Дорога на космодром - Голованов Ярослав - Страница 35

Вы читаете эти строки, а перед глазами Алексей Леонов, первый землянин, познавший открытый космос. Как странны его движения, осторожные и беспомощные, нарушавшие все земные привычки, словно приснившиеся в фантастическом сне. Белые одежды его и черный фильтр гермошлема то ярко высвечивались солнцем, то прятались в тень космического корабля. Чудесная одежда берегла космонавта и от жара солнца, и от холода пустоты, и от излучений космоса. «Она облегает все тело с головой, непроницаема для газов и паров, гибка, не массивна, не затрудняет движений тела; она крепка настолько, чтобы выдержать внутреннее давление газов, окружающих тело, – и снабжена в головной части особыми плоскими, отчасти прозрачными для света, пластинками, чтобы видеть… Она соединяется с особой коробкой, которая выделяет под одежду непрерывно кислород в достаточном количестве. Углекислый газ, пары воды и другие продукты выделения тела поглощаются в других коробках». Это опять Циолковский. Все обдумал, все прикинул и обосновал. В чем разница с реалиями 1965 года? Ужели только в том, что ранец системы жизнеобеспечения называет он коробками, фал – цепочкой, а выпуклый светофильтр гермошлема – плоской пластиной? Конечно, Феоктистов прав: бездна труда разделяет рукопись Циолковского и скафандр Леонова. Разделяет? Нет, соединяет!

Так представлял себе К. Э. Циолковский движение человека в мире невесомости и, как видите, даже предложил свою схему выхода в открытый космос.

Циолковский советовал:

«…следует употребить как регулятор горизонтальности маленький, быстро вращающийся диск, укрепленный на осях таким образом, чтобы его плоскость могла всегда сохранять одно положение, несмотря на вращение и наклонение снаряда. При быстром, непрерывно поддерживаемом вращении диска (гироскоп) его плоскость будет неподвижна относительно снаряда». Это же тот самый гироскоп, без которого немыслимы сегодня полеты самолетов и ракет. – сердце приборных отсеков!

«…Маленькое и яркое изображение солнца меняет свое относительное положение в снаряде, что может возбуждать расширение газа, давление, электрический ток и движение массы, восстановляющей определенное направление». – иными словами, Циолковский предлагает ориентировать корабль в пространстве по солнцу, то есть так же, как был ориентирован, например, гагаринский Восток.

Циолковский предлагает установить в горячем потоке газов специальные графитовые рули: графит способен выдержать их высокую температуру. Много лет спустя Вернер фон Браун делает такие рули на своей ракете Фау-2.

Циолковский предполагает, что, кроме космических скафандров, «заключающих аппараты для дыхания», возникнет необходимость в космических «жилищах, оторванных от общей их массы» – читай: в ракетных капсулах. Перед вами лунный модуль американского корабля «Аполлон».

Циолковский охлаждал взрывную трубу своего космического корабля компонентами топлива, защищал ее тугоплавкими и жаропрочными веществами. – и это взято на вооружение и широко применяется в современном ракетном двигателестроении. Он же предложил использовать в качестве окислителя жидкий кислород. Это было сделано в самом начале XX века. Чтобы вы поняли революционность и смелость этой мысли, я процитирую специальную книжку по ракетной технике, изданную в год смерти Константина Эдуардовича: «Если учесть еще то, что кислород является сжиженным газом с весьма низкой температурой кипения, с чем связаны большие неудобства при его использовании, а также и то, что при горении в чистом кислороде развиваются весьма большие температуры, действующие разрушительно на материальную часть двигателя, то станет ясным, что жидкому кислороду как окислителю для ракетных двигателей уделяли до сих пор больше внимания, чем он того заслуживает».

Уже летали реальные ракеты, а конструкторы не видели того, что увидел Циолковский, когда конструкторов этих еще на свете не было. И ведь опять он оказался прав – самыми замечательными космическими победами обязаны мы жидкому кислороду.

