Выпуск 1. Том 9 - Кристи Агата - Страница 20

На щеках мисс Брент вспыхнули красные пятна. Спицы застыли в ее руках.

— Это возмутительно! — сказала она.

Безжалостный тихий голос продолжал:

— Когда мы вернулись в комнату, вы, мисс Брент, склонились над миссис Роджерс.

— Неужели обыкновенная жалость — преступление? — спросила Эмили Брент.

— Я хочу установить факты, и только факты, — продолжал судья. — Затем в комнату вошел Роджерс — он нес коньяк, в который он, конечно, мог подсыпать снотворное до того, как вошел. Миссис Роджерс дали коньяку, и вскоре после этого муж и доктор проводили ее в спальню, где Армстронг дал ей успокоительное.

— Все так и было. Именно так, — подтвердил Блор. — А значит, от подозрений освобождаются: судья, мистер Ломбард, я и мисс Клейторн, — трубным ликующим голосом сказал он.

Пригвоздив Блора к месту холодным взглядом, судья пробормотал:

— Да ну? Ведь мы должны учитывать любую случайность.

— Я вас не понимаю. — Блор недоуменно уставился на судью.

— Миссис Роджерс лежит у себя наверху в постели, — сказал Уоргрейв. — Успокоительное начинает действовать. Она в полузабытьи. А что если тут раздается стук в дверь, в комнату входит некто, приносит, ну, скажем, таблетку и говорит: «Доктор велел вам принять это». Неужели вы думаете, что она бы не приняла лекарство?

Наступило молчание. Блор шаркал ногами, хмурился. Филипп Ломбард сказал:

— Все это досужие домыслы. Никто из нас еще часа два-три не выходил из столовой. Умер Марстон, поднялась суматоха.

— К ней могли наведаться позже, — сказал судья, — когда все легли спать.

— Но тогда в спальне уже наверняка был Роджерс, — возразил Ломбард.

— Нет, — вмешался Армстронг. — Роджерс был внизу — убирал столовую, кухню. В этот промежуток кто угодно мог подняться в спальню миссис Роджерс совершенно незаметно.

— Но ведь к тому времени, доктор, — вставила мисс Брент, — она должна была уже давно заснуть — она приняла снотворное.

— По всей вероятности, да. Но поручиться в этом я не могу. До тех пор, пока не пропишешь пациенту одно и то же лекарство несколько раз, не знаешь, как оно на него подействует. На некоторых успокоительное действует довольно медленно. Все дело в индивидуальной реакции пациента.

Ломбард сказал:

— Что еще вам остается говорить, доктор? Вам это на руку, так ведь?

Армстронг побагровел. Но не успел ничего сказать, снова раздался бесстрастный недобрый голос судьи.

— Взаимными обвинениями мы ничего не добьемся. Факты — вот с чем мы должны считаться. Мы установили, что нечто подобное могло произойти. Я согласен, процент вероятности здесь невысок, хотя опять же и тут многое зависит от того, кем был этот «некто».

— Ну и что это нам даст? — спросил Блор.

Судья Уоргрейв потрогал верхнюю губу, вид у него был до того бесстрастный, что наводил на мысль: а подвластен ли он вообще человеческим чувствам.

— Расследовав второе убийство, — сказал он, — мы установили, что ни один из нас не может быть полностью освобожден от подозрений. А теперь, — продолжал он, — займемся смертью генерала Макартура. Она произошла сегодня утром. Я прошу всякого, кто уверен, что у него или у нее есть алиби, по возможности кратко изложить обстоятельства дела. Я сам сразу же заявляю, что у меня алиби нет. Я провел все утро на площадке перед домом, размышлял о том невероятном положении, в котором мы очутились. Ушел я оттуда, только когда раздался гонг, но были, очевидно, какие-то периоды, когда меня никто не видел, — и в это время я вполне мог спуститься к морю, убить генерала и вернуться на свое место. Никаких подтверждений, что я не покидал площадку, кроме моего слова, я представить не могу. В подобных обстоятельствах этого недостаточно. Необходимы доказательства.

Блор сказал:

— Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистером Армстронгом. Они подтвердят.

— Вы ходили в дом за канатом, — возразил Армстронг.

— Ну и что? — сказал Блор. — Я тут же вернулся. Вы сами это знаете.

— Вас долго не было, — сказал Армстронг.

— На что, черт побери, вы намекаете? — Блор налился кровью.

— Я сказал только, что вас долго не было, — повторил Армстронг.

— Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужом доме моток каната.

— Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга? — обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.

— Разумеется, — подтвердил Армстронг. — То есть Ломбард отходил на несколько минут. А я оставался на месте.

Ломбард улыбнулся:

— Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушу при помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.

— Это правда. — Армстронг кивнул. — Для убийства явно недостаточно.

— Кто-нибудь из вас смотрел на часы? — спросил судья.

— Н-нет.

— Я вышел из дому без часов, — сказал Ломбард.

— Минуты две — выражение весьма неточное, — ядовито заметил судья и повернул голову к прямой, как палка, старой деве, не отрывавшейся от вязанья.

— А вы, мисс Брент?

— Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этого я сидела на площадке, грелась на солнце.

— Что-то я вас там не видел, — сказал судья.

— Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, с восточной стороны: там нет ветра.

— Вплоть до ленча?

— Мисс Клейторн?

— Утро я провела с мисс Брент, — последовал четкий ответ. — Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила с генералом Макартуром.

— В котором часу это было? — прервал ее судья.

На этот раз Вера ответила не слишком уверенно:

— Не знаю, — сказала она, — за час до ленча, а может быть, и позже.

Блор спросил:

— Это было до того, как мы разговаривали с генералом или позже?

— Не знаю, — сказала Вера. — Он был какой-то странный, — она передернулась.

— А в чем заключалась его странность? — осведомился судья.

— Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца. Он меня напугал… — понизив голос, сказала Вера.

Судья кивнул.

— А потом что вы делали? — спросил он.

— Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, поднялась на гору. Я весь день не могла найти себе места.

Судья Уоргрейв потрогал подбородок.

— Остается еще Роджерс, — сказал он. — Но я не думаю, что его показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.

Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного не сообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Перед ленчем подал коктейли, затем поднялся наверх — перенести свои вещи с чердака в другую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что, когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.

Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Судья Уоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: «Теперь он произнесет заключительную речь».

— Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельства этих трех смертей, — начал судья. — И если в некоторых случаях отдельные лица не могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человека нельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, я твердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один — опасный преступник, а скорее всего еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Нам надо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи, а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде), какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность — сейчас нам больше ничего не остается.

Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход из создавшегося положения он видит. Предупреждаю, чтобы все были начеку. До сих пор убийце было легко выполнить свою задачу — его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне наша задача — подозревать всех и каждого. Осторожность — лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотел сказать.