Магистраль вечности - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 4

Он, наверное, разглагольствовал бы на ту же тему и дальше, но его прервала Нора, триумфально вынырнувшая из кухни с блюдом баранины. Поставив блюдо перед Тимоти, она суетливо заспешила назад к плите. Остальные поторопились занять свои места за столом, а Тимоти принялся нарезать седло барашка ломтями, орудуя ножом и вилкой в своем обычном стиле, то есть священнодействуя.

Дэвид пригубил портвейн. Вино было действительно превосходным, тут Хорас оказался прав. Что ж, в бытовых мелочах, например в том, чтобы выбрать бутылку портвейна, Хорас мог оказаться прав – закон средних чисел подразумевает, что изредка прав бывает любой глупец.

Довольно долго они ели в молчании. Затем Хорас благопристойно вытер губы салфеткой, кинул ее обратно себе на колени и заявил:

– Меня порядком беспокоит наш аванпост в Нью-Йорке двадцатого века. Не доверяю я этому Мартину. Вот уже который месяц пытаюсь вызвать его на связь, а прохвост не отвечает.

– Может, он куда-нибудь временно отлучился, – предположила Эмма.

– Если он уехал, – не унимался Хорас, – то как наш доверенный, он обязан был известить нас. С ним там эта женщина, Стелла. В его отсутствие могла бы ответить она.

– А может, она уехала вместе с ним, – сказала Эмма.

– Не имела права. Пост нельзя оставлять без присмотра ни на минуту.

– По-моему, – вмешался Дэвид, – это не лучший для нас выход – пытаться связаться с ним во что бы то ни стало. Сеансы связи надо бы свести к минимуму просто ради предосторожности.

– В этом отрезке времени, кроме нас, нет никого, кто владеет межвременной техникой, – заявил Хорас. – Подслушивать некому.

– Я бы за это не поручился, – сказал Дэвид.

– Подслушивают нас или нет, какая разница! – воскликнула Эмма, как всегда выступая в роли робкого миротворца. – Нет никакого смысла портить ужин спорами на эту тему.

– Этот Мартин избегает общения с нами, – посетовал Хорас. – От него не дождешься никаких сообщений…

Тимоти положил нож и вилку на тарелку, намеренно звякнув сильнее обычного. И провозгласил:

– Допустим, мы не знаем этого человека и не вполне ему доверяем, и все же он, наверное, соображает, как ему поступать. Ты, Хорас, делаешь из мухи слона.

– Я встречался с ним и со Стеллой несколько лет назад, – сказал Дэвид, – когда ездил в Нью-Йорк двадцатого века за книгами для Тимоти. Помнишь, – обернулся он к самому Тимоти, – именно тогда я привез винтовку и дробовик для твоей коллекции…

– Прекрасные экземпляры, – похвалил Тимоти.

– Но я никак в толк не возьму, – резко заметила Эмма, – зачем держать их постоянно заряженными? Добро бы только эти два ружья, а то все без исключения. Заряженное ружье рано или поздно выстрелит…

– Все должно быть в полном комплекте, – объявил Тимоти. – Думаю, даже ты способна оценить принцип комплектности. Патроны – неотъемлемая часть любого оружия. Без патронов ружье – не ружье.

– Не понимаю я подобного объяснения, – высказался Хорас. – И никогда не понимал.

– Но я-то вовсе не о ружьях собирался сказать! – внес поправку Дэвид. – Извините, что вообще упомянул о них. Я только хотел рассказать вам о Мартине и Стелле. Я же останавливался у них и провел с ними несколько дней…

– И как они тебе показались? – поинтересовалась Инид.

– Мартин – угрюмый тип. Крайне неприветливый. Говорил очень мало, а когда говорил, старался ничего не сказать. Да я и видел его нечасто и то мельком. У меня сложилось впечатление, что мой визит ему не по нутру.

– А Стелла?

– Тоже неприветлива, но на свой стервозный манер. Все разглядывала меня исподтишка, притворяясь при этом, что я ее ни капельки не интересую.

– Кто-нибудь из них двоих опасен? Я имею в виду опасен для нас?

– Нет, не думаю. Просто с ними неуютно.

– Мы стали слишком самодовольными, – произнесла Эмма робким голоском. – Все у нас шло гладко столько лет, что мы поневоле впали в заблуждение, что так будет всегда. Хорас среди нас единственный, кто по-прежнему начеку. И постоянно чем-нибудь занят. Сдается мне, что и остальные, чем критиковать его, лучше бы нашли себе какое-нибудь полезное занятие.

