Выпуск II. Том 10 - Кристи Агата - Страница 22

– О да, – согласилась Пэт. – Я, как ты говоришь, вполне акклиматизировалась.

Она постаралась, чтобы голос ее не звучал тоскливо. То ли весь мир состоит из плутов, то ли ей просто везет на эту породу людей?

Эту высокую длинноногую девушку нельзя было назвать красивой, но она, безусловно, была обаятельной – живой нрав и доброе сердце делали свое дело. Она была грациозна и стройна, особый шарм ей придавали чудесные каштановые волосы, блестевшие на солнце. Она напоминала холеную, благородных кровей кобылицу – возможно, сыграло свою роль ее длительное общение с лошадьми.

Да, про плутовство в мире скачек ей было хорошо известно. Теперь, значит, предстоит встреча с плутовством в мире финансов. Впрочем, ее свекор, которого она пока не знала лично, был, по крайней мере с точки зрения закона, столпом нравственности и морали. Все эти люди, хваставшие, как ловко они «провернули дельце», в одном были друг на друга похожи: технически они всегда оставались в рамках закона. И все же ей казалось: ее любимый Ланс, пусть в прошлом однажды и переступивший черту, был наделен честностью, большинству этих удачливых ловкачей не свойственной.

– Я не хочу сказать, – продолжал Ланс, – что он мошенник, нет, такого нет и в помине. Но как сорвать куш, он знает.

– Иногда, – сказала Пэт, – мне кажется, что я их ненавижу – тех, кто знает, как сорвать куш. Однако ты его любишь, – добавила она. Не спрашивая, а утверждая.

Ланс задумался над ее словами, потом с удивлением ответил:

– Знаешь, дорогая, наверное, ты права.

Пэт рассмеялась. Повернув голову, он взглянул на нее. Чуть прищурился. Какая она все-таки прелесть! Он ее обожал. Ради нее игра стоила свеч.

– В каком-то смысле, – сказал он, – ехать туда страшно. Городская жизнь. В пять часов восемнадцать минут – дома. Такая жизнь не по мне. Мне как-то уютнее среди изгнанников и банкротов. Но, наверное, приходит время, когда надо бросать якорь. А если мы будем вместе, это принесет мне радость. Раз уж старик пошел на мировую, не воспользоваться этим просто грех. Я здорово удивился, когда получил от него письмо… Чтобы Персиваль замарал свою репутацию – уму непостижимо! Но доложу тебе, Перси всегда был себе на уме.

– Боюсь, – заметила Патриция Фортескью, – что твой брат Персиваль мне вряд ли понравится.

– Я не хочу тебя против него настраивать. Просто мы с Перси никогда не ладили – только и всего. Я свои карманные деньги просвистывал, он складывал. У меня были друзья с сомнительной репутацией, но все люди занимательные, Перси заводил «полезные связи». Мы были с ним как две противоположности. Я всегда считал его недотепой, а он… знаешь, иногда мне кажется, что он меня просто ненавидел. Сам не знаю почему…

– А я, кажется, понимаю…

– Правда, дорогая? Ты у меня такая сообразительная. Знаешь, меня всегда занимала одна мысль… мысль фантастическая, но…

– Какая? Говори.

– А вот какая: не Персиваль ли подстроил всю эту историю с чеком – когда старик турнул меня из дому и рвал на себе волосы, что раньше дал мне долю в фирме и, стало быть, не мог лишить меня наследства. Ведь самое забавное в том, что этот чек я не подделывал. Хотя был случай, когда я выбрал из кассы все деньги и поставил их на лошадку. Я тогда был уверен на все сто, что выиграю, и, в конце концов, деньги эти принадлежали мне. А вот чек я не подделывал. Сам не знаю почему мне пришла в голову эта дурацкая идея, будто это дело рук Персиваля.

– Но ему-то какая выгода? Ведь чек был выписан на твое имя.

– Тебе непонятно. Вроде бы он тут ни при чем, не так ли?

Пэт резко вскинула голову.

– Ты хочешь сказать, он тебя подставил, чтобы тебя вытурили из фирмы?

– Мысли такие были. Мерзко все это. Ну да ладно. Интересно, что скажет старина Перси, когда увидит, что блудный сын вернулся. Вот уж выпучит свои тусклые вареные виноградины!

– Он знает, что ты приезжаешь?

– Не удивлюсь, если и слыхом не слыхивал. У старика, знаешь ли, своеобразное чувство юмора.

– Чем твой брат так прогневил отца?

– Самому интересно. Чем-то он старика здорово зацепил. Я по отцовским письмам понял.

– Когда ты получил от него первое письмо?

