Неоспоримая любовь (ЛП) - Шиэн Мэдэлин - Страница 4

В конце концов, когда я вернулась к его словам, я кивнула.

Он провел костяшками пальцев по моей щеке и встал. Я взяла его обратно за руку, и мы продолжили прогулку. Дьюс курил, а я показывала на удивительно большие тыквы.

— Ты когда-нибудь смотрела «Это огромная тыква, Чарли Браун»[7]? — спросил Дьюс, — Этот придурок всегда меня смешит.

Я решила, что тоже очень люблю этого придурка, Чарли Брауна, и должна непременно посмотреть все, что найду о нем, как только доберусь до дома.

— Ты собираешься переодеваться в костюм на Хэллоуин, дорогая?

— Еще не решила, — ответила я ему, — Хэллоуин — тот еще праздник. Раз в год можно переодеться и притвориться кем-то или чем-то, не имеющим к тебе отношения. Другой такой возможности не будет. Не хочется, чтобы все пошло наперекосяк, понимаешь? Нужно выбирать осторожно, чтобы потом остались великолепные воспоминания, а не сожаления.

Дьюс остановился и посмотрел на меня.

— И кем ты подумываешь быть?

— Майя Энджелоу[8], - тут же ответила я, — или Элеонора Рузвельт[9].

Он подавился дымом.

— Но, — поспешно продолжила я, — чтобы переодеться в Майю Энджелоу, мне нужно как-то сделать кожу черной, не оскорбив при этом афроамериканское сообщество. Наверное, я все-таки остановлюсь на Элеоноре Рузвельт. Но я не имею в виду ничего такого. Майя была потрясающей женщиной.

— Сколько тебе лет? — спросил он резко, постукивая себя кулаком по груди.

— Двенадцать.

— Двенадцать?

В замешательстве он покачал головой.

— Я подумал, что ты очаровательный и умный ребенок, когда впервые встретил тебя, но теперь я в этом точно уверен.

Я покраснела. Дьюс — Президент, учитывая смерть его брата, «Всадников Ада» — считал, что я умная. Что могло быть круче?!

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Тридцать, дорогая, — он посмотрел сверху вниз на меня, поморщив нос, — староват?

Я пожала плечами.

— Папе тридцать семь. И он все еще классный.

Его глаза были близки к тому, чтобы полезть на лоб.

— Давай-ка уточним. Тебе двенадцать, скорей всего на Хэллоуин ты оденешься Элеонорой Рузвельт, и ты считаешь, что твой старик классный?

Я кивнула.

— Вот черт, — он снова покачал головой, ухмыляясь.

У меня внутри что-то рухнуло. Он смеялся надо мной.

Я выдернула свою ладонь и скрестила руки на груди.

— Я знаю, что я странная. В школе мне все это говорят. Все кроме моей подруги Ками. Они ненавидят музыку, которую я слушаю, потому что она старая. Они ненавидят мою одежду, потому что она мальчишечья. Они все считают меня уродом. Ну, давай, скажи это. Ты тоже думаешь, что я такая?

Дьюс встал на колени передо мной.

— Дорогая, ты не странная. Тебе двенадцать. И они не ненавидят тебя, даже близко нет. Девчонки завидуют, потому что ты чертовски очаровательна. Парни остаются парнями — пытаются флиртовать, но понятия не имеют, как это делается.

Ты чертовски очаровательна.

— Очаровательна?

Его губы искривились в усмешке.

— Всего двенадцать, а уже закидываешь удочки. Да, дорогая, ты очаровательна. Станешь красивой однажды. Любой парень рядом с тобой будет счастливей, чем свинья, валяющаяся в дерьме.

Я ухмыльнулась. Кто бы подумал, что слова свинья и дерьмо, использованные в одном предложении, могут сделать девушку блаженно счастливой?

— Вот так, — сказал он тихо, — вот это мне нравится видеть. Нет ничего лучше, чем очаровательная улыбающаяся девочка.

Я смотрела на него, он смотрел сверху вниз на меня. Его твердый взгляд смягчился, и я ощутила мягкость и слабость в своем теле. Что-то происходило со мной, что-то важное, почти монументальное.

Сдвиг — от ребенка к подростку. Хотя я этого и не поняла, пока не стала старше, что случилось и почему это случилось. Стоя здесь посреди тыквенного поля, я точно знала одно — я изменилась бесповоротно. И причиной тому был этот мужчина.

