Магистраль вечности - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 23

Времялет приземлился на склоне чуть ниже вершины высокого горного кряжа. По верху кряжа двигалась толпа, и именно от толпы исходил шум – невнятный шелест многих голосов, звучащих одновременно. Налево и направо, насколько хватал глаз, по кряжу двигались люди. Плотность движения была неравномерной: толпа то сгущалась в сплошную массу, то распадалась на небольшие группы, встречались и путники, бредущие поодиночке. Но все двигались, двигались в одном направлении, целеустремленно и не спеша.

И рядом с ними – именно рядом, а не вместе, словно составляя почетный эскорт процессии, – двигались разные диковинные фигуры. Одни были внешне человекоподобными, другие вовсе не напоминали людей, но все были живыми и все перемещались – ползли, извиваясь, как змеи, или выгибаясь, как гусеницы, катились, сновали бешеными зигзагами, шагали, как на ходулях, плыли над землей, а иные летели в полном смысле слова.

У Инид перехватило дыхание: она уяснила себе, из кого состоит этот эскорт. Человекоподобные были роботами, да и среди других, не похожих на людей, роботы, несомненно, составляли добрую половину.

Остальные были инопланетяне. Во времена, которые она должна бы считать родными, на планете развелось множество инопланетян, поддерживающих с землянами странные, зачастую непостижимо странные отношения, – но собственное ее племя, отселенцы, старалось иметь с пришельцами как можно меньше общего.

Она не испытывала желания отходить далеко от времялета и все же сделала несколько шагов вверх по склону, поближе к процессии, бредущей своим неспешным, несуразным маршем. Почва здесь, близ вершины кряжа, отличалась упругой сухостью, и сам кряж был по-своему величав – земля, казалось, привстала на цыпочки в попытке дотянуться до самого неба. А небо было бездонно синим – более синего ей не доводилось видеть за всю жизнь, и ни единое облачко не осмелилось запятнать его. Сильный, устойчивый ветер трепал полы ее плаща. Ветер дышал резкой свежестью, словно вобрал в себя холод и пустоту необозримых просторов, зато солнце, стоящее почти в зените, радовало теплом. Под ногами шелестела трава, отнюдь не дикая, а ухоженная и подстриженная. Вдоль гребня кое-где росли деревья, и каждое кренилось, каждое было обточено ветром, который дул здесь, наверное, из века в век, пока не подчинил деревья своей воле.

Никто не обращал на Инид ни малейшего внимания. Какое бы действо ни происходило здесь, ее появление на происходящее никак не повлияло. Что же это за действо? – поневоле спросила себя Инид. Какое-то ритуальное шествие, или религиозное паломничество, или, возможно, иной обряд древнего мифологического происхождения? Все ее догадки, конечно же, одинаково бездоказательны. Вмешиваться ни к чему, а быть может, и опасно, – хотя со стороны процессия казалась невосприимчивой к любому вмешательству. В движении чувствовалась целеустремленность, оно имело какой-то смысл и назначение.

Над самым ее ухом вдруг прозвучал голос:

– Вы хотите присоединиться к нам, леди?

Она дернулась в испуге и круто обернулась. Рядом стоял робот. Очевидно, его приближения не было слышно из-за ветра. Он был человекоподобным и в высшей степени цивилизованным, без следа механической вульгарности. Разумеется, он оставался машиной, это было заметно с первого взгляда. Но в то же время в нем странным образом ощущалась человечность и, более того, благородство. Его лицо и тело были классически человечными, и он был украшен со вкусом, каждая металлическая деталь несла на себе неглубокий спокойный орнамент, заставивший Инид вспомнить изящную насечку на дорогих ружьях из коллекции Тимоти. На плече робот нес цельную ободранную свиную тушу, а под мышкой – большой, туго набитый мешок, по-видимому, с зерном.

– Прошу извинить меня, леди, – продолжал робот. – Я никоим образом не хотел вас испугать. Приблизившись к вам сзади, я хотел издать какой-нибудь звук, дабы оповестить о себе, но, понимаете ли, ветер… На ветру просто ничего не слышно.

– Спасибо тебе за предупредительность, – ответила Инид. – Ты действительно испугал меня, но хорошо что не очень сильно. Нет, я не намерена присоединяться к вам. По правде говоря, я даже не представляю себе, что тут происходит.

