Выпуск 1. Том 8 - Кристи Агата - Страница 71

– А потом Краддок заболел сибирской язвой?

– Да я думаю, она у него уже была. Хозяйка ухаживала за ним очень, но он умер. На похоронах были такие восхитительные венки.

– А потом? Доктор Робертс приходил потом в дом?

– Нет, не приходил. Ну и любопытный! Что это вы так на него? Я вам говорю, ничего не было. Если бы было, он бы на ней женился, когда хозяин умер, ведь верно? А он так и не женился. Не такой дурак. Он ее хорошо раскусил. Она, бывало, звонит ему, только все никак не заставала. А потом она продала дом, нас уволила, а сама уехала за границу, в Египет.

– И вы за все это время не видели доктора Робертса?

– Нет. Она – да, потому что она ходила делать эту, – как это называется? – дезактивацию, что ли… ну, против брюшного тифа.[125] Она вернулась, у нее потом вся рука разболелась от этого. Если хотите знать, он тогда и дал ей ясно понять, что ничего не выйдет. Она ему больше не звонила и уехала очень веселая, накупила кучу платьев, и все светлых тонов, хотя была середина зимы, но она сказала, что там жара и все время будет светить солнце.

– Правильно, – подтвердил сержант О’Коннор. – Я слышал, там иногда бывает очень жарко. Она ведь и умерла там. Я думаю, вам и об этом известно?

– Нет. Неужели? Вот не знала. Надо же представить такое! Ей, может быть, было хуже, чем я думала, бедняжечка! – сказала Элси и со вздохом добавила: – Интересно, куда подевались эти ее восхитительные наряды? Там они все чернокожие, им эти платья ни к чему.

– Я понимаю, что вы нашли бы им применение, – сказал сержант О’Коннор.

– Нахал! – возмутилась Элси.

– Что ж, вам больше не придется терпеть моего нахальства, – сказал сержант О’Коннор. – Фирма посылает меня по делам.

– И далеко отправляетесь?

– Наверно, за границу, – сказал сержант.

Элси скисла.

И хотя она не знала известного стихотворения лорда Байрона[126]«Я не любил газели милой…», оно очень точно отражало в данный момент ее настроение. Она подумала: «Смешно, по-настоящему привлекательные мужчины всегда готовы сбежать в любую минуту. Хорошо, что у меня есть Фред».

Действительно хорошо, ибо внезапное вторжение сержанта О’Коннора в жизнь Элси не оставило неизгладимого следа. Фред, может быть, даже выиграл.

Глава 17

Свидетельство Роды Доз

Рода Доз вышла из «Дебнемза»[127] и стояла, задумавшись, на тротуаре. Лицо ее отражало борьбу. Это было очень живое лицо, выдававшее малейшие оттенки настроения.

В этот момент ее явно одолевали сомнения: «Стоит или нет? А хотелось бы… Но, может быть, лучше не надо…»

Швейцар спросил с надеждой:

– Такси, мисс?

Рода покачала головой.

Полная сияющая женщина, отправившаяся пораньше «прошвырнуться по магазинам ради Рождества», с ходу налетела на нее, но Рода продолжала стоять как вкопанная. Она пыталась принять решение.

Обрывки мыслей проносились у нее в голове.

«В конце концов, почему бы и нет? Она меня просила, но, может быть, она всем так говорит… Из вежливости… В конце концов, Энн не захотела идти вместе со мной. Она ясно дала понять, что хочет пойти с майором Деспардом к поверенному одна… Почему бы ей не сходить? Конечно, трое – уже толпа… И потом, это не мое дело… Неужели мне так хочется увидеть майора Деспарда?.. Хотя он симпатичный… Я думаю, он, наверное, влюбился в Энн. Мужчины не станут себя утруждать, если у них нет… Их доброта – это всегда не просто так…» Мальчик-посыльный наткнулся на Роду.

– Извините, мисс, – сказал он с упреком.