И, может быть, самое главное: Циолковский ясно показал в своих расчетах, что летать в космос надо на многоступенчатой ракете, и предложил проекты «космических ракетных поездов», которые Сергей Павлович Королев назвал «замечательными и грандиозными» проектами.

Француз Дамблан сумел получить в 1936 году патент на «реактивные снаряды, заряд топлива в которых распределен на нескольких ступенях сгорания, состыкованных по оси ракеты», в то время, как книжка Циолковского «Космические ракетные поезда» была издана за семь лет до этого.

Схемы пилотируемых космических кораблей К. Э. Циолковского.

Мы с вами рассматривали грандиозную панораму космонавтики, нарисованную Циолковским с расстояния чересчур близкого, интересовались деталями, разглядывали отдельные мазки. Но ведь это действительно панорама, это стройная теория космического полета, подкрепленная математическими доказательствами. Подведя своеобразный итог работам предшествующего двадцатилетия, Константин Эдуардович публикует в 1903 году самую главную работу своей жизни: «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Один из пионеров советской космонавтики, Герой Социалистического Труда, профессор Михаил Клавдиевич Тихонравов так сказал об этой книге: «Труд Циолковского можно назвать почти всеобъемлющим. В нем для полетов в космическом пространстве была предложена ракета на жидком топливе, причем указана возможность использования электрореактивных двигателей, впервые изложены основы динамики полета ракетных аппаратов, рассмотрены медико-биологические проблемы продолжительных межпланетных полетов, указана необходимость создания искусственных спутников Земли и затем орбитальных станций, отмечено научное и народнохозяйственное значение космических аппаратов и, наконец, рассмотрено социальное значение всего комплекса космической деятельности человека. Такого труда ни до, ни после Циолковского не появлялось».

Как же так случилось, что глухой с детства человек, по существу, самоучка, книжник, в светелке маленького деревянного домика, вдали от университетов и институтов, скромнейший школьный учитель, вдруг преподал человечеству такой урок фантастического научного предвидения? Я ходил по калужскому домику, с педантичностью истового экскурсанта разглядывал модели и инструменты, часы и слуховые трубки, выписывал имена с корешков книг на полках, искал ответ. В общем-то, есть ответ – гений. Но что это такое?

Необыкновенное уважение к своему труду, сознание нужности, важности и значимости своей работы. Отказов и хулительных отзывов, которые Циолковский получал на свои статьи, хватило бы и на десятерых. И эти десятеро забросили бы свои проекты. Циолковский не забросил. «Мы, наученные историей, должны быть мужественней и не прекращать своей деятельности от неудач, – писал он, – Надо искать причины и устранять их».

Это не декларация – так он жил.

При внешней медлительности, почти болезненной застенчивости он был стоек и необыкновенно мужествен. У обелиска покорителям космоса в Москве сидит решительный, устремленный вперед каменный Циолковский. Он не был внешне таким. Таким был его дух. Юношей, раскритиковав всеми признанный «вечный двигатель», он вступил на тропу войны с лжеавторитетами. В своей убежденности он не боялся выглядеть смешным – достоинство среди людей редчайшее. Обыватели «рвали животы», глядя на учителя, который в ветреную погоду залезал на крышу с какими-то картонными моделями или рассматривал звезды в подзорную трубу. Он сносил все эти насмешки, липкая молва узколобых не могла загрязнить, замутить его убежденности.

Он не боялся мечтать – это тоже черта гения. Масштабы его умственных построений не страшили его. Окружающая его действительность не могла пригнуть, принизить его мечты. Он не опасался, что они ударятся о низкий потолок его калужского домика. «Человек во что бы то ни стало должен одолеть земную тяжесть и иметь в запасе пространство хотя бы Солнечной системы». Я подчеркнул слова, из которых ясно – на меньшее он не согласен. Вот, наверное, все это и есть гений. Таким он и был.