– Массовая галлюцинация, – заявил робот довольно резко. – То, что вы видите, – это новый поход Дудочника Пайдпайпера. А вы, леди, не ровен час, знакомы с древней легендой про Дудочника?[4]

– Ну конечно, знакома, – отозвалась Инид. – Я читала про Дудочника в одной из книг, которые мой брат откопал в прошлом. Этот Дудочник выманил своей музыкой из деревни всех детей…

– Здесь в точности то же самое, – подхватил робот. – Все идут в поход, как за Дудочником, с той только разницей, что Дудочника нет и в помине. А все эти инопланетяне виноваты…

– Но если Дудочника нет, за кем же они идут?

– Подверженные обману чувств, что навеян, по моему убеждению, инопланетянами, они следуют за собственными мечтами. Каждый за своей, исключительно за своей. Я уж втолковывал им, втолковывал, и все другие роботы тоже, но они игнорируют нас и слушают только мерзких пришельцев…

– Но если так, зачем ты здесь? И не ты один, тут множество других роботов…

– Кто-то же должен позаботиться о людях. Кто-то должен защитить их от самих себя. Они снялись и пошли без всякого пропитания, без еды, и без воды, и без одежды, потребной для защиты от холода и от сырости. Вы видите поросенка у меня на спине? Видите мешок с провизией, который я прижимаю к боку? Я попрошайничаю у сельских жителей, добываю где и сколько могу. Уверяю вас, леди, это отнюдь не та миссия, за которую робот моего класса с присущей ему честностью и восприимчивостью возьмется с искренней охотой. И тем не менее таков мой долг, потому что мои дурные хозяева заворожены своими нелепыми мечтаниями и пренебрегают даже первоочередными жизненными потребностями. Кто-то должен быть с ними рядом и опекать их…

– Где же завершится этот поход? Что будет с людьми дальше? Чем все это кончится?

– Поистине не ведаю, – ответил робот. – Могу лишь уповать на лучшее. Возможно, такое уже случалось где-либо и когда-либо, но у нас на Земле ничего подобного ранее не бывало. Как бы я ни любил своих хозяев, но, прошу у вас прощения, люди подчас представляются мне самой беспечной и безрассудной формой всего живого. Знаете, леди, мне от роду много столетий, а прочитанные мной книги охватывают период неисчислимой деятельности. Согласно историкам былых эпох, человечество отличалось беспечностью и безрассудством всегда, но мне кажется, что раньше безрассудство шло от глупости и упрямства, а ныне оно стало для людей источником радости. И если безрассудство радует и приносит счастье, то это, по-моему, высшая извращенность, какую только можно себе представить.

– Мне надо над этим подумать, – сказала Инид. – Не исключено, что ты прав.

Извращенность, повторила Инид про себя. Неужели человечество действительно пало жертвой собственной извращенности и добровольно свело к нулю все ценности, завоеванные столь тяжко и на протяжении более чем миллиона лет выстроенные в логическую систему? Неужели ни с того ни с сего, без какой бы то ни было причины можно было отвернуться от всего, что составляло самую основу человечества? Или, быть может, люди впали во второе детство, сбросили со своих плеч возраст как опостылевшую ношу и вернулись вспять к эгоизму детей, которые играют и резвятся, не задумываясь ни о последствиях, ни об ответственности?

– Если у вас есть настроение подняться туда и посмотреть на них поближе, – заявил робот, – можете сделать это без опасения. Примите мои уверения, что опасаться совершенно нечего. Они совсем безобидные люди, только, увы, глупые.

– Возможно, я последую твоему совету.

– Или еще лучше – если вы располагаете временем, пожалуйте к нам вечером, когда мы обратимся к трапезе. Кроме моих хозяев, ради такого случая мы пригласим несколько избранных, наименее омерзительных инопланетян. Будет жареная свинина и свежеиспеченный хлеб, а может, и иная снедь, какую раздобудут мои коллеги. Не бойтесь оказаться незваным гостем – приглашаю вас от имени моей семьи. Когда наступает вечер, все семьи собираются в своем кругу и поглощают пищу, какую им предложат их роботы. Вам, наверное, понравится моя семья. Не считая этого дурацкого представления, во всем остальном они прекрасные люди. Питаю надежду, что их безумие скоро закончится.