«Ой, – подумала Рода. – Не могу же я проторчать здесь весь день. Вот дура, не могу решиться… Думаю, пиджак с юбкой будут ужасно милы. Коричневый подойдет лучше, чем зеленый? Нет, пожалуй, нет. Ну, идти или не идти? Половина четвертого. Время вполне подходящее, не подумают, будто бы я пришла поесть за чужой счет или еще что-нибудь подобное. Шла мимо и решила заглянуть».

Она решительно перешла через улицу, повернула направо, потом налево по Харли-стрит[128] и наконец остановилась у многоквартирного дома, который миссис Оливер с легкостью окрестила «типичной частной лечебницей».

«Ну не съест же она меня», – рассудила Рода и нырнула в подъезд.

Квартира миссис Оливер была на последнем этаже. Служитель в униформе быстро поднял ее на лифте и высадил на нарядный новый коврик перед ярко-зеленой дверью.

«Страх-то какой… – подумала Рода. – Хуже, чем к дантисту. Но надо теперь довести дело до конца».

Розовея от смущения, она позвонила.

Дверь открыла пожилая прислуга.

– Э-э… могу ли я… миссис Оливер дома? – пробормотала Рода.

Прислуга отступила в сторону. Девушка вошла. Ее провели в гостиную, где был полный беспорядок.

– Простите, как мне доложить о вас?

– А… мисс Доз… мисс Рода Доз…

Роде показалось, прошло целое столетие, но на самом деле – около двух минут. Горничная вернулась.

– Пройдите, мисс, сюда.

Зардевшись еще сильнее, Рода последовала за ней. Она прошла коридор, повернула за угол, и перед нею открылась дверь. С содроганием Рода вступила куда-то, что с первого, испуганного взгляда показалось ей африканским лесом.

Птицы, масса птиц: зеленые попугаи, попугаи ара,[129] птицы, неизвестные орнитологам,[130] заполняли все уголки и закоулки, казалось, девственного леса. И среди разгула этой птичьей и растительной жизни Рода различила обшарпанный кухонный стол с пишущей машинкой, разбросанные по всему полу листки машинописного текста и миссис Оливер, – волосы у нее были в диком беспорядке, – поднимающуюся с расшатанного стула.

– Дорогая моя, как я рада вас видеть, – сказала миссис Оливер, протягивая руку, испачканную копиркой, и пытаясь второй рукой пригладить волосы – процедура совершенно бессмысленная.

Со стола упал задетый ее рукой бумажный кулек, и по всему полу запрыгали, покатились яблоки.

– Ничего, дорогая, не беспокойтесь, кто-нибудь их потом подберет.

Едва дыша Рода разогнулась с пятью яблоками в руках.

– О, спасибо. Не надо снова укладывать их в кулек, он, кажется, здорово порвался. Положите их на камин. Вот правильно. Теперь присаживайтесь. Давайте побеседуем.

Рода принесла еще один расшатанный стул и уставилась на хозяйку дома.

– Послушайте, мне ужасно неудобно. Не помешала ли я вам? – спросила Рода, затаив дыхание.

– И да и нет, – ответила миссис Оливер. – Как видите, я работаю. Но этот мой отвратительный финн совсем запутался. Он сделал какое-то страшно умное заключение о тарелке фасоли, а сейчас только что обнаружил смертельный яд в начинке из шалфея с луком для гуся на Михайлов день,[131] а я как раз вспомнила, что фасоль к Михайлову дню уже не продают.

Захваченная интригующей возможностью стать свидетелем творческого процесса, Рода едва дыша произнесла:

– Она могла быть консервированной.

– Конечно, могла бы, – сказала миссис Оливер с сомнением. – Но это сильно нарушило бы весь замысел. Я вечно вру что-нибудь, когда мне нужно писать про сад или огород. Люди пишут мне, что цветы у меня в романах рассажены совсем неправильно – как будто это имеет значение, – во всяком случае, в лондонских магазинах они чувствуют себя отлично – в букетах.

– Конечно, не имеет значения, – преданно глядя на миссис Оливер, сказала Рода. – О, миссис Оливер, должно быть, так здорово быть писателем.