– Тимоти занят не меньше Хораса, – возразила Инид. – Не бывает и дня, чтоб он не копался в книгах или не разбирался в том, что собрали для него другие. А кто собрал? Дэвид, выезжавший в Лондон, Париж и Нью-Йорк, не побоявшийся покидать Гопкинс Акт ради сбора информации…

– Что ж, дорогая, это, может, и так, – откликнулась Эмма, – а ты сама чем занята, скажи на милость?

– Милые родственники, – взял слово Тимоти, – не стоит придираться друг к другу. Инид делает никак не меньше, чем остальные, а то и больше.

Дэвид бросил взгляд на Тимоти, восседавшего во главе стола, спокойного и красноречивого, и в который раз поразился тому, как удается брату ладить с Эммой и ее хамоватым мужем. Сколько бы его ни провоцировали, Тимоти никогда не повышал голоса. Лицо, окаймленное жидкой седенькой бородкой, напоминало святого, а главное – он неизменно являл собой голос разума перед лицом любых бурь, налетавших на семейный корабль.

– Чем препираться, кто вкладывает больше стараний в преодоление мелких трудностей, – произнес Дэвид, – лучше бы признаться, что никто из нас не сделал ничего серьезного для решения проблемы по существу. Почему бы не сказать себе прямо и честно: мы беженцы, мы забились сюда и прячемся в надежде, что нас не найдут? Но нет, мы не хотим в этом сознаться, хоть и не смогли бы придумать ничего другого даже перед лицом собственной гибели…

– А может, кто-то из нас уже нащупывает путь к решению? – заявил Хорас. – И даже если нет, есть же и другие, кто ищет верный ответ. В Афинах, в плейстоцене…

– Вот именно, – подхватил Дэвид. – Мы, Афины, плейстоцен и Нью-Йорк, если Мартин со Стеллой все еще там. И сколько же нас наберется вместе взятых?

– Не стоит забывать, – ответил Хорас, – что нами счет не исчерпывается, должны существовать и другие группы. Три наши общины – по сути четыре осведомлены друг о друге. Но должны быть и другие, связанные между собой так же тесно, как наша четверка, но тем не менее не знающие ни о нас, ни о большинстве других. Это же логично! Революционеры – а мы в известном смысле революционеры – испокон веков разделялись на конспиративные ячейки, и одна ячейка знала о других не больше, чем было совершенно необходимо.

– Со своей стороны, – повторил Дэвид упрямо, – я продолжаю считать, что мы просто-напросто беженцы, улизнувшие из своей эпохи.

К этому моменту с бараниной было покончено. Нора забрала пустое блюдо, а затем вернулась и водрузила на центр стола дымящийся сливовый пудинг. Эмма не замедлила придвинуть пудинг к себе.

– Оказывается, он уже нарезан, – сообщила она. – Передавайте мне свои десертные тарелки. Для желающих найдется и подливка.

– Сегодня я, когда бродил по полям, повстречал Колючку, – сказал Дэвид. – Он, как обычно, играл в свою глупую игру-попрыгушку.

– Бедный Колючка, – высказался Тимоти. – И угораздило же его забраться сюда вместе с нами! Он же тогда просто заглянул в гости, но оказался с нами в минуту отправления. Хоть он и не член семьи, но бросить его было бы негоже. Надеюсь, ему с нами хорошо…

– По всем признакам, он чувствует себя неплохо, – заметила Инид.

– Вряд ли мы выясним, хорошо ему или нет, – объявил Хорас. – Ему же не дано говорить с нами.

– Он понимает больше, чем мы подозреваем, – сказал Дэвид. – Не надо заблуждаться, воображая, что он глуп.

– Колючка – инопланетянин, – констатировал Тимоти. – Жил в соседнем семействе на правах домашнего любимца – нет, это не вполне точно, но состоял с ними в каких-то отношениях. В те дни многие земляне вступали в отношения с пришельцами, и характер таких отношений было не всегда легко понять. По крайней мере, для меня они так и остались загадкой.

– С Генри все было иначе, – заметила Инид. – Он из нашей собственной семьи. Может, родство и дальнее, но он все равно из наших. И отправился с нами, в сущности, добровольно.