Выпуск II. Том 2 - Кристи Агата - Страница 81

Тут стояла мисс Джонсон. Она, видимо, не слышала, как я поднималась. И только когда я подошла к ней вплотную, она меня заметила.

Я сразу поняла, что с ней что-то неладно.

Она стояла, глядя в пространство остановившимся взглядом, и лицо у нее было ужасное. Будто видит перед собою что-то, во что невозможно поверить.

Я была потрясена. Помните, на днях она тоже была не в себе? Но тут что-то совсем другое.

— Голубушка, — сказала я, — что с вами? Она повернула голову и уставилась на меня невидящим взглядом.

— Что с вами? — повторила я. Гримаса исказила ее лицо, будто она хочет сглотнуть, но у нее сдавило горло.

— Я все поняла. Только что.

— Что именно? Скажите. Вы что-то видели? Она сделала над собой усилие, пытаясь взять себя в руки, но тщетно. Выглядела она все равно ужасно.

— Я поняла, как можно проникнуть сюда так, что никто не догадается.

Я проследила за ее взглядом, но ничего не увидела.

В дверях фотолаборатории стоял мистер Рейтер, отец Лавиньи шел через двор. И больше ничего.

В недоумении я обернулась к ней — она не отрываясь смотрела на меня каким-то отрешенным взглядом.

— Ей-богу, — сказала я, — не понимаю, о чем вы. Может быть, вы объясните? Но она покачала головой.

— Не сейчас. Позже. Как же мы сразу не поняли? Мы должны были понять!

— Если бы вы мне сказали… Она снова покачала головой.

— Я должна все как следует обдумать.

Она прошла мимо меня и нетвердыми шагами стала спускаться по лестнице.

Я не последовала за ней — было слишком очевидно, что она этого не хочет. Я села на парапет и попыталась разобраться, но ничего у меня не получалось. Во двор можно проникнуть только одним способом — через ворота. Я огляделась. За воротами, держа под узды лошадь, стоял бой-водовоз и болтал с поваром-индийцем. Пройти мимо них незамеченным было просто невозможно.

Я в растерянности помотала головой и пошла вниз по лестнице.

Глава 24

Убийство входит в привычку

Этим вечером все мы рано разошлись по своим комнатам. За обедом мисс Джонсон держалась почти так же, как обычно. Правда, взгляд у нее был какой-то ошеломленный и раза два на вопросы, обращенные к ней, она отвечала невпопад.

Да и все мы чувствовали себя за обедом как-то неуютно. Вы скажете, что после похорон это естественно. Но я знаю, что говорю.

Еще совсем недавно во время наших трапез мы могли быть и молчаливыми и подавленными, но тем не менее за столом царила дружеская атмосфера. Мы сочувствовали доктору Лайднеру в его горе, и у нас было ощущение, что все мы в одной лодке.

Но сегодня вечером мне вспомнилось мое первое чаепитие, когда миссис Меркадо не спускала с меня глаз и мне казалось, что вот-вот случится что-то непоправимое.

В тот день, когда мы сидели за обедом во главе с мосье Пуаро, я тоже испытала нечто подобное, только, пожалуй, гораздо сильнее.

Сегодня же это чувство особенно остро владело нами. Все были взвинчены, нервничали, все были на грани срыва. Казалось, упади на пол ложечке — и раздастся вопль ужаса.

Как я уже сказала, мы рано разошлись в тот вечер. Я почти тотчас легла. Последнее, что я слышала, проваливаясь в сон, был голос миссис Меркадо у самой моей двери, желающей доброй ночи мисс Джонсон.

Уснула я сразу же, утомленная и нервным напряжением, и, пожалуй, в еще большей степени моими дурацкими упражнениями в комнате миссис Лайднер, и проспала тяжело, без сновидений несколько часов.

Проснулась как от толчка, с ощущением надвигающейся беды. Кажется, меня разбудил какой-то звук. Я села в постели и прислушалась. Вот он повторился снова.

Ужасный, отчаянный сдавленный стон.

В мгновение ока я соскочила с кровати и засветила свечку. Прихватив фонарик на тот случай, если свечу задует, я вышла во двор и прислушалась. Звук раздавался где-то совсем рядом. Вот снова — из комнаты, соседней с моей.., из комнаты мисс Джонсон.