– Четыре… нет, пять месяцев назад. Напустил туману, но одно я понял четко – он предлагал мне раскурить трубку мира. «Твой старший брат во многом оказался несостоятельным». «Ты отдал дань молодости, пора и остепениться». «Могу тебе обещать, что в деньгах ты не прогадаешь». «Буду рад видеть тебя и твою жену». Знаешь, дорогая, мне кажется, тут немалую роль сыграл наш с тобой брак. Отцу польстило, что я женился на девушке, стоящей на социальной лестнице выше меня.

Пэт засмеялась.

– Это на какой же ступеньке? Аристократы, они же – подонки общества?

Он ухмыльнулся.

– Вот-вот. Только у подонков общества, в отличие от аристократов, начисто отсутствует порода. Ты еще увидишь жену Персиваля. «Передайте, пожалуйста, консервы», – или рассказ о том, как ей проштемпелевали письмо – ничего умнее от нее не услышишь.

На сей раз Пэт не засмеялась. Она задумалась о женщинах, с которыми ей придется общаться. Эту сторону вопроса Ланс во внимание не принимал.

– А твоя сестра? – спросила она.

– Элейн? Она ничего. Была совсем девчонкой, когда я уехал из дому. Восторженная энтузиастка, хотя, возможно, уже повзрослела. Ко всему относится очень серьезно.

Характеристика была не очень обнадеживающей. Пэт спросила:

– Она тебе совсем не писала… после того, как ты уехал?

– Я не оставил адреса. Да она бы все равно не стала писать. Дружной семьей нас не назовешь.

– Вижу.

Он искоса взглянул на нее.

– Что, не по себе стало? Из-за моей семьи? Чепуха. Жить с ними под одной крышей мы не будем. Купим где-нибудь уютный домик. Лошади, собаки, все такое.

– Но пять часов восемнадцать минут все равно останутся.

– Для меня – да. Каждый день в город и назад, при полном параде. Но ты не беспокойся, радость моя, – прекрасных уголков природы хватает и вокруг Лондона. В последнее время во мне проснулся финансист. Сказывается наследственность – по обеим линиям.

– Свою маму ты ведь совсем не помнишь?

– Она всегда казалась мне поразительно старой. Собственно, она и была старой. Когда родилась Элейн, ей было под пятьдесят. Обожала носить побрякушки, вечно лежала на диване и любила читать мне разные истории про рыцарей и их дам, которые нагоняли на меня жуткую скуку. «Королевские идиллии» Теннисона. Наверно, я ее любил… Она была какая-то… бесцветная, что ли. Сейчас, из настоящего, я это понимаю.

– Похоже, особенной любовью ты не пылал ни к кому, – неодобрительно отозвалась Пэт.

Ланс взял Пэт за руку и стиснул ее.

– Я люблю тебя.

Глава 7

Инспектор Нил все еще держал в руках бланк телеграммы, когда услышал: к парадному входу подкатила машина и остановилась, легкомысленно взвизгнув тормозами.

– Это, должно быть, миссис Фортескью, – предположила Мэри Доув.

Инспектор Нил шагнул к двери. Краешком глаза он заметил, что Мэри Доув потихоньку испарилась из комнаты. Было ясно, что в предстоящей сцене она участвовать не желает. Поразительные такт и скромность, равно как и полное отсутствие любопытства. Любая женщина на ее месте осталась бы, подумал про себя инспектор Нил.

Тут он обнаружил, что сюда же из глубины холла идет дворецкий Крамп. Значит, подъехавшую машину услышал и он.

Машина оказалась двухместным спортивным «Роллс-Бентли». Из нее вышли двое и направились к дому. Когда они подошли ко входу, дверь открылась. Удивленная Адель Фортескью воззрилась на инспектора Нила.

Он мгновенно определил, что перед ним стоит очень красивая женщина, воздал должное и шокирующей реплике Мэри Доув: «Секс из нее так и прет». Что ж, с этим трудно не согласиться. Фигурой и осанкой она походила на белокурую мисс Гросвенор, но если мисс Гросвенор была роскошной снаружи и респектабельной изнутри, Адель Фортескью прямо-таки ослепляла роскошью. Ее сексуальность заставляла трепетать, поражала своей откровенностью. Без обиняков заявляла каждому мужчине: «Вот я перед вами. Настоящая женщина». Адель Фортескью словно вся состояла из секса, он пронизывал ее слова, движения, даже дыхание, но при всем этом в глубине ее глаз таилось что-то коварное, оценивающее. Да, подумал инспектор, мужчин Адель Фортескью любит, но деньги – еще больше.