Завета говорил о том, что пророк Илия снова придет на землю, чтобы подготовить мир к великим грядущим событиям. Вслед за Илией должен был прийти уже сам Мессия. Иисус отождествлял Иоанна с Илией.

Отсюда было несложно сделать вывод о том, кем он считал себя (Мф 11:9–15).

Но ни один человек в ту эпоху не думал, что Мессии предстоит страдание, а тем более — смерть. Скорее, это прямо противоречило обычным представлениям. Мессия должен был повести народ на сражение с врагами Израиля и одержать победу, а не погибнуть от их рук. Вот почему ученики, верившие в то, что их выдающийся вождь был истинным Помазанником Божьим, не могли вообразить, что его слова о смерти и воскресении следовало понимать буквально. Иудеи верили в воскресение, однако думали, что это однажды произойдет со всем народом Божьим, а не с каким–либо одним человеком прежде всех прочих.

Представления Иисуса явно отличались от общепринятых, и здесь–то мы и подходим к самой СУТИ вопроса, как он сам понимал свое призвание. Мы уже говорили (и на это постоянно указывали христиане, читавшие Ветхий Завет новыми глазами) о том, что в центре пророчеств Исайи стоит загадочный «Страдающий раб», в котором продолжает развиваться звучавшая ранее в книге тема царя. Как можно судить по дошедшим до нас источникам, иудеи I века интерпретировали этот образ двумя путями. Одни видели в Рабе именно Мессию, однако думали, что «страдания», о которых говорит Исайя, относятся к врагам Израиля. Другие же считали, что Раб действительно будет страдать, но что именно потому нельзя считать его Мессией.

Иисус как бы творчески соединил эти два понимания, и в результате получилось нечто взрывоопасное.

Раб — это и царь, и страдалец. И этим Рабом станет… сам Иисус. Разумеется, в понимании своего призвания Иисус опирался не только на Исайю, хотя можно смело предположить, что Иисус боролся с этим текстом в своих молитвах и размышлениях не один год. Но именно в центральной части Книги Исайи мы находим то же самое сплетение тем — наступления Царства Бога, обновления творения, которое не в последнюю очередь происходит путем чудесных исцелений, силы Божьего «слова», которое спасает и восстанавливает, окончательной победы над всеми «Вавилонами» мира и самого Раба Господня, — которое удивительным образом повторяется в евангелиях. Иногда окулист помещает перед нашим глазом целый набор оптических стекол, чтобы мы смогли читать буквы на экране, — подобным образом нам следует держать в голове все эти темы, чтобы ясно понять, что думал Иисус о своем призвании и почему он так думал.