Я поспешно вошла к ней. Она лежала на кровати, тело ее содрогалось в конвульсиях. Поставив свечу, я склонилась над ней. Губы у нее шевелились, она пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался лишь пугающий свистящий хрип. Мне бросилось в глаза, что углы рта и кожа на подбородке у нее обожжены и покрыты серовато-белой пеной.

Взгляд ее перебежал с моего лица на стакан на полу, выпавший, очевидно, у нее из рук. На светлом ковре, там, куда он упал, ярко алели пятна. Я подобрала стакан, провела внутри него пальцем и тут же отдернула руку. Потом осмотрела рот несчастной мисс Джонсон.

У меня не осталось никаких сомнений насчет того, что произошло. Намеренно или нечаянно она хлебнула кислоты.., соляной или щавелевой, не знаю.

Я бросилась к доктору Лайднеру, а он разбудил всех остальных. Мы хлопотали около мисс Джонсон, изо всех сил стараясь облегчить ее страдания, но я понимала, что наши усилия тщетны. Испробовали крепкий раствор соды, потом оливковое масло. Чтобы унять боль, я ввела ей под кожу сульфат морфия.

Дэвид Эммет помчался в Хассани за доктором Райли, но до его прибытия все уже было кончено.

Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что отравление концентрированным раствором соляной кислоты (а это была именно она) приводит к самой мучительной смерти, какую только можно себе представить.

Когда я склонилась над ней, чтобы ввести морфий, она опять попыталась что-то мне сказать. С ее губ сорвался ужасный мучительный стон.

— Окно, — едва выдавала она, — мисс Ледерен, окно…

Но — увы! — ничего больше она сказать не смогла и вскоре впала в забытье.

Никогда не забуду эту ночь. Приехал доктор Райли. Потом капитан Мейтленд. И наконец на рассвете появился Эркюль Пуаро.

Это он, ласково взяв меня под руку, отвел в сторону, усадил и подал чашку горячего крепкого чая.

— Ну вот, mon enfant[106], — сказал он, — так-то лучше. А то вы совсем выбились из сил. И тут я разразилась слезами.

— Так ужасно, — всхлипнула я. — Кошмар какой-то. Какие страшные мучения! А ее глаза… О мосье Пуаро.., ее глаза…

Он легонько похлопал меня по плечу. Даже женщина не смогла бы сделать все это лучше.

— Ну-ну, будет, не надо об этом. Вы сделали все, что могли.

— Это ведь кислота?

— Да, концентрированный раствор соляной кислоты.

— Которой они очищают керамику?

— Да. Вероятно, мисс Джонсон со сна выпила ее. Правда.., может быть, она нарочно…

— О, мосье Пуаро, что вы такое говорите!

— В конце концов, нельзя исключать и эту возможность. Вы не согласны?

Я на минуту задумалась, потом решительно тряхнула головой.

— Не могу поверить. Нет, не могу, — и, немного замявшись, добавила:

— Кажется, вчера она кое-что обнаружила.

— Как вы говорите? Что-то обнаружила? Я слово в слово пересказала ему наш странный разговор на крыше.

Пуаро тихонько присвистнул.

— La pauvre femme![107] Стало быть, она сказала, что хочет хорошенько все обдумать… Да? И тем самым подписала себе смертный приговор. Если бы только она рассказала тогда сразу же… Повторите-ка еще раз ее слова.

Я повторила.

— Стало быть, она поняла, как можно проникнуть сюда так, что никто не догадается? Давайте поднимемся на крышу, мисс Ледерен, и вы покажете мне, где она стояла.

Мы поднялись по лестнице, и я показала ему то место.

— Значит, так? — сказал он. — И что же я вижу? Половину двора.., ворота, двери чертежной, фотолаборатории и химической лаборатории. А кто-нибудь был тогда во дворе?

— Отец Лавиньи шел по двору к воротам и мистер Рейтер стоял в дверях фотолаборатории.

— Все-таки не понимаю, как можно проникнуть во двор так, чтобы никто не видел. А она поняла… Sacre nom d'un chien-va![108] Что же она могла увидеть? — нетерпеливо воскликнул он.