— ЕВА! ЧТО ЗА НАХЕР!

Я повернулась. Фрэнки несся прямо к нам, пиная на своем пути несчастные, ни в чем неповинные тыквы.

— Прекрасно, — я простонала, — Фрэнки нашел меня.

— Твой парень? — спросил Дьюс, с интересом наблюдая за тем, как Фрэнки теряет самообладание.

Я закатила глаза.

— Фуу! Он мне, как брат.

Длинные темные волосы Фрэнки были растрепаны, его карие глаза потемнели, выдавая растущую ярость. Всего пятнадцать лет, а он уже почти шесть футов ростом, и телосложением с квоттербека[10]. Он не был таким огромным, как Дьюс, но станет однажды.

— Я тебя знаю? — прошипел Фрэнки, останавливаясь всего в нескольких дюймах от Дьюса.

Дьюс поднял брови и ухмыльнулся.

— Нет, малыш. Боюсь, не имел удовольствия познакомиться раньше.

Фрэнки ненавидел, когда его называли малышом, особенно в моем присутствии. Я заметила, что его руки сжались в кулаки.

Дьюс больше не улыбался.

— Хочешь вляпаться? Я не проглатываю все это дерьмо от взрослых, и, будь уверен, не проглочу от такого мудака, как ты, прикидывающегося взрослым, только для того, чтобы стянуть с девчонки трусы.

Я закрыла глаза. Дьюс не знал Фрэнки и не был в курсе, что он просто пытается впечатлить меня, что это было обычное для него поведение.

Не дожидаясь, пока Фрэнки кинется на Дьюса и останется в итоге с надранной задницей, я встала между ними и положила руки Фрэнки на грудь.

— Я потеряла тебя, — сказала я торопливо, — искала тебя везде и не могла найти. Я попросила Дьюса помочь мне поискать тебя.

Фрэнки обнял меня и его крепкое тело обмякло, соприкоснувшись с моим. Одна его рука потерялась в моих волосах, другая крепко обнимала талию.

— Извини, — он пробормотал, — я просто думал… я не знал… ты должна оставаться рядом со мной. Я ни хрена не способен защитить тебя, если не знаю, где ты. Если с тобой что-то случится, малышка, я сдохну. Не могу без тебя в этом мире. Блять, меня сводит с ума даже мысль о том, что ты можешь уйти.

— Фрэнки, — прошептала я, — тебе надо перестать беспокоиться. Со мной ничего не случится, и я никогда тебя не покину.

***

Дьюс колебался, оставляя Еву наедине с этим маленьким чокнутым говнюком. Но, похоже, она была единственным человеком, способным влиять на него. И он оставил ее разбираться с этим самой.

Он знал таких, как Фрэнки, когда рос. Ударенные на голову, никому неподконтрольные, слетавшие с катушек в секунды и не доживавшие обычно до своего тридцатилетия.

Дать ему право на клуб в будущем было огромной ошибкой со стороны Проповедника. Он сам не понимал, насколько сильна была его любовь к этому мальчишке. В тот момент, когда сраные проблемы полезут одна за другой, а они полезут, как и всегда, ему будет нужен сильный лидер, чтобы вести клуб дальше.

— Давай, потрогай ее за сиськи.

Дьюс остановился рядом с захудалым сараем на границе фермы.

— Или лучше трахни ее.

— Проповедник убьет тебя, если узнает.

Он замер. Маленькие засранцы говорили о Еве.

— Я не боюсь Проповедника. К тому же она тут единственная сучка, которую уже можно трахать.

— Она же блять страшная. Ну, не считая ее сисек, да, у этой сучки отличные сиськи. Я бы трахнул ее просто, чтоб посмотреть на них.

Дьюсу будто махнули красной тряпкой. Он был в бешенстве. Еве двенадцать лет. Да, сиськи у нее уже были. Сиськи двенадцатилетней девочки. А этим уебкам уже по шестнадцать или семнадцать лет. Он щелкнул суставами на пальцах и шагнул в сарай.

Пять мелких говнюков расселись, привалившись к пустым лошадиным загонам, и курили, изображая из себя взрослых парней.

— Дьюс, — сказал один из говнюков, — в чем дело, приятель?

Он не ответил, просто приблизился к первому из них и пнул его в лицо, затем двинулся к следующему. Держа за шиворот говнюка номер два, он плюнул ему в лицо, наградил ударом в живот и отбросил в сторону.